Ваша жизнь больше не прекрасна
Шрифт:
— А ты не знаешь, что я, собственно, задолжал твоему шефу?
Катя отрицательно покачала головой.
Интересно, а как еще в этом случае должна вести себя Мата Хари?
— Даже не догадываешься?
Девушка, присев, засовывала ватку в замочную скважину.
— Так сюда никто не сунется.
Она развязала пояс и подошла, светящаяся, ко мне. Пусть простят меня литературные скрипачи, но тело ее было честнее, простодушнее и умнее, чем показалась сначала его обладательница. Что-то подобное было в первый раз с Лерой, вспомнил я. А с Ниной? Если бы случилось? Неужели природа так проста?
— Я с самого начала поняла, что
По «ящику», как всегда, упражнялись в версификации. С экрана риторически вопрошали и тут же настоятельно рекомендовали: «В животе — шум и гам? Принимай Эспумизан!» Рифма хромала… Хромала рифма…
В ритме царского варенья
Мне снилась бабушка.
Лицо ее проступило на стершейся монете, которую я вынул из слепящего ручья, бросил в карман и тогда только понял, что на ней была бабушка. Я достал из кармана монетку, еще холодную, и заглянул бабушке в глаза. Потом монета куда-то исчезла и осталась одна бабушка. Я подумал: хорошо, что она вышла.
Сначала я узнал ее по запаху и по манере тыльной стороной ладони вытирать мне губы от молока. Скоро бабушкой заполнилось все пространство в сенях, при этом она оставалась маленькой, едва ли не меньше меня и уж, во всяком случае, меньше, чем была в жизни.
День стоял солнечный. Ровно гудели мухи. Руки бабушки с плоскими ладонями летали над столом. Из миски она вынимала крыжовник, крепкими ногтями отсекала у него плодоножку, срывала сухую корону и бросала ягоду в кастрюлю. Лицом приглашала меня присоединиться, но я не шел. Мне казалось, что я не сумею так ловко управляться, и только буду мучить ягоды.
Бабушка показала глазами на табурет, и я вдруг сразу ее понял. Через минуту я принес и высыпал на стол горсть вишневых листьев.
Теперь ясно. Мы с бабушкой готовим царское варенье.
Торопиться было некуда. На приготовленье варенья отпущено несколько дней.
Я купался в речке, макал колючие огурцы в мед (у них и название было колючее — «теща») и хрустел ими на весь двор; мы с бабушкой ходили по грибы, чистили от сажи чугунки, кормили кур, но когда ее кто-нибудь спрашивал «Что у тебя сегодня, баба Душа?», она неизменно отвечала: «Царское сёдня варим».
И завтра, и послезавтра всё было «сёдня».
Бабушка вручала мне заколку, и мы на пару выгребали из крыжовника алмазные зернышки. Крыжовник был зеленый, недозрелый, с толстой кожей. Как полагается.
В это время на печной приступке в кастрюле настаивалась вода с принесенными листьями. Так проходили сутки.
Ягоду без зерен опускали в холодную воду для вымачивания. Менять воду надо было часто, бабушка об этом всегда помнила.
Время жило у нее внутри, не было, чтобы бабушка куда-нибудь не успевала или спохватывалась.
Вечера проходили в ее рассказах. Например, о пчелах.
Особенно важные для пчел дни наступали весной, тем более если та случалась холодной. На ветру ульи выстывали. Чтобы выделить больше тепла, пчелы начинали много есть, быстро изнашивались и даже погибали. Весной ульи надо было утеплять. Мхом, подушками, соломой, паклей, газетами — всем, что в доме.
Но и перестараться нельзя. «Тогда-то пчелки родятся более, может быть, сообразительные, но век их будет короче». Отчетливо помню, что в тот момент это связалось у меня как-то с Пушкиным, о котором знал только, что он был гений, то есть сообразительный,
и рано погиб. Я испытал острое чувство жалости и к пчелам, и к Пушкину, и с уважением смотрел на бабушку, от осторожных стараний которой зависел, ни много ни мало, выбор между сроком жизни и талантом.Наступал следующий день. Зеленую уже, готовую воду нужно было переливать через дуршлаг. Листья выкидывались в печь. Из этой воды готовился сироп необыкновенного изумрудного цвета. Остудив немного, заливали им вынутые из воды ягоды. Ягоды всплывали, бабушка прижимала их крышкой и ставила снова на огонь. Как только появлялась пенка, кастрюлю снимали, и бабушка опускала ее в большой таз с колодезной водой. Для быстрого остужения.
Если дело было утром, к вечеру снова разводили огонь, и варенье несколько минут кипело. Бледная, легкая пенка шла к чаю. На следующее утро ритуал повторялся, и так несколько раз.
Некоторые соседи, чтобы сохранить зеленый цвет, пользовались пектиновой добавкой. Но тогда, говорила бабушка, вкус начинает хромать. Получается не варенье, а венгерский конфитюр, который как раз в то время появился в магазинах. Пектиновой добавкой бабушка не пользовалась.
После наведения пробы варенье плотно закрывалось в банках и появлялось на столе только зимой, когда бабушка приезжала к нам в город.
Во сне у меня всё продолжался тот бесконечный день, и управлялся он ритмами появляющегося на наших глазах как бы исподволь, между делом, но, безусловно, главного события — царского варенья. Казалось, так же неспешно и правильно живут сейчас все люди в деревне, и сама природа знает свои обязанности рассвета, дождя или сумерек. Я даже засыпал в этом ритме, помня, что царское варенье делает в это время свою работу и ждет нас. А мы помним о нем.
Когда мальчишки позвали меня в ночное, запалили костер, посадили на коня и стеганули его сзади плетью, конь тоже как будто понес меня в знакомом мне ритме. И, хотя в конце концов я упал, разбил себе плечо и щеку, все это было только приключением. Мальчишки признали, что я держался на Тумане дольше, чем они задумали.
Тихая радость веселила меня изнутри. Я не знал, не верил, а только чувствовал, что она будет длиться вечно — ничто никогда не кончится и ничто не начнется вновь. Всего и так было в меру и с избытком.
Вдруг на пороге появилась бабушка. Вид у нее был суровый и немного растерянный. В руках она держала листок бумаги.
— Из школы приходили, — сказала она. — Велели, чтобы ты все заполнил аккуратно. Иначе отрубят голову.
Когда речь заходила о школе, бабушка всегда робела, становилась подчиненной и зависимой, и голос у нее делался деревянным и неприязненным, как у нашей дворничихи. Такое превращение в ней меня пугало.
Я взял листок. Это был «Талон амбулаторного пациента» и в нем единственный раздел: «Исход». Там столбиком было написано следующее:
1. выздор.
2. ремисс.
3. госпит.
4. в др. ЛПУ.
5. инвалид.
6. смерть.
9. проч.
Я уже читал этот талон однажды мельком, когда обращался к дорогому врачу со своим артрозо-артритом. Но сейчас, во сне, мною овладело страшное предчувствие, что с задачкой я не справлюсь. Сокращения расшифровывались легко (ЛПУ, например, — Лечебно-профилакторное учреждение). Но что значило «прочее» после смерти? И два пропущенных пункта. Их тоже надо заполнить?