Ватутин
Шрифт:
— Сюда, во двор! — сказал Ватутин шоферу.
По-молодому быстро он выскочил из машины и пошел к крыльцу. Увидев остановившийся вездеход, все, кто был дома, выбежали навстречу. Мать и сестры удивленно глядели на военного, который, улыбаясь, шел к ним.
И вдруг руки матери на мгновение приподнялись и сразу же упали.
— Коля! — тихо воскликнула Вера Ефимовна, и слезы потекли у нее по щекам. — Сынок! Коленька!
Ватутин обнял ее, стал целовать.
— Здравствуй, мама! Встречай гостя! Сестренки!
Вера Ефимовна не отпускала
— Ну что ты, мама! — говорил он. — Чего же ты? Вот я и приехал! Ну, пойдем, пойдем!
С нежностью, счастливый тем, что все они живы, уцелели, Ватутин поцеловал сестер и переступил через порог, расстегивая на ходу шинель.
Его сразу охватило уютом обжитого крестьянского дома, вспомнилось детство.
Повесив шинель на тот же гвоздь, на который вешал когда-то свое детское пальтишко, он огляделся.
Вещи, казалось, приветливо здоровались с ним. «Здравствуй, Николай! — говорил старый, прихрамывающий на одну ногу стол. — На мне еще не зажили метки от твоего перочинного ножика…» — «Здорово, хозяин! — поблескивал своим лезвием топор, лежавший на лавке в углу. — Помнишь, как ты мною колол дрова? Я хотя н стар, а еще служу». Со стен смотрели на Николая выцветшие карточки давно умерших старого деда и отца. Почти все осталось таким же, каким было много лет назад, когда он покинул этот дом, но зато как круто переменилась его судьба!
Дед Ватутина был человек трудолюбивый, но суровый. Вся семья — сыновья с женами, дочки с мужьями и белоголовые внуки побаивались старика.
Рано начинался день в ватутинском доме, и поздно приходила сюда ночь. А жилось скудно, тесно. В доме не было лишнего куска хлеба, лишней копейки. Да и немудрено: землю арендовали у соседней помещицы Плесковихи, а своей земли было столько, что и курице негде разгуляться.
В этой семье, насчитывающей двадцать пять душ, в декабре 1901 года и родился Николай Ватутин.
Ему еще не исполнилось семи лет, а дед уже смотрел на него как на работника.
Но мальчика тянула к себе сельская школа, которая стояла посередине деревни, рядом с хлебными амбарами.
Сюда ходил учиться старший брат, и Николай каждый день поджидал его дома, чтобы под вечер примоститься у чисто выскобленного стола и, подперев кулаками щеки, смотреть, как тот выводит в тетрадке буквы и цифры.
Когда пришла Николкина очередь переступить порог школы, он уже знал грамоту — прочел букварь от корки до корки — и считать умел не хуже брата, принесшего допой бумагу с печатью об окончании сельской школы.
Первые годы ученья промелькнули для Николая быстро. Многие его товарищи едва еще успели за это время научиться читать по складам и кое-как считать да подписывать свою фамилию, а он уже был знаком с толстыми книгами, которые ему давали учителя. Писал он толково, правильно и чисто, и соседи нередко заходили к Ватутиным, чтобы мальчик сочинил для них просьбу,
письмо или жалобу.Школу в Чепухине Николай окончил успешно.
Дед был доволен, однако же дальнейшую судьбу мальчика захотел решить по-своему. Посмотрев выданную школой бумагу, сказал:
— Ну и ладно! Теперь, брат, за работу берись, а книжки побоку!
До сих пор Ватутин помнит, как тогда он забрался а старую телегу, что стояла в углу двора, и, уткнувшись в колючую, прелую солому, плакал тяжело, горько, неуемно.
Он и на ночь остался в телеге. Мать, вздыхая, прикрыла его старым тулупом.
Неизвестно, как дошла до школы весть о горе мальчика — соседские ли ребята разболтали, рассказал ли старший брат или сама Вера Ефимовна, но только к вечеру на ватутинский двор заглянул сельский учитель.
Он уселся против деда, чинившего под окном сбрую:
— Пришел я к вам не по делу, да и не без дела. Хочу про внука вашего рассказать.
Учитель долго говорил, горячо, торопливо, и старик в невольной гордостью слушал его, поглаживая бороду темными морщинистыми пальцами, В конце концов он сдался.
— Да не враг же я ему, — сказал он о внуке. — Коли уж такой головастый, пусть обучается. Хоть один ватутинский в ученые выйдет! — Раскрыв дверь в сени, старик громко крикнул: — Колюнька, вылазь! По-твоему решаем.
Осенью Николай уехал в Валуйки.
Нелегко досталась мальчику возможность учиться дальше. Зато когда через год он вернулся домой и показал своему прежнему учителю список прочитанных за это время книг, тетради по математике, записки по истории, тот уже не пошел убеждать старика Ватутина, а поехал в городок Уразово и добился от земства для своего ученика небольшой стипендии и места в интернате коммерческого училища.
Здесь, в Уразове, и застала Николая Ватутина Великая Октябрьская социалистическая революция.
Наступило трудное, грозное время. Нужно было защищать добытую свободу от многочисленных врагов, которые хотели задушить революцию, и едва Ватутину минуло девятнадцать лет, как он ушел добровольцем в Красную Армию. Давно все это было, а в памяти все еще живут многие эпизоды, многие встречи…
— Ну, рассказывай, мама, как живешь? — спросил Ватутин.
Мать хотела ответить, но ничего не сказала, только всхлипнула и снова припала к сыну.
— Что же ты опять? Ведь я с тобой. Видишь, жив, здоров. А ты все плачешь!
— Натерпелись мы много, Николай, — заметила Лена. — Думали, никогда уж нам тебя не увидеть.
— Устал ты, наверно, Коленька. Садись покушай с дороги, — утирая глаза, сказала Вера Ефимовна и стала собирать на стол. — Только прости, угощу чем бог послал.
— Нет уж, мама! — остановил ее Ватутин. — Меня ты угостишь после войны — таких пирогов напечешь! А нынче я у тебя нежданный гость. Как говорится — нечаянный, негаданный. Так уж позволь мне угощать. Ладно?
Семенчук тут же вышел к машине и вернулся со свертком дорожной снеди.