Варвара. Случайные совпадения с реальной жизнью.

– Все хорошо. Я принесла, как ты заказывал. Скоро станешь дедушкой.

– Да. А то от вас с братцем не дождешься. Два оболтуса, а не дети! Вот сколько тебе будет, когда твоему ребенку будет восемнадцать?

– Да фиг, его знает.
– радостно ответила я.

– Ты будешь старая. А ребенку нужны молодые родители!

– Ты тоже будешь старый, старый ворчливый дед.

– Мало того, что старая, - не унимался папа, - еще и ребенка без отца вырастишь! Зачем ты его выгнала?

– Беда...
– задумалась я.
– Значит, ты не рекомендуешь мне рожать? Будем ждать наследников от брата? Но учти, с такой наследственностью, как у нас, ты почти в тридцать, я в тридцать с лишним, брат... неизвестно когда, можем и не дождаться вовсе!

– Что, значит, не рекомендую! Еле дождался. Но мужа надо.

Отсутствие мужа у дочери всегда занимало папу. Ну, как отсутствие. Иногда случались мужья. Но не такие, какие должны быть в понимании папы. Тогда папа начинал осваивать трудную профессию сводни, но если учесть, что всю жизнь папа работал с металлом, сводня из него получалась такая же - прямолинейная и тяжелая.

Первый раз папа озаботился сводничеством в мои двадцать с небольшим. Я приехала к нему на дачу, умаявшись помогать расправляться с шашлыками, вином, сорняками и прочими сельскими радостями ушла спать. Но, папа, человек закаленный, к нему приехали соседи по даче и друзья по жизни. И как бывает, на сытый желудок, и расслабленную душу баней и вином, хочется счастливить все вокруг. А заодно и решить свои проблемы. Проблемой папы была я. Проблемой соседей - сын. Примерно в таком же возрасте и состоянии - не осчастливленный браком и потомством, поэтому совершенно беспечный. Беспечность - раздражает. Такого человека, сам Бог велел осчастливить чем-нибудь этаким. Не состоявшиеся дедушки и бабушки грустили, о своем понимании счастья для детей и приступили к действиям. Составили план, что нас надо свести, разработали подробности, как это сделать аккуратно, что б мы не заподозрили родителей в причастии к этой авантюре. Но папа, человек прямолинейный, решил, зачем ждать и надо брать нас тепленькими, пока не очухались. Приказал вызвать сына, что бы забрал пьяненьких родителей, и пошел вытряхнуть меня из постели.

Сына вызвали, меня вытряхнули. Посадили на лавку и с едва сдерживаемым предстоящим счастьем, родители удалились. Я была сонная, взлохмаченная, почти не одетая и злая, потенциальный муж смущенный и злой. Вытряхивая меня из постели папа, удивившись на мои стринги, не дал мне толком собраться, решив, что мое дезабилье произведет неизгладимое впечатление на жениха. Но, жених был в свои двадцать пять уже закаленный боец и не сдался. Только нервно закурил.

– Дай, затянуться.
– я решила с чего то начать разговор.

Он сердито ткнул в мою сторону сигаретой.

Я с наслаждением затянулась, хотя поле обучения пития спирта, бросила это дело, все же покашляла и спросила:

– Часто тебя так женят?

Жених понял, что я адекватная девица, хоть и в стрингах, на его свободу не покушаюсь и расслабился.

– Теперь - раз в полгода.

– Тебе повезло.
– порадовалась я.
– меня каждые выходные.

Мы еще немного поболтали, остались довольны друг другом и своей свободой. Выкурив еще по одной, расстались.

– Ты, там моих, отправь домой, я тоже спать хочу.
– на прощание бросил успокоенный жених.

Я вошла в комнату, на меня с ожиданием уставились все будущие и настоящие родственники.

– Я спать. Вы, - я ткнула пальцем в свекра и свекровь, - домой, стринги произвели впечатление.

Родители разошлись обеспокоенные неизвестным результатом.

Папа по привычке, или из-за любви ко мне иногда пытается сбыть меня с рук. Не далее как вчера, он нашел очередного подходящего мужа мне, прочитал лекцию на тему "Сколько тебе будет лет, когда твоя дочь вырастет и бросит тебя". Вывод оказался неутешительным - я опять буду старая. Мне бы поплакать и согласиться, но я беспечная дура. И с этим ни чего не сделать.

В минуты, когда папа сердится на меня, на мою беспечность и непроходимую дурость, он вспоминает одного ухажера. Простого рабочего парня, который по случайности попал в мои сети, когда я была еще манекенщицей. Ухажер был мною выброшен, за ненадобностью и беззаботностью, так как мой вкус на мужчин уже пострадал от любви к Гришке. Я стала любить умных, а не хороших; коварных, а не правильных. Папа грустит до сих пор, по тому ухажеру, и по той, правильной семье, какая должна быть у его дочери. Я, честно говоря, даже не могу вспомнить этого парня.

Иногда я думаю, что возможно этот мой беспечный поступок, зачтется мне на небесах, как хороший. Так как я не испортила жизнь одному простому хорошему парню. Но папе я этого не говорю. Он все еще пытается найти мне такого.

Мама и отсчет беременности.

Мама, насмотревшись на меня со счастьем в подоле, вспомнила сразу много важных вещей, которые должна знать женщина. И еще много всяких вещей, которые произошли с ней, во времена радостно-развитого социализма. Не знаю, как бы я со своим дурным характером смогла бы выжить в это строго порядочное время. Или как бабушка мне все время предрекала - была бы тунеядцем, и получала б постоянную пропесочку. В общем - была б тем еще элементом.

Социализм, как известно, заботился о людях. Забота о нравственности населения, иногда может принимать страшные формы. Ну, мне так кажется. Я бы посчитала эту заботу вторжением в частную жизнь. Но тогда, когда моя мама была беременной, такого понятия не было. И она была почти счастлива. Она вышла замуж, ровно за полгода до того, как девушка, по понятиям советских женщин становится старой девой. Успела. Хотя никто не верил. И она, в первую очередь сама не верила, что такое возможно. Она считала, что ее благородный изгиб щиколоток, приобретенный в голодном военном детстве - стал непреодолимой преградой к счастью. Потому что он, этот благородный изгиб, все время вмешивался в ее жизнь и кроил ее по-своему. Сначала не давал ходить, как все дети в трехлетнем возрасте. Мама скучала и вырабатывала характер. Потом, он не дал поступить ей в балетную школу, и мир потерял навсегда трепетную Павлову. Мама поплакала и опять вырабатывала характер. Когда все одноклассницы бегали в пышных юбках и крутили наивные романы, мама мечтала о брюках, была вечной второй подругой и вырабатывала характер. Ну, и плакала, конечно. Когда, девушки, наконец, смогли носить брюки, без опасности быть сожженными на костре, мама решила уже, что она некрасивая, что ноги у нее кривые и замужества ей не видать. Когда человек чему то очень-очень верит - оно сбывается. Маму жалели, считали некрасивой и звали свидетельницей на свадьбы. Она была не опасна.

Но, однажды, так обычно начинаются сказки про прекрасных принцесс, мама встретила... нет, не принца. В советское время принцы не водились, их извели как класс. Водились передовики производства, молодые специалисты, инженеры, рабочие, все как один с плаката о счастливых трудовых буднях советских людей. Однажды, у мамы было хорошее настроение, она шла и совершенно беззаботно улыбалась, забыв свои щиколотки, точнее представление о них дома. В молодости случается такое, гормоны берут свое и все несчастья, придуманные, или настоящие отступают, под натиском весны и гормонов. Мама встретила фотографа. Он был уже испорчен Фестивалем молодежи и студентов и хотел в свободное время снимать красивых девушек, а не передовиков производства с каменными целеустремленными лицами. Мама, расслабленная весной и настроением, согласилась позировать ему, хотя не очень поверила, что она красавица. В итоге, большая фотография мамы украсила самое центральное фотоателье на самой центральной улице. Когда у мамы случались приступы жалости к себе, мама ходила к ателье посмотреть на себя - красавицу. Против фактов не попрешь, у фотографии тусовалась золотая молодежь в надежде встретить эту красавицу. Мама получала уверенность издалека, посмотрев только на эту тусьню. Золотая молодежь пытала фотографа на предмет адреса и других данных этой красавицы, но фотограф оказался беспечным и не спросил адрес своей модели. Поэтому мама жила спокойно. Она не была готова к такой славе. Именно там, она случайно и столкнулась с передовиком производства с каменным и целеустремленным лицом - моим папой, будущим, конечно.

Мама была хорошей, правильной девушкой, работала после техникума почти изобретателем велосипедов, на Велосипедном заводе, училась в институте по вечерам. Состояла в комсомоле и в профорганизации. Руководили организациями правильные советские люди. Они знали, как правильно жить людям и давали советы. И внимательно следили, что бы люди, этими советами пользовались, внедряли в свою повседневную жизнь, и вообще следовали правильным курсом. Профоргом руководила пожилая девушка, которая ставила служение Родине, гораздо выше личного счастья. И пытливо следила, за тем, что бы этого личного счастья не слишком много отсыпалось вверенным ей людям. Она очень надеялась, я так подозреваю, на маму, что она тоже поставит служение людям на первый план, все уже шло к этому, но тут мама скоропалительно вышла замуж. И не пригласила профорга на свадьбу, лишив доступа к молодым не женатым друзьям жениха. Маме, как то не пришло это в голову, что надо пригласить. Она, наивно полагала, что на такие события зовут только друзей и родных. И тех и других, несмотря на то, что мама не верила, что она красавица у нее было много. Ну, с родными все понятно, они не выбирают, кто у них в семье появится, а друзей было много. У нее легкий характер и большая общительность, поэтому друзей много. Свадьба прошла весело, мама щедро делилась счастьем и впечатлениями со всеми.

Через определенное время мама собралась в декрет. Она ходила, подписывала всякие бумажки, и вообще была бессовестно счастлива. Одну из бумажек подписывала профорг, что мама не должна взносов в эту правильную организацию.

– Я принесла тебе документы, Гуляева.
– строго сказала профорг входя в конструкторскую.
– А, ты ж не Гуляева теперь. Я подписала. Ты, молодец, Гуляева, несмотря на свою фамилию, бывшую, фамилию - ты порядочная женщина. Я подсчитала, ты уложилась по срокам. От выхода замуж, до выхода в декрет все как положено. Значит, не нагуляла...
– она улыбнулась строго своей удачной шутке и бросив презрительно бумажку на стол маме ушла.