Варяги

— Князь Стемид, много крови прольётся. Богатую жертву принесём. Не хочу того. Пусть отойдут наши дружины, а я, безоружный, жду тебя. — И он, сорвав с перевязи меч, отбросил его в сторону. Стоял, ждал. Слышал, как загомонила сзади дружина, потом донёсся глухой повелительный голос Михолапа. Не оглядываясь, почувствовал смятение своих и их поспешное отступление к лесу. Дрогнули и кривичи, повинуясь приказу Стемида, и нестройно начали отходить к Плескову. На месте остался высокий сутуловатый человек в богатом доспехе. Он пристально смотрел на Вадима, потом неторопливо скинул через голову перевязь, бережно положил на землю меч и пошёл к новеградцу.

Чем меньше оставалось пройти Стемиду, тем пристальнее всматривался в него Вадим. Когда-то в юности, единожды, сопровождая отца в торговом пути, попал он в Плесков к этому вот человеку, что неторопливо и настороженно приближался к нему. Тогда удивил он Вадима убогостью своего жилища и простотой разговора с гостями. Вспомнилось не к месту, как на обратном пути дважды переспросил у отца: нешто у князя кривского были? И всё сравнивал его с Гостомыслом и не мог понять, как же такой смерд князем может быть?

Стемид остановился напротив Вадима. Долгую минуту пристально вглядывался в него. Чуть дрогнули губы противника. То ли в усмешке, то ли в презрении. Вадим не понял, да и движение то было мимолётным, как взмах ресниц. И перед новеградцем предстал суровый воин. Князь-воин.

— Молви, воевода, — прервал затянувшееся молчание Стемид по праву старшего. — Ты звал, я пришёл.

— Князь, шёл я в твою землю со злым умыслом. — Тяжело далось признание, опустил голову, но тут же и поднял её, почувствовал, что с этим человеком возможен только открытый разговор. Хитрости он не примет. — Думал примучить Плесков, а Новеград наверху утвердить. В едино место и за дружину побитую отомстить.

— А ноне, вижу, отдумал? Чего же? Али жалко стало дружины своей? Али надеялись сонными нас захватить, да не вышло? Жалкуешь о том? Ещё не поздно, воевода, вои наши готовы, даней вам больше давать не будем. То помни.

— Не за данью мы пришли, князь. Новеград богат, сам знаешь. Вы честь нашу порушили, ловища поотбирали, пути гостевые закрыли. Мы, новеградцы, зла большого вам не делали, а ежели и было оно, то в стародавние времена...

— Одного не пойму, воевода, ты к миру взываешь али к сече? — прервал его Стемид. — Ежели к миру, то о старых обидах поминать рано, рать твоя на земле моей стоит — то обида новая.

— Не хочу помнить обид ни старых, ни новых! — воскликнул Вадим. В голосе прорвалось волнение. — Обиды, князь, миром решать надо, не сечей. Вы, кривичи, дружину нашу побили, однако ж с новеградцами не воевали...

— Ныне ты словен привёл, чтобы мою дружину побить? То сегодня может случиться, а завтра все кривские роды здесь будут.

— Так надо ли это делать, князь? — быстро, с надеждой спросил Вадим. — Помысли сам: ни кривичи словенам не уступят, ни словене кривичам. Пока будем горла рвать один другому — найдётся третий. Что ж от наших родов останется?

— Опять же не пойму тебя, воевода. Странный ты, больше на купца похож, чем на воеводу. — Вновь по лицу Стемида скользнула улыбка. — Пришёл с дружиной, к сече изготовился, а просишь мира.

Вспыхнул Вадим, рванулась рука к поясу, но тут же и опустилась. Сдержал порыв неразумный, только отвернулся на мгновенье от Стемида, потом глухо сказал:

— Погоди, князь, насмехаться. Как бы тебе в моё место стоять не пришлось...

— В чём ты усмешку узрел, воевода? А может, то хитрость твоя? Мне зубы миром да любовью заговоришь, я дружину распущу, а ты тем и воспользуешься, а?

— Клянусь Сварогом, князь. Он и твой бог...

— Я больше Велеса почитаю, и он не оставляет меня, — уже добродушно ответил Стемид.

— Чтоб в надёже ты был, позволь ненадолго отлучиться: отправить дружину в Новеград, — предложил Вадим. — Сам я тут останусь. Будем, князь, с тобой и старейшинами кривскими уложенье чинить о мире и любви меж нами на вечные времена.

— Добро, воевода, — откликнулся Стемид и вдруг добавил похвалу неожиданную: — Разумного сына вырастил Олелька, — и уже откровенно улыбнулся. — Однако погоди, не торопись. Ответствуй: пошто сказал, как бы мне в твоё место не стоять?

— Об этом, князь, скажу после, как ряд уложим. Верь мне, слово моё крепкое.

...Догнал Вадим дружину на третий день к вечеру. Конным был, дружина пешей — сколь опередили, пока он рядился с князем Стемидом! Дело кончено миром. Одобрит батюшка, нет ли — догадываться наперёд трудно. Князь Стемид сказал, как отрубил: ряд не воеводой походным утверждается — на то старейшины есть. А коли новеградцы главой старейшин Олельку посадили, то кривичи с ним и улаживаться будут.

На привале Михолап рассказывал Вадиму, скупо роняя слова, о пребывании на острове Рюгене-Руяне старейшины Блашко.

— ...Тамошний воевода ранов Боремир не простил Рюрику его отступничества. Насторожен он был и раньше, это я понял со слов одного коваля на острове. А когда Рюрик повелел дружине на ладьи садиться, тут и началось. Рюриковы вои тащат всё, что имели, а им навстречу дружина Боремира. Велят оставить имущество на острову: мол, Рюрик за корабли не расчёлся. Покричали обидное, за оружие схватились. Ну и пошло... Силы примерно равные, десятка четыре с обеих сторон положили.

Я своим говорю: Милославу оберегать, а в другое ни во что не лезть. Настрого велел. Милослава в ладье уж, и мы тут. А те меж собой сечу ведут. Ладно, у Боремира ума нашлось больше Рюрикова, отозвал своих. Видел я, как плюнул он в сторону Рюрика и закричал: «Убирайтесь! Пришли вы к нам с протянутой рукой. Мы приняли вас как друзей. Уходите с кровью. Пусть Святовит зальёт ею вашу дорогу...»

Пламя костра освещало спутанные бороды, волчьим лютым блеском играло в глазах. Слышалось тяжёлое сопение многих людей, да громко стрелял в костре еловый сухостой.

— Озверели от крови вои Рюрика. А может, лёгкая добыча манила, но по пути два городища ливов разграбили, пеплом развеяли. Тут и до старейшины Блашко дошло, каких гостей словенам ведёт. Начал локти кусать, да поздно. Воевода с ним и говорить не хочет. А воины его и того больше, кричат: вы нашего Рюрика княжить к себе позвали и володеть вами, так служите нам...

— Нешто Блашко так объявил Рюрику? — вскочив, спросил Вадим.

— Сядь. Не было того. То они сами придумали, — ответил Михолап и тяжело вздохнул. — Пытал я старейшину. Не было. Лжа то.

— Как же ты ушёл от них?

— На Нево-озере шелоник разгулялся вовсю. День ждали, ночь ждали, а он не утихает. При таком ветре по Нево не поплаваешь. Я-то знал, что шелоник не скоро утихомирится, да и другие наши... А Рюрику невтерпёж. Отправил одну ладью вперёд — та возвернулась. Рюрик к Блашко: долго ли будет? Тот плечами пожал — как боги смилостивятся. А к вечеру я к нему в носовину и влез. Поначалу не соглашался отпускать — вдруг хватятся. Я его всё же уломал. Велел старейшина в Новеград торопиться, всех предупредить. Видишь, к Рюрику отправлялись тайно, даже мы, дружина, не знали, куда гребём и зачем. Отпуская же с ладьи, велел в било бить даже без спроса у старейшин. Проняло его...