Варяжский меч

Вид с балкона епископского дома открывался великолепный. Отсюда с горы можно было разглядеть половину города вместе с портом. Взгляду Вагера открывались узкие городские улочки, представала во всей своей красе новая церковь, построенная на углу Кожевенной и Линейной улиц, хорошо видны выдававшиеся в море деревянные мостки в порту и стоящие у них корабли. А в хорошую, ясную погоду можно было разглядеть остров Узень, темневший за проливом. Епископ любил смотреть на свой город с балкона, это было одно из тех немногих удовольствий, которые он мог себе позволить.

Похлопывая себя по плечам, Вагер повернулся к двери. В это время в порт входили пять кораблей. Длинные узкие суда с дьявольскими фигурами на носах, с красными щитами, развешанными по бортам, подгоняемые сильными гребцами, быстро шли к берегу. Закатное солнце бросало ослепительные блики на гребни волн, искажало картину, от этого казалось, корабли не плывут, а летят над волнами. Фееричное зрелище.

Епископ это уже не видел или не обратил внимания. Годы брали свое, глаза частенько изменяли старику, приходилось щуриться, когда вдаль глядишь. Вагер вернулся в комнату и плотно задернул за собой занавесь. Здесь, в помещении, было тепло. Плотные занавеси на дверях и окнах защищали от ветра, в камине горел огонь. Единственное, по полу ощутимо тянуло сквозняком, но это ерунда. Какое это может иметь значение, когда можно подойти к камину и вытянуть к огню озябшие руки.

Лето кончилось, на дворе осень, проклятая осень. Скоро пойдут дожди, а затем начнется зима. Еще одна зима на этом негостеприимном берегу Варяжского моря. Надо не забыть: через две недели предстоит поездка в Велиград к маркграфу Белуну. Хитрый и наивный язычник наконец-то прозрел, отрекся от заблуждений и собирается искупать свои грехи крещением диких пруссов.

— Слава Господу, — изрек Вагер. На его глазах еще одна цитадель язычества и ереси дала трещину и готова рухнуть к ногам смиренных пастырей Христовых. Вагер знал, что говорил, он своими глазами видел, как продвигается святое дело евангельской проповеди в этих диких землях. Тяжел труд сподвижников, многое им пришлось вынести, неся свет в заросшие мхом сердца славян и данов, но тем больше радость, когда своими глазами видишь, как постепенно, но неуклонно растет влияние Святой Церкви.

С каждым годом все больше язычников приходит к проповеди, все больше славян принимает крещение. Правда, многих приходится приводить к истинной вере силой, преодолевая сопротивление сидящих в них бесов. Ничего, главное — терпение, терпение и еще раз терпение. Вагер не был дураком, он понимал: большинство новообращенных не приняли Христа сердцем, семя евангельской проповеди не дало всходов на камнях их душ.

Это поколение потеряно для Божьего слова, но не потеряно для Церкви. Они только называются христианами, продолжают носить требы идолам, участвовать в бесовских обрядах и игрищах. И грешить продолжают, как и прежде. Ничего, и эти полуязычники могут еще послужить святому делу, а их дети и внуки с младенчества впитают любовь и мудрость веры Христовой, душой и телом будут принадлежать Церкви. Свободные от демонов преисподней, они с радостью понесут свет веры другим, пока еще прозябающим в неверии народам.

От размышлений о будущем этой земли епископа оторвал отец Рейнольд. Священник с поклоном вошел в комнату и остановился у порога, смиренно ожидая, когда епископ разрешит ему говорить. Выждав для порядка, Вагер кивнул вошедшему и прошел к массивному, богато украшенному резьбой и драгоценными инкрустациями креслу на возвышении. В свое время это кресло и серебряный крест в двадцать фунтов весом ему подарил отец нынешнего императора Оттон Великий в честь успеха миссии по крещению ободритов и строительства первой церкви в твердыне безбожников Велиграде.

— Ваше святейшество, — еще раз поклонился Рейнольд, осеняя себя крестным знамением, — из сборщиков десятины, отправленных в земли славянского маркграфа Белуна, вернулись только отец Иохим и купец Даур.

— Может, еще время не вышло? Маркграф ободритов крест целовал, что наведет порядок на дорогах.

— Все сроки вышли. Господь забрал их в лучший мир.

— Сроки вышли, — бесцветным, чуть усталым голосом повторил епископ.

Как ему надоели эти вечные неприятности со славянами! Проклятое племя! Гордые, беспокойные, кичащиеся своей силой и древностью родов, исподволь точащие зубы на власть императора и Церкви. И добро бы они по лесам да болотам прятались. Нет, бесовство даже в Альтенбург проникает. Только два дня назад в Нижнем городе поймали идолопоклонника. Соседи донесли, что у него дома адские кумиры стоят. Услышав такую новость, епископ искренне возмутился.

Если в отношении язычников он предпочитал действовать мягко, ненавязчиво, добрым словом и делом подталкивать их заскорузлые души к свету, то с отпавшими от святой церкви, с отрекшимися от веры разговор был другой. Вагер прекрасно помнил, и ныне убиенный безбожными пруссами архиепископ Адальберт всегда его учил следовать заветам святого Мефодия: село, в котором произошло языческое жертвоприношение или хотя бы была принесена присяга языческими божками, должно быть целиком продано в рабство.

Иначе поступать нельзя, нельзя проявлять слабость, надо жестко карать отступников, дабы не давать повода усомниться маловерам и слабым духом. Люди должны видеть и верить — Церковь милостива к своей пастве, но беспощадна к двоеверцам. С благословления епископа двор идолопоклонника предали разграблению, его семью обратили рабами, а самого повесили на городской площади.

— Ваше святейшество, что прикажете делать? — тихо спросил Рейнольд, его глаза светились мольбой и тайной надеждой.

— Мы сами пойдем к маркграфу Белуну и проведем расследование, — улыбнулся Вагер.

«Что так беспокоит брата Рейнольда?» — думал епископ. От него не укрылись ни умоляющий взгляд, ни горечь, звучавшая в голосе клирика. Ах да! Родной брат Рейнольда Клаус не вернулся из марки полуязычников. Да будет земля ему пухом. Тем более надо брать Рейнольда с собой, он землю рыть будет, но убийц брата найдет. А затем, когда свершится правосудие, отца Рейнольда надо включить в святую миссию, что пойдет к пруссам вместе с рыцарями Белуна. Силы, благочестия, веры и желания нести крест язычникам у него хватит. Один из самых достойных священнослужителей Альтенбургской церкви.

— Едем через две седмицы, берем рыцарей барона Хельмштока и две сотни копейщиков, — добавил епископ.

На круглом лице отца Рейнольда отразилось понимание.

— Я оправдаю ваше доверие, — клирик согнулся в поясном поклоне.

— Можешь идти, брат Рейнольд. Благослови тебя Господь!

Священник еще раз поклонился и, шепча про себя молитву, поспешил покинуть помещение. Оставшись в полном одиночестве, епископ подпер голову кулаком и задумался, а не зря ли он доверял этому славянскому вождю? Не хитрит ли Белун, заявляя о желании нести крест пруссам? Ведь он в своей земле даже и не пытался языческое бесовство вывести. В Велиграде прямо у графского дворца языческое капище высится. Большое каменное здание с резными изображениями демонов на стенах, а внутри идолы стоят, и сатанинский огонь горит неугасимо. Сколько епископ требовал извести бесовское капище — бесполезно. Не похож маркграф на раскаявшегося язычника, не похож, но тогда зачем он войско собирает? Может, хочет от империи отколоться? С него станется, и разбои на земле Белуна участились. Так за размышлениями епископ незаметно провалился в сон.

На улице послышался шум. Пронзительно завизжала женщина. Вагер открыл глаза, до его слуха донеслись приглушенный топот множества ног, звон железа, отрывистые команды на славянском языке. «Что там стряслось?!» — недовольно поморщился Вагер, поднимаясь с кресла. На лестнице послышались быстрые шаги, короткий возмущенный возглас. Затем в комнату вбежал послушник, совсем еще мальчик, на его безбородом полудетском лице застыла маска ужаса:

— Язычники в городе! Их много!

Епископ попытался подняться на ноги, но тут его пронзила страшная боль в сердце.