Ваше благородие

Бодров вышел на свежий воздух, пока ординарец делал уборку и проветривал землянку. Вокруг белым-бело. Пришла зима с первым свежим, ярким, пахнувшим озоном пушистым снегом. Утонуло в нем все черное, серое, корявое. Теперь будто выглаженная лежит земля, словно приготовленные к свадьбе невесты, стоят украшенные белой бахромой березки. Накануне всем подразделениям, кроме дежурного и караула, было разрешено отоспаться. Потому лагерь, получивший кодовое название «Роща», все еще медленно пробуждается. Красноармейцы выбегают из землянок, хватают пригоршнями снег, трут руки, шею, грудь, бросают друг в друга снежками.

Подошел Боткин, поулыбался, глядя на веселившихся бойцов.

— Мирная жизнь возвращается. Еще до войны видел, чтобы вот так играли люди.

— К сожалению, ненадолго удается расслабиться. Сегодня уже начнем решать новую задачу.

На совещании руководства отряда Бодров сообщил, что ночью получена радиограмма от Николая Михайловича, в которой приводится ориентировка СМЕРШ о появлении в Горобцах спецгруппы немцев с намерениями вывести полковника Фогста за линию фронта.

— Как всегда, — сказал командир отряда, — начальник штаба от имени руководства войск НКВД задачу формулирует кратко: провести чекистско-войсковую операцию поиском в населенном пункте. Спецгруппу вместе с полковником, сочувствующими и содействующими задержать, при вооруженном сопротивлении уничтожить. Теперь перед нами вновь вопрос: каким образом решить задачу, да еще без потерь.

— Никто из нас не был в Горобцах, что представляет собою поселок? — включился в разговор Шведов.

— Есть хорошая трофейная крупномасштабная карта. Интересовался у задержанных: где, что и как расположено.

Поселок крестообразно разделен двумя широкими улицами на северо-восточную, северо-западную, юго-западную и юго-восточную. В юго-восточной пруд, к которому с севера и юга подходят глубокие балки; с запада, за холмами, лесной массив широкой полосой тянется на многие километры в сторону фронта. Школа, вблизи которой может находиться «Мыкола», в юго-западной части, там же дом старосты, где предположительно находится полковник Фогст. Само расположение Горобцов подсказывает: наиболее вероятным направлением ухода спецгруппы является юго-запад. На этом направлении следует сосредоточить основные усилия.

— Я не спрашиваю, кто какие задачи будет решать, — сказал Мухов.

— И правильно делаете. Вам, Валерий Александрович, сегодня же до обеда выставить заслон на опушке леса, перекрыть наиболее вероятные направления ухода из поселка. Службу нести круглосуточно. Операцию начнем завтра с утра. Ночью выполним другую задачу. Командирам групп принять решение и в двенадцать ноль-ноль прибыть для организации взаимодействия, — распорядился Бодров.

Когда офицеры покидали командирскую землянку, Сергей сказал Анатолию:

— Позови отца, пусть придет.

— Взял бы ты его к себе шофером.

— Оба окажемся в неудобном положении.

Николай Дмитриевич пришел быстро. Сказал часовому, что прибыл по вызову командира отряда.

Сергей расцеловал растроганного отца. Вроде бы постоянно рядом, а видеться не удается. Рассказал о письме Зины, ее гостевании в Батурино и Горшовке. Достал бутылку коньяка.

— Ты коньяк пил когда-нибудь?

— Не приходилось. На финской войне видел однажды пустую бутылку с этикеткой.

— Мне заместитель по тылу принес. Французский. Хотелось с тобою попробовать.

Сергей плеснул по четвертинке стакана:

— Говорят, его помногу не наливают.

От повторной дозы отец отказался. Сергей закрыл бутылку, сунул коньяк в сейф.

Будешь приходить, помаленьку прикончим. Да! Что скажешь по поводу письма Зины?

— Рано или поздно, но это должно было случиться. А по-другому — как? Мать же. Но смелая! Я бы даже сказал — молодец!

— О Вадиме она не обмолвилась ни словом.

— Значит, не совсем ласково обошелся.

— Ну и зря! Не его это дело.

— Ты-то не обижайся на брата, — сказал Николай Дмитриевич, увидев насупившиеся брови сына.

— Какие у тебя мысли, па?

— Смотри, как тебе подсказывает совесть, так и поступай.

— А если угрызения совести — одно, а душа — другое?

— Тогда только время рассудит. Димку жалко и тебя тоже. Да и Зину.

— Хотел бы ты видеть ее в нашей семье?

— Не мне решать, — улыбнулся грустно отец. — Но вижу по глазам, какой ответ ты хотел бы услышать.

Вышли из землянки.

— По приметам, если появился снег рано, весна будет теплой, — сказал Николай Дмитриевич.

Полковник Фогст прибыл в Горобцы по распоряжению начальника штаба группы армий «Юг» генерала фон Зонденштерна для организации прочной обороны с использованием окружающих поселок высот. Фогст приложил немало усилий, чтобы выполнить поручение генерала. Однако советские войска не стали штурмовать высоты, ограничились лишь бомбардировкой и неоднократным обстрелом артиллерией, обошли их, оставив с хорошо подготовленными гарнизонами в тылу. Наступление противника было столь стремительным, что полковник с личной охраной не успели покинуть гостеприимного старосту Билячко. Наступающие войска в Горобцах не останавливались, новые, или, точнее, старые власти еще не прибыли, никто старосту от власти не отстранял, но и не почитал. Безвластие! Но рядом немецкий полковник с солидной охраной, потому односельчане выполняли распоряжение Билячко. Верил он полковнику, что немцы отступили от Днепра из стратегических соображений и в скором времени вновь возвратятся.

Староста был наслышан о судьбе таких же, как он, после прихода Красной Армии, в тайных мыслях планировал, как поступить, если немцы не появятся, а советская власть окажется восстановленной. Представлял, как с ним поступят после ареста, начал помаленьку готовиться к неприятному делу, рассчитывая, что удастся своевременно уйти в лес и влиться с ряды УПА, сумел убедить упрямого Фогста подключиться к этой работе.

Полковник считал, нельзя солдату оставлять времени на бездействие, мысли у того возникают нехорошие. Потому требовал от унтер-офицера, командира группы его личной охраны, проводить с подчиненными занятия по строевой подготовке, заниматься физическими упражнениями, стрельбой из автомата. И весьма обрадовался предложению Билячко прорыть туннель из подпола дома к кирпичному сараю, который примыкал дальним торцом к загустевшему саду. По нему в экстренном случае можно было бы из дома скрытно уйти в сарай, а оттуда в сад. От подворья старосты до леса несколько километров, но ночью дворами соседей можно было дойти до него за час-полтора. Лес в думах старосты был спасением от самого страшного. Если же уйти вместе с Фогстом и его хорошо вооруженной и подготовленной охраной, то вообще… Что дальше? Мысль не проникала в неизвестность. Там, в лесу, немцы станут обузой. В таком соседстве одинаково опасно встретиться со своими или красноармейцами. Над этим предстоит еще поразмыслить.

Сейчас же солдаты работали без перерывов: одна группа копала, вырубала большое полукруглое отверстие для туннеля, другая отдыхала. Смена через два часа.

До сарая не более двадцати метров, но каждый сантиметр земли без сопротивления не сдавался. Ею постепенно заполнили все свободные пространства под полом, затем насыпали валик вдоль забора во дворе на случай обороны. Когда туннель был почти готов, неожиданно во дворе старосты средь бела дня появилась спецгруппа, присланная Зонденштерном для вывода Фогста из тыла советских войск. Уходить полковнику немедленно не захотелось, тут было тепло, в доме на него ласково посматривали симпатичные глазки Оксаны, дочери Билячко, а в лесу подмораживало. К тому же соглядатаи старосты не обнаружили ничего подозрительного в поведении появившейся в десятке километров войсковой части.

— После захвата высот, — говорил Фогст хозяину дома, — русские успокоились, жрут теперь водку. Победа — дело приятное, грех не обмыть. Нам сейчас надо провести разведку в поселке, нет ли тут чего подозрительного.

— Докопать выход в сарай? — спросил староста.

— Зачем?

— Мало ли что?

— Копай, — разрешил полковник. — Но до конца дня надо закончить.

Спецгруппа состояла из хорошо подготовленных диверсантов, неоднократно побывавших в советском тылу с особыми заданиями и всегда успешно выполнявших приказы командования. На их счету похищение генерала-тыловика, двух полковников и конвоирование их через линию фронта в расположение немецких войск. Старший группы — обер-лейтенант, с постоянно прищуренными белесыми веками. Казалось, он подозревал всех и вся. На левое ухо слышал обер-лейтенант лучше, потому к собеседнику поворачивался вполоборота левой стороной, косил глазами.