Ваншот. За пределом

пассажиров, а потом ощущаю мгновенную резкую боль сразу в нескольких местах – в груди, плече, животе, лице. «Только бы не на смерть!» – проносится отчаянная мысль, и я рывком погружаюсь во

тьму…

– Сорок Шестой, включайся! Ну! Да очнись же, твою мать! – что-то, очень похожее на разряд

электротока, вырвало меня из небытия.

3

Ваншот. За пределом

Первая мысль: «Живой! Все-таки живой! Повезло». Облегчение, ликование граничило с шоком, от

которого едва снова не потерял сознание. Или это от ран? Покалечило-то меня должно быть

изрядно.

Кое-как справившись с дурнотой, открыл глаза, подсознательно готовясь увидеть больничную

палату.

Как бы не так! Я лежал на кровати в какой-то незнакомой комнате. Помещение выглядело

странным донельзя. Окна отсутствовали как класс. Лампы тоже. Казалось, что свет испускал сам

потолок. Неяркий такой, приглушенный, но, несомненно, электрический. Стены, пол и потолок

были обиты чуть ли не листами металла, алюминия там или еще чего. Хотя может это пластик

такой – под металл. Швы сочленений с заклепками виднелись довольно отчетливо. И все явно не

новое – с потеками, пятнами ржавчины и царапинами. В общем, грубоватый дизайн – не для жилого

помещения, и уж тем более не для больницы, где я, по идее, должен был очнуться, раз уж

довелось чудом выжить в том огненно-гвоздяном кошмаре.

Кроме кровати мебели никакой нет, разве что потайные шкафы запрятаны в стенных панелях.

Входная дверь закрыта. Выглядит прочной, будто сейфовой. Естественно, тоже металлическая на

вид.

В помещении кроме меня никого.

Больше ничего путного сходу заметить не удалось. Все это я охватил одним взглядом, и картинка, как обычно, отпечаталась в памяти с фотографической точностью.

Вновь раздался знакомый уже мужской голос:

– Ну, наконец-то! Включился, Сорок Шестой. Молоток! Не подвел.

Я искренне разделял его радость. Настоящее чудо – выжить после такого взрыва.

Человек, наверняка, врач. Или, судя по молодому голосу, интерн. Странно только, почему мы с ним

общаемся на расстоянии. Разве он не должен сейчас суетиться рядом с постелью больного, подключать всякие там капельницы и датчики?

А как там незнакомка? Жива? Надеюсь, да, ведь все летящие в нас гвозди я принял на себя. Или не

все?

Попытался спросить, но голосовые связки не послушались, и тела своего я тоже не ощутил.

Парализован?! При взрыве повредил себе позвоночник?!

Только не это!!!

В панике выпучил глаза и захрипел, пытаясь выдавить хоть звук.

– Э, Сорок Шестой, ты полегче, – недовольно заговорил невидимый врач. – Настройки себе сорвешь.

Да успокойся, ты. Сейчас кое-что подрегулирую, и будешь ходить и говорить.

Уф, не парализован. Прямо камень с души. Только сильно раздражало, что он упорно звал меня

Сорок Шестым. Мог бы не полениться и посмотреть моё имя, оно в студенческом билете чёрным по

белому написано. А билет в момент взрыва находился при мне – в кармане джинсов, я ж как раз в

универ ехал. Только этому интерну недоделанному явно в лом. Вон даже не удосужился лично

зайти к пациенту, предпочитает сидеть… ну, где он там сидит… Кстати, через какое устройство мы

с ним общаемся, никак не пойму. Динамиков вроде не видно. В любом случае, мог бы и подойти ко

мне лично. Явно молодой совсем, а пациентов уже за людей не считает, по номерам нас зовёт.

Видать, я у него уже сорок шестой. Вот ведь «свезло» – достался мне лентяй и, наверняка, двоечник.

4

Ваншот. За пределом

Пока эти мысли крутились в голове, я машинально пытался пошевелить рукой или ногой.

И у меня получилось! Я вновь почувствовал свое тело. Правда, был некий дискомфорт в

ощущениях…

– Так, настройка завершена, – вновь объявился врач. – Громила, попробуй встать.

Громила? Хм… Никто меня так никогда не называл. Звучит приятно! Моё негативное отношение к

коновалу слегка поуменьшилось.

Я постарался расправить плечи, выкатить грудь колесом. Получилось не очень – меня ощутимо

шатало. И все-таки удалось подняться на ноги. Дискомфорт усилился. Я беспокойно завертел

головой, рассматривая руки и ноги. Потом принялся ощупывать себя целиком, постепенно

осознавая страшную правду: тело не мое! Чужое. Незнакомое. Полуголое в одних плавках и…

чернокожее! Чернее некуда. Как смоль. Даже у негров не бывает такой совершенной черноты! Моя

кожа словно соткана из мрака, только осязаемого и лоснящегося, будто смазанного маслом.

Абсолютно не человеческая!

Получается, никакого невидимого врача нет, как и странной комнаты. Они существуют только в

моем воспаленном сознании. Это бред. Предсмертный бред. На самом деле я лежу сейчас в агонии

в покореженном после взрыва вагоне среди трупов и вижу сон наяву. Или меня все-таки спасли, отвезли в больницу – нормальную, а не как эта! – и теперь я в глубокой коме, а больное сознание

подсовывает мне ирреальные галлюцинации.

От таких мыслей ноги подкосились, я сполз прямо на пол. Растекся амебой. В переносном смысле, конечно. Мое несуществующее невозможное тело оставалось непривычно накачанным и

мускулистым. И черным. С огромными пудовыми кулаками, бицепсами, трицепсами и другими

цепсами.

– Э, Сорок Шестой. Ты чего там уселся? – проявил недовольство невидимый собеседник. – А ну-ка

вставай. Сейчас адреналина подкачаю…

Я ощутил прилив сил, словно и впрямь получил инъекцию адреналина.

– Так должно быть лучше. Теперь давай поднимайся, – не унимался голос.

Я не стал торопиться. Прежде надо осмыслить ситуацию.

Если на самом деле я в коме, то надо скорее очнуться. А если это предсмертный бред, то… пусть