Варяги
Шрифт:
— Гудой! — окликнула она старшего из дружинников. — Что происходит?
Тот вскинул на неё суровые глаза.
— Не знаю, госпожа, что нужно этим людям. Я не понимаю, чего они...
Конца ответа она не услышала. Над толпой пронеслось:
— Милослава!
— Будь здрава, дочь Гостомысла!
Она поняла: новеградцы пришли встретить её и пожелать ей здоровья. Зардевшись алым цветом, она низко поклонилась градским. Над дворищем высоко взлетел её чистый, звонкий голос:
— И вы будьте здравы, новеградцы!
Поход начался
Двигались в строгом порядке. Передовые розвальни часто менялись — торили путь. Дружинники, сложив оружие и доспехи на сани, шли налегке. По очереди заваливались на сено, отдыхали малое время и соскакивали без команды, уступая место другим.
По берегам реки тянулся однообразный, заснеженный и суровый лес. Ещё издали заметив огромный обоз, спешил забиться в чащу сохатый. Его не преследовали: Рюрик торопился. Ехали и ночью — на передних розвальнях палили смоляные факелы. И только когда лошади от усталости начинали спотыкаться, старший из новеградцев, охотник Онцифер, по-медвежьи переваливаясь в длинном тулупе, подходил к саням Рюрика.
— Привал, воевода. Кони приморились...
У жарко горевших костров довольствовались куском вяленого мяса, разогретой в пламени лепёшкой. Лесин не жалели. Каждый десяток палил свой костёр. Прогрев землю, сдвигали уголья в сторону, набрасывали на кострище лапник. От него шёл пар, пахло разогретой смолой. В стороне разводили новый костёр, чтобы горел всю ночь, а сами укладывались на лапник, тесно прижимались друг к другу, укрывались сверху тулупами. Снизу шло тепло, теплом опахивало и от костра...
На семнадцатый день пути Онцифер предупредил:
— Оберегу надо блюсти, воевода. К Белоозеру подходим...
Рюрик велел подтянуть обоз, идти без доспехов, но с луками и мечами наготове.
По озеру Белому шли открыто — тут не спрячешься. Горячили коней, да без толку. За долгую дорогу те совсем выбились из сил — едва тащили розвальни.
Селище открылось неожиданно. Раскинулось оно на невысоком берегу и было, прав оказался Илмарус, беззащитным: ни стен, ни частокола. Завидев обоз, выбегали из изб люди, суетились, сбивались на площади.
Рюрик, довольный, улыбнулся:
— Трувор! Синеус! Стройте дружины! Возьмём весь в кольцо, чтобы никто не ушёл...
Воины цепочкой, затылок в затылок, побежали двумя извивающимися лентами, охватывая селище. Встретились передние, замыкая круг.
Рюрик повернулся к Онциферу:
— Пойдём. Сейчас начнётся самое интересное. Медведь попался прямо в берлоге...
— Нет, воевода, — твёрдо ответил новеградец. Его товарищи согласно наклонили головы. — То дело не наше. Нам посаженный велел при конях быть. А сечься с весью нам не за что...
— Ну, как знаете, —
равнодушно бросил в ответ Рюрик и торопливо направился к селищу.Воины сжимали круг. Голосили женщины, надрывно кричали младенцы. Кто-то из охотников не выдержал и отпустил тетиву лука. Ого, эти дикари смеют поднимать руку на его дружину?
Рюрик крикнул долгожданное:
— Бей!
И тотчас тяжёлые, оперённые боевые стрелы полетели в толпу. Вопль людей взвился над площадью.
— Не стрелять! — раздался голос Синеуса. Воевода удивлённо повернулся к брату. — Всех перебьём, Рюрик, а на что нам мёртвые? — спокойно встретил его взгляд Синеус. — Пусть живут, дань платить будут.
— Тебе жалко этого сброда? Кому они нужны и на что способны? Всех перебить!
— Не горячись, брат. Мне они живыми нужны. Пусть охотятся, как и раньше...
— Тебе нужны? — в запальчивости закричал Рюрик. — Тогда и оставайся здесь, володей ими!
— Я и сам хотел просить тебя об этом, — спокойно ответил Синеус. — В Ладоге нам тесно...
— Ты что? Святовит лишил тебя разума? — опешил Рюрик.
— Не торопись. Прекрати сперва бойню.
— Будь по-твоему. Только потом не пожалей об этом опрометчивом поступке, — успокаиваясь, ответил Рюрик и приказал прекратить стрельбу.
Из толпы вышли два старика и в ожидании остановились перед цепью воинов.
— Пойдём, — бросил Рюрик брату. — Они хотят говорить с нами...
Один из стариков был совсем дряхлым — борода с прозеленью, спина горбом. Он посмотрел на братьев слезящимися глазами и что-то негромко сказал своему спутнику. Тот заговорил на словенском языке:
— Старейшина нашего племени Михолов спрашивает вас, чужеземцы: зачем убили вы людей нашего племени? Зачем пришли на нашу землю? Чего хотите от нас?
Рюрик, пристально рассматривая его, неожиданно спросил:
— Ты новеградец?
— Нет, я с Плескова. Давно уже поселился тут.
— Тогда скажи старейшине, что пришли мы сюда по праву сильнейших. И людей его убили по тому же праву. Можем всех убить, если дань откажетесь платить и не признаете нашей власти.
— Теперь я узнал вас, вы — варяги, — печально сказал старик. — И сюда добрались...
— Ты ошибся. Наверное, вспомнил набег конунга Торира. Не от него ли спрятался в эти леса? Так знай, от моей дружины не спрячешься. И торопись передать старейшине то, что я сказал. Мои воины устали держать луки. Если вы не согласитесь платить дань, я подам сигнал — от вас никого не останется...
На площади стояла тишина. Толпа с ужасом смотрела на воинов. Матери зажимали рты ребятишкам.
Старики обменялись короткими фразами. Старейшина закрыл глаза и стал походить на деревянного идола. Его спутник тяжело вздохнул и тихо сказал Рюрику:
— Сила на твоей стороне. Мы согласны на дань. Повелевай...
— Повелевать будет он, — воевода положил руку на плечо Синеуса. Старик, кряхтя, поклонился. Старейшина стоял неподвижно, не открывая глаз. — А сейчас скажи им, — Рюрик пренебрежительно указал на толпу, — пусть расходятся по избам, готовят угощение и припрятанные меха. Мои воины в гости придут. Чтобы не было им ни в чём отказа...