Варяжский меч

— Понял, старшой. — Грац кивнул с серьезным видом и хлестнул лошадь плетью. — Но, пошла!

Глядя вслед удаляющемуся гридню, Рагнар невольно поймал ехидный взгляд Змейко.

— Молодежь гоняешь, десятник?

— Так надо. Кто их учить будет? — Рот мечника расплылся в добродушной улыбке. Тут в поле зрения попался Ратибор. Слишком снисходительным, пренебрежительным взглядом провожал молодой гридень своего товарища.

— А ты что лыбишься? Попадешь копьем на скаку вон в то деревце?

Ратибор вместо ответа опустил копье, удобнее уселся в седле. Небольшой чахлый, пробивающийся меж камней ствол березы приближался. Гридень наклонился вперед, зажал копье под мышкой. Удар. Рожно точно вошло в жалобно скрипнувший ствол и крепко там засело. Ратибор дернулся, качнулся, но успел выпустить из рук копье и удержался в седле. Под дружный смех дружинников отрок остановил коня и, смущенно улыбаясь, вернулся к деревцу. Старая дружинная шутка. Этот еще молодец. Бывало, при таком испытании гридни из седла вылетали. Рагнар сам в молодости попался в эту ловушку. Как давно это было! Полтора года прошло. Зато теперь будет наука: если копьем с разбегу колешь — будь готов, оно застрять может.

Отсмеявшись, двинулись дальше. Грац ехал впереди отряда, иногда оглядывался, смотрел, чтоб ровно на перестрел и ни на шаг меньше. Рагнар, глядя на отрока, тихо ухмылялся в усы — пусть привыкает. Если закалка хорошая и не трус — будет из него дружинник.

Приблизившись к каменистой осыпи, Грац придержал лошадь, постоял немного и поскакал обратно к товарищам.

— Ну, что видел? — поприветствовал его Вильк.

Грац только отмахнулся от товарища и, приблизившись к Рагнару, доложил:

— Повозка в укрытии между камнями. Чуть в стороне, в буераке, лошади пасутся. Люди по виду смарды или холопы из домашней челяди, выглядят увальнями, кожухи бронями не примяты. Оружие простое, дешевое.

— Сколько их?

— Я видел семерых, может, в буераке или повозке еще пара найдется, и с ними женщина.

— Женщина?! С этого и следовало начинать. — Глаза Рагнара вспыхнули. Интересное дело. Явно, жена из знатных едет. Тогда почему охрана плохая? Куда ее в такое время понесло и каким местом муж думал?

— По виду наши, русы, — продолжал Грац. — Едут из Старграда.

— А это как выяснил? — нахмурил брови Рагнар, но через мгновение догадался сам: следов на шляхе нет. Навстречу путь держат.

Немного подумав, десятник решил, что опасности нет. Надевать брони и натягивать на луки тетивы не стоит. В крайнем случае, если у встречных с головой не в порядке, в драку полезут, их можно копьями разогнать. Так и поехали дальше, оставив кольчуги и шлемы в тюках на спинах заводных лошадей.

Приблизившись к неизвестным путникам, Рагнар сам разглядел спрятанный между камнями крепкий, добротный воз с натянутой на дугах рогожей. Недалеко угли погасшего костра чернеют, на траве большой котел стоит. Путники, их ровно семь оказалось, при виде всадников выстроились рядком перед возом. Вооружены небогато: копья и топоры. У одного, он держался чуть поодаль, в руках тяжелый лук. Броней ни у кого нет. Только один, по виду старший, в клепаном шлеме и с круглым щитом стоит. У съезда со шляха, там, где на песке отпечатались следы повозки, Рагнар дал своим бойцам знак остановиться.

— Пошли вам Велес удачу и легкого пути!

— И тебе удачи, славный воин, — легонько кивнул в ответ путник со щитом, не сводя с всадников пристальный взгляд пытливых ярко-синих глаз. — Если не спешишь, перекуси с нами, дай отдых лошадям. — Все по обычаю, так и положено с неизвестными разговаривать.

— Благодарю и не откажусь. — Рагнар спустился с седла и повел лошадь в поводу. Остальные дружинники последовали его примеру.

Первым делом мечник повесил на луку седла щит, стреножил Дымку, затем подошел к кострищу. Путники расступились в стороны и опустили оружие. Старший, сняв шлем, протянул Рагнару краюху хлеба. Тот в свою очередь переломил хлеб, вернул половину хозяину, сам откусил. Хлеб оказался хорошим, вкусным, не далее как вчера испекли. Оставшееся от краюхи Рагнар передал своим товарищам.

Обычай соблюден, теперь можно не опасаться подлого нападения. Нарушителя обычая сами Боги накажут. Земля носить откажется. Навь поглотит. А как же иначе? Хлеб свят. С кем его переломил, отведал, тот на время встречи тебе названным родовичем становится. А вот теперь можно и поговорить.

— Дороги, говорят, опасны стали, — начал издалека дружинник.

— Опасны, да Бог хранит, — прозвучал в ответ мягкий, приятный женский голос. Выступившая из-за воза женщина оказалась молода и красива. Одета просто, по-дорожному, без дорогих украшений. Но видно было: платье из добротных тканей и сшито по мерке. Расшитая красной нитью клетчатая понева говорила, что ее обладательница живет в Люблине. Верхняя рубаха тонкого холста — из заморской страны скоттов. Только там умеют ткать такие мягкие, тонкие и одновременно теплые холсты. На плечах красавицы синий мятль, скрепленный у плеча крупной филигранной серебряной заколкой с рубином. Волосы тщательно убраны под расшитую бисером и янтарем рогатую кику. Из-под поневы выглядывают поршни из мягкой, хорошо выделанной кожи.

— Что в Старграде слышно? Вы же из города князя Славера едете? — продолжил Рагнар.

— Князь правит твердой рукой, слушает мудрых советников. Законы и подати устанавливает справедливые. Если ты едешь в княжескую дружину вступать, так он как раз воинов принимает. Хочет свою дружину увеличить на страх недругам. — Речь звучала внятно, женщина выговаривала слова старательно, как на нить нанизывала.

Точно! Она не нашего рода — догадался Рагнар. Родилась норманнкой или саксонкой, а за руса ее замуж выдали.

— Люди называют меня Рагнаром, служу князю Славомиру. В Старград по поручению князя еду, о мире говорить, — безбоязненно выложил мечник. Почувствовал, что так и норманнка откровеннее будет, а то говорит, не как думает, а как положено людям Славера говорить.

— Я Эрла, дочь Хьерта Торвардсона, жена люблинского боярина Крома, ездила отца и братьев навестить, сейчас домой возвращаюсь.

— Остров Фюн? Большой старый дом на берегу пролива? Лодки на берегу? — добродушно улыбнувшись, Рагнар перешел на норманнский язык.

— Нет, Роскильде. Мой отец — хевдинг конунга Харальда Синезубого… был, — поникшим голосом добавила Эрла. В уголках глаз красавицы блеснули слезы.

— Три дня назад Харальда сверг его сын Свен, — пояснил старший слуга Эрлы Хьертовны. — Нам повезло, вовремя отплыли. Что стало с конунгом и его ближниками, неизвестно.

Эта новость Рагнару пришлась по душе. Стараясь не подавать вида, он продолжил расспросы. Тем более, Эрла и Некрас сами были не прочь облегчить душу, выложить свои горести и переживания случайному хорошему человеку.