Варяжский меч

— Господь! Не… — только смог вымолвить Вагер, падая на пол. Послушник застыл на месте как вкопанный и, не отрываясь, смотрел на искаженное предсмертной гримасой лицо умершего от сердечного приступа князя Церкви. Так их и нашли ворвавшиеся в Старград русы.

Корабли приближались к берегу. Четкий барабанный ритм, отдававшийся в ушах гребцов, подстегивал, заставлял вкладывать все силы в каждый гребок. Люди слились с кораблем, превратились в одно многорукое и многоголовое существо. Единство духа слаженной корабельной команды. От носа ладьи разбегались широкие пенные валы, за кормой тянулись буруны. «Сирин» летел, как огромная деревянная птица, как живое существо, перебиравшее по воде своими ногами-веслами. Да он и был живым, любой моряк вам скажет.

Пять кораблей русов вошли в морской заливчик, на берегу которого стоял Старград, и, выстроившись линией, рванули к берегу. На берегу еще никто ничего не понял. Город слишком давно не подвергался набегам норманнов или варягов. Люди забыли, что и на берегу они не всегда могут считать себя в безопасности от свирепости морских разбойников. Только несколько моряков, сгрудившихся на корме астурийского нефа, громко спорили: что означает фигура в виде распростершей крылья птицы с женским лицом на носу второго справа корабля. Нет, не видели они стремительной высадки на берег варяжских дружин, иначе давно уже бежали бы со всех ног к спасительным городским стенам.

За сотню шагов от берега кормщики скомандовали убрать весла. Дальше лодьи шли накатом, постепенно гася скорость. Воины готовились к схватке, в последний раз проверяли, не натирает ли кольчуга, подтягивали подбородочные ремни шлемов, снимали с бортов щиты, разбирали сложенное у мачты оружие. Десятники строили своих людей на носовой палубе. Без лишней суеты и путаницы к тому моменту, когда корабль подошел к берегу, дружинники уже были готовы к бою. Князь Славомир занял почетное место — на самом носу. Рядом с ним держались ближние бояре и самые лучшие бойцы. Острие клина, готовое разрубить вражеский строй, как топор морскую пену.

Подчиняясь веслу кормщика, «Сирин» скользнул между причалами и ткнулся носом в прибрежную гальку. Легкий толчок — корабль со скрипом прополз полшага по дну и остановился. В этот момент князь уже перепрыгивал через борт прямо в набегавшие на берег волны. За ним на берег хлынула вся сотня. Только один десяток немного задержался, в их обязанности входило заякорить корабль, чтоб его не унесло в море, пока люди сражаются на берегу.

Дружина ободритов, не задерживаясь ни на мгновение, на ходу построилась атакующим клином. Два десятка бойцов сразу же разошлись в стороны, разгоняя мешавшихся зевак и освобождая место на пристанях. Попытавшийся было заступить русам дорогу стражник согнулся пополам, получив удар рукоятью меча в живот. Два его товарища были моментально обезоружены и сбиты с ног, понятное саксам дружеское предупреждение: не мешать.

Все пять кораблей пристали к берегу почти одновременно. Выплеснувшиеся с них на берег дружинники, не задерживаясь на берегу, пятью железными потоками побежали к городской стене. На мирных горожан, торговых гостей и моряков внимания не обращали. Разве что отодвигали щитом с дороги, если у тех не хватало ума самим отступить в сторону.

Длиннобородый купец в меховой шапке и длиннополой суконной, расшитой золотом хламиде долго и нудно выговаривал приказчику за нерасторопность. Почтенный торговец считал ниже своего достоинства уйти с середины дороги, наоборот, по его мнению, все остальные должны были проявлять почтение и не мешать ему учить своего человека уму-разуму. Шедшие по улочке горожане действительно обходили упершего руки в бока старого Хоки, а ораву бегущих вооруженных людей купец даже и не заметил. Не успел он удивиться, куда это приказчик рванул, даже не дослушав поучение, как его чувствительно огрели щитом по спине и отшвырнули с дороги прямо в глубокую, зловонную лужу.

Вслед русам летели проклятья и пожелания убираться в преисподнюю. Особенно выразительно и образно ругались те, кого столкнули с дороги, ушибли или у кого опрокинули груз, случайно раскатили по земле товар. Пока еще никто не понял, что это нападение. Ободритов и люблинцев принимали за дружину бедного ярла, пришедшую в город наниматься охранниками. Тут неизвестно откуда прозвучал громкий пронзительный вопль:

— Норманны! Викинги напали!!!

Моментально вспыхнула паника. Дорога перед русами сама собой очистилась, старградцы бросились бежать кто куда. Многие рванули к городским воротам. Вскоре там образовалась давка. Озверевшая, напуганная, обезумевшая толпа надеялась спрятаться за стенами, никто никого не слушал, попытавшуюся навести порядок городскую стражу оттерли в сторону и остервенело топтали. Те, кто был посообразительнее, успели оглядеться по сторонам и, поняв, что пришельцы идут к городу, побежали вдоль берега туда, где крепостная стена дугой выходила к самому морю и на каменистом мысу возвышалась сторожевая башня.

Трое рабов, надрывавшихся над тяжеленным, окованным железом сундуком, бросили свою работу и, переглянувшись, побежали вслед за варягами.

— Вы куда? — крикнул им вслед молодой бритый невольник, сидевший на земле, прислонившись к высокой корзине.

— Наши пришли. Хозяев резать будем, — бросил на ходу один из рабов, высокий мускулистый мужчина в рваной рубахе и кожаных штанах, видавших и лучшее время.

— Идем! — парень вскочил на ноги, подхватил прислоненную к корзине дубинку и огрел ей по голове озиравшегося по сторонам приказчика. Тот рухнул как подкошенный. Парень потрогал ногой бездыханное тело и, засунув в рот два пальца, громко, залихватски засвистел. Пробегавший мимо епископский кнехт громко ойкнул, затормозил, уклоняясь от летящего ему в голову горшка, и побежал еще быстрее. Драка с взбунтовавшимися рабами явно не входила в его планы.

Вскоре к группе бывших рабов присоединились еще несколько десятков их товарищей по несчастью. Сначала они хотели идти в город и, воспользовавшись беспорядками, вернуть долги своим мучителям. Дело того стоило, кроме того, можно было привлечь на свою сторону находившихся в городе невольников. Затем, вдосталь пограбив и перебив своих бывших хозяев, неплохо бы присоединиться к варяжской дружине. Эти не предадут и в цепи заковывать не будут.

Среди рабов было много славян, и они надеялись найти общий язык со своими земляками-единоверцами. Но, увидев, что творилось у ворот, бывшие невольники решили, что Старград подождет, тем более на берегу пока еще достаточно подходящих для мести мучителей и рабовладельцев.

Одним из первых в руки восставших попался отец Деметрий — один из ближайших помощников епископа Вагера. Почтенный клирик в недобрый час решил пройтись по пристаням и лично выбрать свежую рыбу себе на ужин. Давно разучившийся бегать и перемещавший свои восемь пудов живого веса исключительно медленным шагом Деметрий при первых же минутах паники попытался спрятаться между ларями, выгруженными сегодня с данского судна. На его беду, щель оказалась гораздо уже, чем надо, и преподобный отец застрял между сундуками.

Проходившие мимо рабы заметили торчащие из-под рогожи ноги клирика. Один из них, тот самый, которого отец Деметрий в свое время чуть не запорол до смерти за разбитый горшок, сразу же узнал сапоги и жирные ляжки своего хозяина. Клирика под радостные возгласы толпы вытащили за ноги из укрытия, растянули на земле и принялись пороть кнутом. Славившийся своим жестоким отношением к рабам отец Деметрий мучился долго. Только на двухсотом ударе окровавленная отбивная, бывшая недавно почтенным клириком и правой рукой епископа, испустила дух.

Возбужденная толпа бесчинствовала на берегу до самого заката. Только утолив свою жажду мести, бывшие рабы выбрали два корабля, при свете факелов загрузили их припасом и отчалили. Плыть они решили на восход в земли велетов-лютичей. По слухам, там очень не любили христиан и были готовы дать приют вырвавшимся с того света людям.

Русы немного не успели. Когда они добежали до ворот, там уже бурлил жуткий человеческий водоворот. Обезумевшая толпа пыталась продавиться в город, звучали истошные вопли, мольбы, брань. На земле лежало несколько затоптанных тел. Рагнара, впервые увидевшего такое, непроизвольно передернуло. Он только негромко выругался и стиснул черен меча. Вид толпы завораживал, казалось, это некое многорукое, серое существо, огромная медуза, пытающаяся заползти в город.