Ваше Сиятельство 10
Шрифт:
— Давай, — согласился барон. — А пойдем выпьем? Зайдем прямо в этот паб — угощаю.
— Ты же ломался с утра? — Чику усмехнулся, откинув со лба длинные черные волосы. — Но я всегда за — идем. И не забудь, ты пока еще должен всем нам за то, что мы решили твой хреновый вопрос с тем толстяком. Но, если будем вместе нормально работать, то…
Ацтек замер, глядя на двух парней, идущих со стороны Денни-Тауэр. Затем сделать несколько шагов за ящики и надвинул на лоб капюшон.
— Ты чего, господин Чику? — Майкл догадался, что причина такого поведения Чикуту — те двое: один полноватый в коротких с бахромой джанах, второй в темно-синем, похожий на индуса.
— Если будем работать вместе по-нормальному, долги все прощаются. И за квартиру
Майкл кивнул, бросив взгляд на угол, за которым скрылось двое парней. Они наверняка зашли в паб.
— Вот он должен мне кое-что. Облапошил, сука, продал поломанный остробой. Брал у него за восемь сотен, а там механизма не оказалось вообще — подменил при продаже. Сам он не из Уайтчепеле, иначе я его давно бы нашел. Он вроде как с Марселя и звать его Пижон — не знаю имя это или так кличут. В общем так сейчас сделаем: идем в паб — он там. Если он сразу меня не заметит, то сядем тихо в темном углу, будем пить пиво — я угощаю. Когда он пойдет поссать, в сортире его прижмем. Все что при нем отберем и набьем ебало. Идем, Профессор. У нас сейчас будет очень интересная математика.
Новое дело было Майклу не по душе и даже в эту самую душу проникло ощущение, что затея ацтека кончится скверно, но барон направился следом за Чикуту к входу в «Three Old Barrels».
Глава 20
Как угомонить императора
Не знаю, проходил ли кто-либо из вас столь интересный опыт, но скажу: когда ты стоишь со спущенными наполовину штанами, твой член по-прежнему яростно дыбится, а позади тебя этак шагах в тридцати император, то испуг может случиться даже у Астерия. Этакий мимолетный испуг и обалдение. Я не знал, что на уме у Филофея и что его привело сюда в самое неподходящее время. Очень бы не хотелось, чтобы он явился сюда потому, что кто-то донес ему, будто в покои императрицы он сам как бы вошел, в то время как он туда пока еще не заходил.
— Да, дорогой! — сдавленно ответила Глория, указав мне на дверь спальни и пытаясь быстро спрятать свое тело в халате.
Я бросился в спальню. Бросился — не совсем подходящее слово, но все же я попытался оказаться там как можно скорее. В спешке едва не растянулся на пороге из-за сдерживавших ноги брюк. Судя по голосу, Филофей зашел в комнату ровно в тот момент, когда я нырнул в спальню. Быть может он даже успел увидеть мою спину.
— Глория, дошли до меня слухи… — продолжил Филофей, судя по шаркающим шагам он приближался к жене. — Очень интересные и тревожные слухи…
Император замолчал, и я застыл, стараясь беззвучно натянуть на себя брюки. Одновременно представляя Глорию, которая сейчас очень напряглась: все-таки ее муж-старичок умел держать интригу высокого градуса, явно неполезного для сердечно-сосудистой системы.
— Как какие слухи, дорогой? Ты говоришь загадками, — с придыханием произнесла императрица. Я же в этот момент обнаружил, что мое левое бедро мокро от ее интимных соков, и я с содроганием представлял, каково сейчас Глории перед Филофеем. Ведь он, как ни странно, последние дни был вовсе не похож на того немощного старика, который не вставал с постели и спешил передать престол сыну. Я слышал, что он резко пошел на поправку. Кто-то даже высказывал мысль, что его хворь была лишь надуманной и нужной лишь для того, чтобы скорее передать престол сыну.
— Ты сегодня так мила. Как-то непохоже на тебя, — раздался сухой кашель Филофея Алексеевича. — Какой же странный сегодня день, моя дорогая. Мне вот что только что сказал Бурмистров. Говорит, что только что видел меня в зале Киприды. Это в то время, как я туда еще не зашел!
Представляешь какая глупость?!Я насторожился: разговор шел не в очень здоровое русло. Бросил взгляд на платяной шкаф, предчувствуя, что император может заглянуть сюда. Умудренный опытом прошлых жизней, я тут же подумал, насколько смазаны петли дверки этого шкафа, потому как даже у монархов, мебель не всегда в идеальном состоянии, и дверка может открыться с возмутительным скрипом. Тут же глянул на приоткрытое окно, как на возможный вариант отступления.
— Но это же невозможно! — наигранно рассмеялась Глория. — Бурмистров?! Как такое он мог сказать?!
— В том-то и дело, что это глупость. Я не настолько стар и не настолько пьян, чтобы не помнить куда я заходил и где сегодня еще не бывал. И, чтоб ты не думала, выпили мы всего по половинке бокала «Амантус Славия», — сообщил император. — Доказывал этому дураку Варшавскому, что его крымские вина ни чета нашим.
Вот насчет количества выпитого соврал, старый прохвост: ведь он спаивал меня с Денисом и Варшавским всеми принесенными по его приказу образцами, при этом пил больше всех нас. Успокаивало то, что Филофей оправдывается сейчас перед Глорией, а значит ничего этакого, способного его рассердить, старику не донесли.
— Кстати, выпили вместе с твоим этим самым магом, как его, — было слышно, как он щелкнул пальцем. — Елецким. Молодой он, но такой ранний! Еще тот редкий прохвост, и с богами какими-то знается, и с Дениской едва ли не друзьях. Говорят, и к тебе он часто захаживает. В общем, надо приглядывать за ним. И за тобой, — после этих слов Филофей рассмеялся, потом его смех перешел в кашель. Снова послышались, его шаркающий, хромоватый шаг.
Я воспользовался моментом: тихо подошел к огромному платяному шкафу и приоткрыл ближнюю дверь. Скрипа не было, однако полки не позволили бы мне спрятаться здесь даже в случае острой необходимости.
— Ты чего еще удумал?! Это за тобой следует смотреть, чтобы ты выполнял назначения, не разгуливал без сопровождения по дворцу! Слышишь ты меня?! И не смей мне пить ни глотка! Я уже говорила тебе много раз! — сердито произнесла Глория. Вот это у не всегда получалось. Вряд ли она сейчас сердилась всерьез, но даже это не настоящее возмущение превращало ее в истинную львицу.
— Ты дальше слушай! — перебил ее Филофей. — С Бурмистровым это еще не все! То же самое мне сказал Шамсутдинов, который из твоих, как их там… И еще кто-то видел, как я сам общался и заигрывал с дамами в зале Киприды. Может себе представить? Я сам, хотя это был не я! И потом этот мнимый «я» направился прямиком к тебе. Понимаешь?
Ответа от Глории я не услышал. Филофей Алексеевич продолжил:
— Более того, у двери твои гренадеры сильно удивились, увидев меня. И когда я их, посмеиваясь, спросил не входил ли я в эти двери, ответили, что входил и теперь они в полном непонимании, как я мог незамеченным выйти. Вот я пришел, дорогая, спросить у тебя, где я?
— Филофей, ты вообще в своем уме? — после долгой паузы отозвалась императрица. — Что ты такое сейчас несешь? Где ты?! Стоишь передо мной? Если ты снова ублажал себя своими кипрскими винами, то имей в виду: я трезвая и у меня все в порядке с памятью и с головой! — сердито ответила Глория, хотя ее дрогнувший несколько раз голос выдавал волнение.
— Я не пьян, милая моя. Всего два, вернее половинка бокала не может мне настолько вскружить голову. И у меня тоже не так скверно с памятью. Может кто-то зашел сюда очень похожий на меня, а ты не заметила. Ты же с ванной вышла, — предположил император, — могла не заметить.
Послышались шаги Филофея, затем звук открывшейся двери в одну из комнат. Снова его шаги, приближающиеся к спальне. Я бросил взгляд на дверь в гардероб: он располагался в противоположном конце спальни — слишком далеко. Поспешил открыть вторую дверку платяного шкафа — она, сука, предательски скрипнула! Оставив ее приоткрытой, я метнулся к кровати, лег на пол, прячась за ней. Тихо, увы, не вышло!