Ванечка и цветы чертополоха
Шрифт:
«Так вот какой ты, Тимофей Глухов, на самом деле!» — подумала она и потребовала вслух:
— Обещай не изменять, не предавать!
— Обещаю!
Он всё ещё тяжело дышал ей в лицо.
— Обещай не драться, не грубить!
— Обещаю!
— Быть честным, разговаривать со мной!
— Да. Обещаю!
— И больше никого… никогда… — тихо, с дрожью и слезами в голосе, потребовала она.
— Никогда! — одна слеза выкатилась у него из глаза и побежала по щеке.
— Я беру тебя в мужья, Тимофей Глухов, пусть мне это и нелегко. Я без тебя тоже не могу. Я люблю тебя, чёртов выскочка, дрянная башка. Я чуть с ума не сошла за эту неделю. И где тебя только носило?
— На работу устраивался.
Она прильнула к его груди. Как же хорошо было просто говорить с ним! Он снова прижал её к дереву.
— Ты мне тоже кое-что пообещай. — Вид у него был очень серьёзный. — Быть иногда покорной. Ты же ведь всё-таки баба, хоть и старше меня!
Он сверкнул улыбкой, и они вместе засмеялись.
— Обещай! Обещай, я сказал! — потребовал он с улыбкой, но очень настойчиво, когда они отсмеялись.
— Хорошо! — сказала она.
— Что?
— Ну, обещаю. Обещаю.
— Подожди меня здесь. Я вёдра спрячу.
Он её отпустил и побежал обратно по лесной дороге. Через пару минут он появился перед ней с другой стороны дерева. Он взял её одну руку и положил себе на вздымающуюся грудь под рубашку. Она робко улыбнулась, гладя его горячую, скользкую от пота кожу.
— Целуй же меня уже! — шумно выдохнул он.
Она куснула его за шею и получила такой же ответ. Они резвились, как дети, покусывая друг друга, и так не по-детски распалились, дойдя до настоящих поцелуев, что опять раскровили Тимофею нижнюю губу. Сладкие поцелуи с примесью крови! Вся их любовь сладко-горькая, со слезами на глазах, очень сильная, жгучая и мучительная! Марья Антоновна чувствовала себя преступницей, но не могла, не хотела, устала сопротивляться.
Тимофей срывает рубашку, бросает на редкую лесную траву, расправляет, пытаясь создать хоть какое-то удобство. Три года он мечтал об этом, терзался желанием и воспоминаниями! Он укладывает её, спешно расстёгивая пуговицы на тёмно-синей кофте, она пытается ему помочь, и их пальцы то и дело сталкиваются и переплетаются между собой. Сон! Их лица искажают гримасы страсти, которые невозможно утаить в лесной тени. Морок! Им не хватает воздуха, они задыхаются в лесной прохладе, захлёбываясь друг другом, и невозможно понять: прекрасны они сейчас или ужасны. Видение! Он расстегивает ещё несколько пуговиц на лифе платья и припадает губами к груди, увядающей, но от этого не менее желанной. Шершавые пальцы устремляются в далёкие странствия, и женская кожа под ними кажется до того гладкой, что хочется плакать от умиления.
Эта божественная земля, столько лет ждавшая своего путешественника, вздрагивает от наслаждения. «Поднимитесь на мои возвышенности, — умоляет она. — Посетите мои низины. Познайте все мои источники и заповедные уголки!» Желание. Томление. Упоение! Женщина не выдерживает пытки, хватает за голову мужчину и отрывает его от себя. Вокруг шумит лес, прыгают солнечные зайчики. Когда он проникает в неё, накрывая собой, она смотрит в лицо, румяное, одутловатое, со взбугрившимися венами, с безумными голубыми глазами, блаженство растекается по всем её жилам. Подземные реки и ручейки спешат передать радость в каждый потаённый уголок. Земля сотрясается, звучит, ликует! Он бьётся о неё, как волна о берег, пока не разбивается с рокотом в морскую пену.
Когда сознание постепенно возвращается к ним, он отрывает рот, чтобы что-то сказать, но она, внезапно вспомнив что-то, прикрывает его рукой и восклицает:
— Господи! Что мы творим? Бежим скорее! У меня же там Васька одна заперта в доме!
Они быстро упаковались и рванули, как развязные подростки, в сторону колодца…
* * *
Взрыв!
На выжженном месте постепенно прорастают новые всходы, ведь жизнь не терпит пустоты. И там, где смела смерть, сеет и взращивает любовь. И там, где вчера кололось и болело, сегодня распускаются прекрасные фиолетово-малиновые цветы, которые никто не сорвёт безнаказанно.Июль 2015 года.
Она плачет, и плачет, и плачет. Чья-то добрая рука протянула ей свёрнутую пелёнку, в которую она благодарно уткнулась, даже не разглядев толком доброжелателя. Лучшие воспоминания из их жизни травят ей душу. Она уже готова заключить сделку с Богом. Женщина забыла о существовании времени, не отдаёт себе отчёт, что уже пять часов тихо плачет возле него. Ей не хочется помнить про время, ведь каждая секунда может отнять его у неё.
— Как же курить охота… — доносится до неё через весь посторонний шум приглушённый хриплый голос.
Сердце её подпрыгивает, и она немедленно удаляет и пелену на глазах, и росу от неё, неуверенная, что ей не послышалось. Глаза спешат навстречу с его глазами, и ничто не должно им помешать. Два полных боли омута.
— Мила…
Он слегка морщится. Наркоз отошёл, пора бы сделать обезболивание.
— Очень больно? — Она слишком взволнована и боится поверить в своё счастье.
Он пытается улыбнуться. Его правая рука тянется к маске, но трубочка, катетер и рука Милы её останавливают.
— Нельзя. У тебя повреждено лёгкое.
Она наклоняется ближе к лицу и слегка приподнимает маску, удерживая в руке.
— Ты плакала? — едва шевелит он спёкшимися губами.
— Женька, я не могу быть сильной. Я тебя так люблю… — Её дрожащие пальцы свободной руки легонько трогают его чуть колкую щёку. — Я настоящая размазня. Я боюсь.
Он замирает на секунду, набирает кислорода в лёгкие и произносит медленно и чётко эти трудные слова:
— Аркадий Дмитриевич погиб?
— Да, сразу. На месте.
Он морщится сильнее. Они молчат, словно в поминальной минуте.
— Я не защитил.
— Никто бы не смог. Даже сам Господь Бог. Ты делал всё, что должен.
Она охватила ладонью кисть его руки. Он нахмурился.
— Хочу их убить.
— Умоляю тебя, не надо.
— Хотел сесть в свою машину, но… он так смущённо улыбался… я кожей чувствовал его страх.
— Они получат своё.
— Я всё сделаю.
— Пожалуйста, не надо.
— Они и сейчас могут меня добить.
— Нет-нет, нет… Нет! Оставь их, прошу! — Она поддалась панике, подумав: «Что может сделать один вооружённый человек, сидящий сейчас в коридоре у реанимации против настоящих бандитов?» — А как же я? Дети? Наш малыш? Ему нужен отец! Он должен родиться в марте. Мартовский крольчонок…