Варяго-Русский вопрос в историографии

Но история не подтверждает, а рушит мифы норманистов. И первой это делает древнейшая наша летопись - ПВЛ, которая четко отделяет варягов и русь и от шведов, и других норманских народов. Согласно же ей, варяги и русь, прибывшие в северо-западные земли Восточной Европы говорили на славянском языке, ибо построили там города, которым дали чисто славянские названия. Дополнительно на славяноязычие варягов указывает Варангер-фьорд - Бухта варангов, Варяжский залив в Баренцевом море. И указывает потому, что название Варангер-фьорд на языке местных лопарей (саамов) звучит как Варьяг-вуода, т.е. «лопари, как следует из этого названия, - отмечал А.Г.Кузьмин, - познакомились с ним от славяноязычного населения», ибо знают его «в славянской, а не скандинавской огласовке»[279]. Несмотря на свои неславянские имена, славяноязычными предстают, согласно договорам с византийцами 911 и 945 гг., варяго-русские дружинники Олега и Игоря, поклонявшиеся славянским божествам.

Но их - и опять же посредством лингвистики - стараются представить норманнами. Так, археолог Петрухин в 2008-2009 гг. утверждал, что русское слово «витязь» «отражает скандинавское название участников морского похода - викинг...»[280]. Причем ни его, ни других сторонников такого взгляда на происхождение слова «витязь» нисколько не смущает тот факт, что оно распространено в болгарском, сербском, хорватском, чешском, словацком, польском, верхнелужицком языках[281], т. е. там, где никаких викингов-витингов никто никогда не видывал. Как правомерно сказал Гедеонов в адрес тех, кто старался, по примеру Шлецера, вывести русские слова из скандинавского, «к словам, долженствующим обнаружить влияние норманского языка на русский в следствие призвания варяжских князей, норманская школа в праве отнести только такие, которые, являя все признаки норманства, с одной стороны, не встречаются у прочих славянских народов, а с другой, не могут быть легко и непринужденно объяснены из славянских этимологий».

И в качестве примера он привел слово «боярин», которое «научно» производили «от составного норманского b'ol-praedium, villa, Jarl-comes...», заметив, что ни одна их этих «отживших псевдоскандинавских» «этимологий не объясняет, каким образом германо-скандинавское bol-jaul, исландское baear-mann» перешли к хорватам, словенцам, сербам, полякам, чехам, рагузинцам, молдаванам, валахам, венграм. И далее в полном согласии с лингвистом и норманистом И.И.Срезневским, решившим в 1849 г. именно с позиций действительной науки проверить заверения своих единомышленников, заключил, «что русский язык не принял от скандинавского ни одного слова» и что «покуда не будет выяснено, каким образом из мнимоскандинавских слов, будто вошедших в русский язык, большая часть обретается и у прочих славянских народов, остальные же просто и без натяжек объясняются из славянских этимологий, историческая логика не может допустить норманства в слове- норусском наречии»[282]. И такая по-научному четкая постановка вопроса привела к тому, что, как обращал в 1912 г. на это обстоятельство внимание И.А. Тихомиров, пером Гедеонова «окончательно уничтожена была привычка норманистов объяснять чуть не каждое древнерусское слово - в особенности собственные имена - из скандинавского языка; после трудов Гедеонова количество мнимых норманских слов, сохранившихся в русском языке, сведено до минимума и должно считаться единицами»[283].

Клейну, Мельниковой и Петрухину также надлежит напомнить очень хорошо известное, что «самое величайшее сходство, - как заметил Эверс почти двести лет тому назад, - не предохраняет от заблуждения. В самых далеких между собою странах звуки по одному случаю часто бывают разительно сходны...»[284]. И разительно сходными по звучанию являются, например, имена Ной у евреев и у вьетнамцев. Можно ли брать во внимание это сходство, да еще на его основе утверждать, естественно, «научно» о наличии в названии г. Ханоя имени библейского Ноя, которого мировой потоп, оказывается, забросил к предкам вьетнамцев (и при виде такого чуда издавшим возглас величайшего изумления, типа «Ха!», а затем выкрикнув имя «Ной!», что и застыло в истории в виде названия города)? Или рассуждать, например, о близости слов «артподготовка» и «артискусство», мотыля и мотеля, названий иракского города Баакуба и острова Куба? В 1758 г. профессор элоквенции В.К.Тредиаковский очень тонко высмеял стремление иностранных авторов выводить русские названия из европейских языков, показав, что таким способом можно в их истории обнаружить славянский след. Так, Галлия предстала у него как Целтия, т. е. Желтая, Британия как «Бродания от больших бород... может быть что она и Пристания, названная так самыми первыми, приехавшими к ней с твердыя земли через море. Древнейший язык и на сих островах был словенский: свидетельствует Хладония, то есть страна Хладная, нынешняя Шкотландия», Германия как «от холмов Холмания, Халмания, и Алмания», или «Кормания, по обилью корма и паствы», Саксония как Сажония, «значит сажонную от многих в ней растущих насаждений», Дания как День, Норвегия как Наверхия, страна, «лежащая на верх к северу», Скандинавия как Шкодынавея, «от вреда вьющего в ней с блиского севера»[285].

Клейн, Мельникова и Петрухин в своих лингвистических «шкодынавеях» руководствуются приемами «любительской лингвистики», строящей свои выводы, о чем говорил в 2009 г. А.А.Зализняк, «на случайном сходстве слов», не беря при этом во внимание тот факт, что «внешнее сходство двух слов (или двух корней) само по себе еще не является свидетельством какой то бы ни было исторической связи между ними». «Нынешние любители, - поясняет академик, - в точности продолжают наивные занятия своих предшественников XVIII века», убеждая в том, что т может превращаться в д, или ц, или с, или з, или ж, или иг, б в в, или п, или ф, а при сравнении слов какие-то буквы отбрасывать, другие добавлять и легко допускать перестановку букв. «Ясно, - продолжает далее наш крупнейший лингвист, - что при таких безбрежных степенях свободы у любителей нет никаких препятствий к тому, чтобы сравнивать (и отождествлять) практически что угодно с чем угодно - скажем пилот и полет, саван и зипун, сатир и задира и так далее до бесконечности» (так, любители «узнавать» в иностранных именах собственных русские наименования и в связи с этим рассуждать о масштабном расселении русских и масштабной их роли в ранней мировой истории, ведут речь о соответствии друг другу слов Цюрих и царек, Лондон и ладонь, Перу и первый, Мексика и Москва, Берн и барин, баран, бревно, перина, Келн и клен, клин, колено, калина, глина и т.д.). И такие сочинения, подводит черту Зализняк, принадлежат «области фантастики - сколько бы ни уверял вас автор в том, что это научное исследование»[286].

У Мельниковой и других сторонников «лингвистического обоснования» шведского происхождения варягов предшественником является шведский норманист XVII в. профессор медицины О.Рудбек, эмпиризм которого, по словам его же соотечественников, «граничил с паранойей». По описанному Зализняком принципу рассуждает и Клейн. Так, считает он, «например, в слове "князь" первоначально на месте "я" стояла буква "юс", произносившаяся как гласная с призвуком звука "н"; буква "з" появилась в результате смягчения первоначального "г", сохранившегося в слове "княгиня"; после "к" стояла гласная "ъ", впоследствии ставшая непроизносимой... Итак, "князь" в древности звучало близко к "конинг"», которое норманисты производят «из скандинавского древнегерманского "конунг" ("король")»[287]. Итак, «А» упала, «Б» пропала, а в итоге осталась буковка, нужная норманистам. В этом плане интересно послушать, как в 2009 г. Мельникова «вразумляла» Гедеонова и его последователей: «Звуки не появляются и не пропадают просто так, случайно или по недоразумению. Законы языка не менее непреложны, чем законы математики или физики. Никто же не станет утверждать, что 234 = 24: подумаешь, одна-то цифирка выпала. Так же и в языке» (№ 5, с. 56). Но это все на словах. А на деле Мельникова очень легко превращает 234 и в 24, и в 12340, и в 720, в общем, во все, что она пожелает по причине своей скандинавомании.

В силу той же причины Мельникова трактует в пользу своих норманистских пристрастий и нумизматический материал. В 2007-2009 гг., приписывая скандинавам освоение в VIII - первой половине IX в. трансконтинентального Балтийско-Волжского пути, она отмечала, что на монетах Петергофского клада (начало IX в.) процарапаны скандинавские руны (слова и отдельные знаки), что, по ее мнению, «указывает на активное участие скандинавов в поступлении арабского серебра на европейский север и распространение их деятельности в это время не только на ладожский район, но и на значительно более обширные территории, вероятно, вплоть до Волжской Булгарии»[288]. Вот так надписи, определяемые как скандинавские руны (рунические надписи на 2 монетах и единичные скандинавские руны на 10 монетах) клада с берегов Финского залива вывели Мельникову и на скандинавов - распространителей арабского серебра на значительной территории Восточной Европы, и на Волжскую Булгарию, хотя между последней и самим кладом многие тысячи километров.

Петергофский клад очень известен в науке. И в его состав входят не только монеты со скандинавскими рунами, но и монеты, на которых читаются греческое граффити (1 монета), арабские надписи (2 монеты) и восточные, тюркские руны, относящиеся к орхоно-енисейской письменности (4 монеты). И если в вышеприведенную цитату Мельниковой вставить названия народов, пользовавшихся перечисленными видами письменности, то все они, получается, играли активное участие «в поступлении арабского серебра на европейский север» и далее по тексту. А если взять во внимание грузинскую надпись на монете из клада, обнаруженного в 1973 г. при раскопках Тимеревского поселения, то к этим активистам-«серебряникам» следует добавить еще и грузин[289]. О разноязычных граффити Петергофского клада писали, например, В.А. Булкин, А.Н. Кирпичников, Г.С.Лебедев в 1986 г., А.Н. Кирпичников в 1995 г., Г.С.Лебедев в 2002 году. В курсе их наличия и сама Мельникова, ибо ей (в соавторстве) принадлежит статья «Граффити на куфических монетах Петергофского клада начала IX в.» (1984), в которой, следует заметить, констатируется, что «среди граффити на восточных монетах из Восточной Европы встречено столь большое количество рунических надписей и отдельных знаков, тогда как в самой Скандинавии этот тип граффити представлен очень мало». И в 2002 г. она перечислила все типы надписей этого клада[290].

В силу все той же скандинавомании Мельникова на пару с Петрухиным отстаивает идею вокняжения «скандинава» Рюрика «по ряду» (найму). Хотя данная идея представляет собой, как показывает Л.П. Грот, слепок с мертворожденной в научном плане теории общественного договора, наплодившей много подобных себе мифов, засоривших научное сознание, и в адрес которой американский ученый Р.Л. Карнейро недавно справедливо сказал, что она «сегодня не более чем историческая диковина»[291]. Такими же историческими диковинками в русской истории являются скандинавская русь, «германо-скандинавские» Коровели, Суздали, Вольдемары, Людвиги, «Восточно-Европейская Нормандия» и многое-многое другое. В целом, весь норманизм.

Примечания:

215. «Русский Newsweek», 2007, № 52 - 2008. №2(176). С. 58.

216. См. напр.: Буганов В.И., Жуковская Л.Л., Рыбаков Б.А. Мнимая «древнейшая летопись» // ВИ, 1977, № 6. С. 202-205.

217. Кузьмин А.Г. История России... С. 319; его же. Мародеры на дорогах истории. С. 152-157, 164-187.

218. Сб. РИО. Т. 3 (151). Антифоменко.
– М., 2000; Антифоменковская мозаика.
– М., 2001; Антифоменковская мозаика-2.
– М., 2001; Астрономия против «новой хронологии».
– М., 2001; Мифы «новой хронологии». Материалы конференции на историческом факультете МГУ им. М.В.Ломоносова 21 декабря 1999 г.- М., 2001; Русская история против «новой хронологии».
– М., 2001; Антифоменковская мозаика-3.
– М., 2002; Антифоменковская мозаика-4. Критика «новой хронологии» в Интернете.
– М., 2003.

219. Загоскин Н.П. История права русского народа. Лекции и исследования по истории русского права. Т. 1.
– Казань, 1899. С. 336.

220. Зимин А.А. О методике изучения древнерусского летописания // ИАН. Серия литературы и языка. Т. 33. № 5. М., 1974. С. 462-464; Шаскольский И.П. Антинорманизм и его судьбы. С. 35-51; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Название «Русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства (IX-X вв.) // ВИ, 1989, № 8. С. 25 и прим. 6.

221. Труды Государственного Эрмитажа. Т. XLIX. С. 579-582.