Варфоломеевские ночи

– Так он уже Свердлов. И памятник ему воздвигнут, кажись…

Так быстро? Эх, каналья… А я? Медлю, хотя эта медлительность недопустима.

Семьи было совершено согласно инструкции, исходившей из уст Ленина. Оно было ужасным, зверским, трусливым, жестоким как сам вождь мировой революции.

Большевистские прихвостни тщательно скрывали этот бесчеловечный поступок своего вождя. Дескать, это Уральский совет решил, Ленин и не знал об этом, однако непосредственные исполнители казни Юровский и Голощекин, Войков и некоторые другие братья по крови Ленина, те, кто непосредственно палил из браунинга, с гордостью рассказывали молодежи на различных собраниях, как это происходило. Убийцы не стеснялись в выражениях, но главного убийцу никто не вспоминал: главный убийца всегда был в тени.

Мешок с ценностями царевен в Москву доставил Юровский. Ленин не скрывал восторга, но распорядился произвести дезинфекцию, дабы можно было к ним прикоснуться.

— Товарищ Юровский, от имени революционных масс благодарю вас за своевременную и нужную работу. Вы свой долг выполнили перед пролетариатом и достойны всяческих наград. Но я думаю, товарищ Юровский, что вы и ваши товарищи теперь и не только теперь, но и в будущем сможете выступать перед массами и рассказывать, как все это было. Нашу молодежь необходимо приучать к жесткой революционной бдительности и подобным решениям. Надо, чтобы расстрелы узурпаторов стали нормой и даже достижением революционной молодежи. А то всякие демократы под прикрытием демократии талдычат о гуманизме. Гуманно только то, что революционно. А за ценности спасибо. Думал ли царь, когда вешал моего старшего брата, что я, то есть, мы расстреляем его наследника и всю его семью? Ан получилось, не так ли, комиссар Юровский?

— Владимир Ильич, мой заместитель Никулин все время скандалит с Ермаковым, кто больше выпустил пуль в царя и его дочерей, я даже не знаю, что с ними делать. Они и к вам рвутся, чтоб вы разрешили этот спор.

— Передайте им мою благодарность, они оба сделали великое историческое дело и их заслуга перед социалистической революцией неоценима.

Но два палача не успокоились. После многочисленных выступлений перед коллективами заводов и фабрик, перед учителями, молодежью о своем героическом подвиге (подлом убийстве) — ликвидации царской семьи, они уже, будучи дряхлыми стариками, с налитыми кровью глазами, затеяли судебную тяжбу — кто из них больше выпустил пуль.

Большевистская машина по перемалыванию костей к этому времени уже все кости перемолола и мозги отравила.

Расстрел царской семьи и прислуги, за освобождение которых, якобы, вели борьбу большевики, было для Ленина задачей номер один после Октябрьского переворота, который волею судьбы, достался ему так легко. Но как, же так: с царизмом покончено, а царь жив. И не только он, но и его наследник. Больной, правда, подросток еще, достаточно царапины и он может умереть своей смертью, но это слишком долго ждать. Четыре дочери. В чем их вина? Да в том, что они дышат воздухом большевистской свободы. Нет, я, вождь мировой революции, и царские дочери — это просто несовместимо. Ни одна из них не стоит моего партийного товарища Инессы Арманд, да и Нади тоже. У Нади, правда, глаза брр, откуда взялась эта проклятая базедова болезнь? Это они, царские дочери, наслали. Никакой пощады дочерям царя. Правильно сделал товарищ Юровский, он заслуживает поощрения и повышения по службе.

Ленин лежал на диване в сапогах с длинными голенищами, скрестив руки на затылке. Он не думал, что эти сапоги и каждая тряпка, что на нем надеты, будут выставлены в главном музее страны и миллионы рабов от колхозника в лаптях и до профессора с бородкой клинышком, с замиранием сердца станут осматривать это барахло, и едва слышно восклицать: да это же вещи самого Ленина! Он в этих сапогах ходил, какие гениальные сапоги! Жаль, нельзя понюхать, да языком полизать, прикоснуться к вечности. А это бруки, ленинские бруки! Таких брук нет во всем мире, интересно, а пахнут ли они…ленинской мочой? ведь Ленин тоже человек, нет, он сверх человек! Как я счастлив, что хожу по той же земле, по которой ходил и ты, дорогой Ильич. Сегодня я в лаптях, но как только мы построим коммунизм, я надену сапоги такие же как ты.

Ленин, лежа на диване, думал… Ему мерещился красный флаг над всеми столицами мира и он, жалкий вчерашний эмигрант, потерявший всякую надежду осуществить переворот в России, становится вождем всемирного пролетариата. Реки крови текут по улицам и площадям этих столиц, а его сердце, жаждущее мести, наполняется радостью как у всякого маньяка, когда его жертва испускает последний вздох.

«Концлагеря по всему миру! В качестве мести за угнетение рабочих и крестьян! Начальником этих лагерей должен быть Дзержинский. Самая подходящая кандидатура. А во главе всемирной Красной армии будет стоять Троцкий. Когда концлагеря будут переполнены, я дам указание товарищу Троцкому в плен никого не брать. Всех уничтожать на месте. Всех, всех! тех, кто думает иначе, тех, у кого есть излишки. Трупы сжигать! А для этого понадобятся гигантские печи… Я человек скромный, но нельзя отрицать, что я великий человек. Я гений. Я свергнул не только царя, но и свергну Господа Бога. Я сам стану Богом. Я уже Бог, но пока в узком кругу. Сначала надо уничтожить царя…, а его уже уничтожили, мне только убедиться надо воочию. Потом я возьмусь за Бога. Храмы уже разрушают, но их слишком много. А попов надо сослать в концлагеря, пусть там общаются со своим Богом. Товарищи! да здравствует ми…овая…еволюция!»

В это время кто-то постучал в дверь. Ильич вскочил, приблизился к стене и бочком направился к замочной скважине, приложил левый глаз. Там, за дверью стояла Надежда Константиновна с красными навыкате глазами с большим холщовым платком, похожим на портянку. Она часто прикладывала эту тряпку к носу, давно нестираную, негромко сморкалась и таинственно шевелила губами. Ильич был уверен, что она на него молится, поскольку она первая уверовала в его мудрость, а после Октябрьского переворота и в гениальность. Она была настолько счастлива с ним, что терпимо относилась к своему заклятому непобедимому врагу, своей сопернице Инессе Арманд. И подумать только, у Инессы громада детей от других мужчин, потому что она любвеобильная женщина, а она, Наденька, так катастрофически постарела после сорока, после раннего климакса, что для нее Ильич стал как бы платяным шкафом и, тем не менее, какое он имел право поступить с ней так по-свински? Конечно, это его право, он все-таки вождь…Сука эта Инесса.

Ильич сам открыл дверь, сам пригласил ее кивком головы, сощурил левый глаз и не диктаторским, а елейным голосом спросил:

— Наденька, ты ли это? что тебе нужно от вождя мировой революции?

— Володенька, милый мой… Я тут читала Короленко «Историю моего современника» и вспомнила твою ссылку. Я к тебе приехала, а ты с ружьем охотился, царь выплачивал тебе пособие на содержание, и я подумала: не слишком ли гуманно тогда относились к революционерам? И Короленко был в ссылке, как на курорте: сам губернатор Вологды приезжал к нему, сосланному, чтоб пожать руку.

— Правильно ты думаешь, Наденька. В пролетарских тюрьмах такого не будет, и быть не может. Пролетарские тюрьмы должны быть рассчитаны на то, что если враг революции и всего пролетариата попал туда однажды, у него не должно быть шансов на возвращение. В пролетарских тюрьмах на первом месте должны стоять психологические и физические методы давления до тех пор, пока не разоружится полностью, а полное разоружение наступает только в момент кончины. Вот и царь, похоже, разоружился…, вместе с дочерями и наследником.

— Так наследник же болен!

— Без буржуазных сантиментов, Наденька. Говори четко, броско как жена вождя мировой революции. Если ты хочешь покопаться в моей душе, то это преждевременно, я занят… делами, имеющими отношение к всемирной истории. Не поддавайся уклону… правому… левому и еще черт знает, какому. Отправляйся спать, помня, что гений в лице твоего мужа на страже твоего сна. А чтоб скорее уснуть, раскрой том Маркса, это способствует сну. Только мои произведения не дают спать.

— Володенька…я не позволю тебе так неуважительно относиться к своему здоровью. И так у тебя нервы расшатаны до придела.

— Вождь мировой революции не имеет права на отдых. Прощай, Наденька.

Тут раздался телефонный звонок. Ильич бросился к аппарату, но задел ногой за край ковра и гениально упал на пол.

— Это падение не для истории! — воскликнул он и живо поднялся. — Слушает Социализм. Социализм у телефона. Это Штейнброн? Какие новости Штейнброн? конспирация соблюдена? очень хорошо, похвально, похвально. Если у моей двери никого нет, нажмите дважды на кнопку звонка. Ах, вы уже в своем кабинете! тогда милости просим, как говорится.