Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
От этого руса тоже пахло зверем. Но это был другой зверь… Не то чтобы не хищный… Но – не совсем. Зубр – вот кого напоминает Лучинке этот запах. Огромный бородатый бык, которого не смеет тронуть даже медведь, потому что нет зверя страшнее, чем разъяренный зубр. Матушка говорила, что именно в зубра перекидывается леший, когда хочет отомстить. Племя волынян на зубров не охотилось. А вот чужеземцы – рискнули. Зубра не добыли. Сами еле ноги унесли. То есть один – не унес. Его потом дружки достали из-под убитой лошади и к Лучинке притащили… Его – и теленка убитого… «Зубр и есть, – решила Лучинка, нюхая огромную руку. – Ты все же достал своих обидчиков, Хозяин Лесной…»
А
Ехали весело. Гридни перешучивались, хвастались. Не перед Лучинкой – друг перед другом. Кто быстрее под конское брюхо нырнет-вынырнет. Богуслав разрешил своим снять верхнюю бронь: чешуйчатые панцири, наручи, даже шлемы. Лучинка (мало того что выросла в этих лесах, так еще и ведунья) несколько раз видела промельк в чаще или ловила затылком устремленный в спину недружелюбный взгляд. Поколебавшись некоторое время, все же сообщила об этом Богуславу. Оказалось, сотник тоже знает, что за ними следят. Но нападения не боится. Даже выпущенной в спину стрелы. Во-первых, ни один охотник не станет просто так стрелять в спину неизвестному воину, да еще и не одному. Во-вторых, даже если и найдется такой дурень, то издали, да из слабого лесного лука – ничего у такого стрелка не выйдет. Ни один лук не стреляет беззвучно. Скрип натягиваемого лука слух опытного воина вычленит их любого шума. Словом, такую вот охотницкую стрелу, выпущенную с пятидесяти шагов, он, Богуслав, не то что отбить-увернуться – зубами поймать может. Пошутил, конечно. Однако Лучинка успокоилась. Даже очень голодные волки не посмеют напасть на тура. А если тур не один…
Украдкой Лучинка разглядывала самого сотника. Ей приходилось видеть больших мужей – среди волынян великаны не редкость. Но в сотнике чуялась не просто сила, а сила богатырская. Такой силой небольшие телом мужи повергают наземь здоровенных противников. А тут сам богатырь – саженного роста. Вдобавок лицом чудо как хорош: глаза светлые, ясные, волосы – цвета спелого колоса, густые, блестящие, скулы широкие, нос крупный, крепкий, подбородок мощный, но тоже красивый – не камнем диким торчит, как, к примеру, у того же Хривлы. Нахмурится сотник – и по спине холодок. Улыбнется, сверкнет белыми зубами – будто солнышко согреет. А главное – всё вместе будто свое. У людей его в лицах чужинское сразу видать. У каждого – разное, но – чужое. А сотник Богуслав, даром что чужой веры, а ликом – чистый волынянин или кривич.
Засмотрелась Лучинка, увлеклась…
– Нравлюсь тебе? – склонившись, шепнул в ушко красавец-рус. – Хочешь меня?
Лучинка вообще-то за словом в суму не лезла. Язычок у нее – острый и проворный. Лекарский. А тут смутилась… Не знает, что сказать.
– Ты мне тоже нравишься, – жесткие усы щекотали порозовевшее ушко. – Захочешь – будешь моей. Не захочешь: обойдусь как с сестрой. Что скажешь?
– Я… Мне… Не знаю… – Лучинка совсем растерялась.
– Зато я знаю, – от жаркого дыхания в груди Лучинки родилась теплая истома, а в животе – сладкая пустота. Лучинкина кобыла покосилась на всадницу: не свалится ли? Что-то посадка ослабела…
Лучинка очнулась от неги, сжала круглые бока, и кобылка прибавила, на полкорпуса обогнав Славкиного жеребца. Тот фыркнул и в два скачка вырвался вперед.
– Не обгоняй, – строго сказал Богуслав девушке. – Мало ли что впереди…
Глава двадцать седьмая
Волынь
А впереди был город. Настоящий город с высокими стенами и дубовыми воротами, крепленными железом, маковками кремля и грибом сторожевой башни.
В воротах маячили стражи: бородатые мужи
в клепаной броне с длинными копьями. Стояли беспечно: болтали со здоровенным детиной, сидящим на телеге, нагруженной железными крицами.– Здесь тебя взяли лехиты? – спросил Богуслав.
Лучинка молча кивнула.
– И что же, никто не вступился?
Лучинка помотала головой.
– Не по Правде это, – проворчал Хриси, догнавший Лучинку (ширина дороги позволяла) и пристроившийся справа. – Или ты для них – чужая?
– Чужая, – грустно произнесла девушка. – Мы с мамой Мокоши служим… Служили. Ходили по градам и весям, помогали, кому надо. Обряды творили, рожать помогали, врачевали людей и скотину. Везде нам рады были… – И всхлипнула.
– А где мать твоя? – спросил Хриси.
– Морена забрала. – Лучинка еще раз всхлипнула. – Там ее схоронили. – Тонкая рука показала вправо, где на небольшой полянке стояли три черных идола, издали не поймешь, чьи.
– Хватит, Крыса! – строго произнес Богуслав. – Не бойся, Лучинка! Теперь, ежели кто захочет тебя обидеть, сначала должен обидеть нас. А это – дело ой трудное!
– Но зато веселое! – вмешался, осклабившись, нурман. – Мы, девка, любим, когда нас хотят обидеть! Наше железо любит повеселиться! – Хриси похлопал по рукояти меча и зычно расхохотался. Стая ворон взмыла в воздух и закружилась над тремя идолами. Стражи у ворот перестали болтать и уставились на подъезжающих всадников. Детина на телеге тоже оглянулся и поспешно хлестнул лошадь, уводя телегу в город.
– Мыто – по полкуны с всадника, – сообщил один из стражей. – С девки – четверть. Торговать в городе не будете?
– Разве что – этим! – хохотнул Хривла, наполовину вытянув и уронив в ножны меч.
– Не будем, не будем! – вмешался Богуслав. – Мы – гридни киевского князя. Провожали посла лехитского князя, теперь домой возвращаемся.
– Тогда с вас – две куны с четвертью.
– Две куны хватит, – сказал второй стражник. – Девку безмытно пустим. А не та ли это девка, которую намедни лехиты силком увезли?
– Та самая, – сказал Богуслав.
– Ага. А как…
– Купили, – отрезал Богуслав.
– Ну тогда хорошо. А то у нас дружки тех лехитов еще гостят. Мало ли спросят…
– Спросят – ответим. Много ль лехитов?
– Два больших десятка наберется.
– Целое войско, – усмехнулся Богуслав. – То-то они у вас суд творят, как у себя в Гнездно.
– Это старейшины так решили, – буркнул второй страж. – Не хотят с лехитским князем ссориться. Боятся: будет как с Червнем.
– А князь ваш что, тоже боится?
– Нет у нас князя, – ответил страж. – Прежнего дулебы убили, а нового старшие всё никак не выберут. Так и живем.
– Без князя – нельзя, – подъехавший Соколик неодобрительно покачал головой. – Кто защитит, если беда случится? Без князя боги удачи не дадут. Не страшно?
– Мы – вои городские, – сказал первый страж. – За кем скажут, за тем и пойдем…
– Вот потому у вас лехиты и заправляют, – презрительно бросил Хриси. – Таких, как вы, только и стричь.
– А что, воин, под киевским князем хуже было б, чем под лехитским Мешко? – вдруг спросил Богуслав.
– По мне – так лучше, – не задумываясь, ответил второй стражник. – Лехиты родовых богов жгут, а киевский князь, слыхал, за отчих богов стоит.
– Так и есть, – кивнул Богуслав. – Каких богов хочешь кормить, тех и будешь. У нас – вольно. Я вот Христу кланяюсь, а он (кивок в сторону Хривлы) – Тору и Одину.
– А я – Перуну и Сварогу, – подал голос Соколик.
– Сварога и мы почитаем, – сказал первый стражник. – Выходит, и нам под Киевом не худо было бы.
– Что ж тогда дань Киеву присылать перестали? – усмехнулся Богуслав.