Ватага 'Семь ветров'

Если его исключить, он не выдержит, будет пить, гулять, и ничего из него не выйдет. А кто отвечать за него будет?

Кто?

– Может, мы все гордиться будем, что с ним вместе учились, - продолжал борьбу за друга Роман Багаев, - и что же про нас скажут? Что мы его выгнали? Помешали ему кончить школу?

– Не мы ему помешали, он сам себе помешал, - сказал Миша.
– А что касается будущего и потомков, - продолжал он, - так пусть думают о нас что хотят. Зачем нам перед потомками казаться лучше, чем мы есть? Заискивать перед потомками?

– Исключить, - отрезал Лапшин.

– Опять? Опять?

– закричала Галя Полетаева.
– Он же за меня заступился! Он единственный благородный человек в классе - и его исключить? Он самый талантливый в классе - и его исключить?

– Он убийца!
– крикнул Лапшин.
– Исключить!

Сцена приобрела драматический характер, который усилился тем, что Галя Полетаева положила голову на стол и начала громко, навзрыд рыдать.

Но такая уж, видно, судьба была у Володи Фокина в этот вечер: все шло ему во вред, и Галино рыдание в тишине еще больше настроило всех против Фокина. Рыдание это эффектное очень не понравилось Клаве Керунде и ее "колхозу". Притворство!

– Мнения определились, - холодно сказал Миша Логинов, председатель. Приступим к голосованию.

* * *

И все-таки Елена Васильевна не выдержала и, когда уже стало темнеть, бросилась из учительской на третий этаж, где шло собрание. Каштанов - за ней, и оба остановились в коридоре, потому что дверь кабинета литературы распахнулась: вышли Фокин, Роман, за ними остальные.

Так они и встретились, Каштановы и их класс, как чужие. За эти три часа девятиклассники совсем забыли про своих учителей, будто их и не было вовсе. Каштанова сразу это заметила: чужие! Нет, нельзя было оставлять их одних, нельзя детей одних оставлять, особенно когда несчастье.

Ничем бы она им не помешала, но не было бы сейчас этой серой пелены на лицах. И почему заплакано лицо у Гали Полетаевой? И где Костя Костромин? Ушел? Что с Леней Лапшиным случилось, почему он чуть не бегом побежал от них?

Фокин шагнул навстречу:

– Если вас интересует, могу сообщить: предложено удалиться из комсомола... Так сказать, выйти вон...
– Он слегка поклонился и прошел между расступившимися Каштановыми.

– Исключили?
– переспросил Алексей Алексеевич.

– Вы правильно поняли, - насмешливо сказал Роман и пошел за Фокиным.

– Всю жизнь искалечили человеку!
– выкрикнула Галя Полетаева.

Каштанов поджал губы, спокойно посмотрел ребятам в глаза и позвал Фокина:

– Подойди на минутку. А что бы ты хотел, Володя?

Чтобы тебя простили? Оказали тебе милость? Чтобы ты сейчас пожимал всем руки и говорил "спасибо"?

– Это всё слова, Алексей Алексеевич.
– Фокин смотрел на Каштанова пристально.
– Но между прочим, мамаша Медведева в милицию подает.

– Если будет суд, то я твоим защитником выступать не стану.

– А я пока что не нанимал вас в защитники, - ответил Фокин.

Елена Васильевна внутренне ахнула. Что он делает, Алеша, он навсегда испортит ее отношения с классом!

– Я могу сообщить тебе нечто более грустное, - спокойно продолжал Каштанов, не обращая внимания на Фокина.
– Тебя будут исключать отовсюду и из института, и из Союза художников, если примут когда-нибудь, отовсюду.

– Это почему же?

– За талант тебя будут всюду принимать, а за человеческие качества исключать.

– Это почему же?
– еще тише спросил Фокин.

– Почему?
– Каштанов оглянулся. Весь класс стоял вокруг него.
– Потому что ты да и, по-моему, все вы, ребята... Вы все не благоговеете перед жизнью. Вы не цените жизнь как таковую - ни чужую жизнь, ни свою... Я не о будущем говорю, что там будущее! Я говорю просто о жизни, вот, - и Каштанов вдруг выдохнул, - ха! Видите?

Живой...
– Он протянул вперед руки и ущипнул себя за пальцы.
– Видите? Живой... Живому больно... Саше Медведеву сейчас одиноко и больно, и еще счастье, что он жив, дышит и может ущипнуть себя за руку, вот, - и Каштанов повторил свой странный жест, чтобы обозначить, что такое - живой.

– Миша!
– оглянулся Каштанов.
– Иди с ним! Паша! Да, Паша Медведев! Иди с ним!

– Конвой?
– усмехнулся Фокин.

– Нет. Товарищи твои. Иди с ними. Идите и думайте.

Леня Лапшин в это время подбегал уже к дому. Столько времени потерял зря! Он думал о том, что Фокин теперь будет тихоней ждать общего собрания - исключат его или не исключат? Что Медведев выздоровеет и помирится с Полетаевой и все они помирятся и забудут про собрание, а вот ему - не простят. Но что от них другого ждать? Тупые у них люди в классе, пеньки. Живет он как в окружении.

Чтобы разогнать эти грустные мысли, Леня перешел на легкий бег, трусцой, стал ровно дышать и так, в хорошей форме, добежал до дома.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ДЕНЬ БЕЗ ДВОЕК

ХОТЯ У КАШТАНОВА теперь было меньше уроков, уставал он так, как и в студенческие свои годы не уставал, когда подрабатывал на медицинском складе, и в библиотеке до закрытия сидел, и матери с тетрадями управляться помогал.

Нынешняя работа Каштанова заключалась в том, что - немного неловко об этом сообщать - в том, что он думал.

Ходил по школе. Всматривался в ребят. Сидел на уроках. Читал ночами. Писал какие-то записки для самого себя.

По должности своей Каштанов обязан был отвечать за внеклассную работу за сборы, собрания, политинформации, экскурсии, походы и праздники. Но директор Фролова и без него, с помощью учителей, легко и привычно управлялась со сборами и праздниками, говоря, что не было жа этой должности старшего воспитателя прежде - и ничего, все делали учителя. Каштанов же взялся отвечать именно за воспитание, а не за воспитательные мероприятия, то есть за то взялся отвечать, в чем отчитаться ни перед каким начальством невозможно. Управление духом школы - как это представить в плане работы? В справке о работе?

В отчете? Но именно того и ждала от него Фролова, чтобы он раз в день или раз в неделю, когда хочет, появлялся перед ней в маленьком кабинетике и ходил от стены до стены, размышляя и нащупывая выходы.

Наталья Михайловна не зря пять лет в горкоме заседала, по заводам ходила, с директорами дружбу вела. Она знала цену думающему человеку на заводе. А в школе?

А в школе ему и цены нет. Деловые-то встречаются, она и сама деловой человек, Фролова. Но кто думать будет, если все делом заняты?