Вблизи Софии

— Эх, ты! — Весо махнул рукой и иронически посмотрел на друга.

Младен молчал. Даже им, самым близким своим друзьям, не мог он сказать, что мешает ему уехать. Нет, он не хочет, он не может оставить Софию сейчас, когда наконец почувствовал прелесть жизни в большом городе. Что было до этого? Раньше ему было все равно, где жить — в деревне или в столице. Софии ведь он, по сути дела, не видел. Как только кончались лекции в институте, он спешил на работу в холодильник, где был техником. Одно время он работал в слесарной мастерской, а дома надо было садиться за учебники. Младен не мог припомнить ни одних каникул, когда бы он отдыхал.

Разве Весо и Ольга могут понять, какое это для него счастье: не считая минут, погулять после работы, пошутить, поболтать о пустяках, пойти в театр или кино? Только сейчас, после года, проведенного в Гидропроекте, он по-настоящему почувствовал, как хорошо жить в большом городе, ощутил радость от того, что может уделить время друзьям, что у него своя уютная комната, что он может понемногу пополнять свою маленькую библиотеку.

Было и другое. Но об этом он еще меньше мог им рассказать.

Его влекло к девушке, которая словно издевалась над ним. Но как раз сегодня она позвонила и спросила, не хочет ли он вечером пойти в кино…

— Что ж ты ничего больше нам не скажешь, Младен? — Ольга не могла так долго молчать. — А помнишь, что ты говорил, когда мы закончили институт? «Только бы не стать канцелярскими крысами! Настоящая жизнь для инженера — на стройках!» Это же твои собственные слова. Ведь так?

Весо Русев смотрел на друга добрыми черными глазами. Он привязался к Младену, как к старшему брату, всегда восхищался им и одобрял каждый его поступок. Но только не этот, не сегодняшний! Мальчишеское лицо Весо покраснело.

— Да, Младен, как же так? Мы же всегда издевались над теми, кто искал окольных путей, чтобы не ехать в провинцию. А теперь и мы, значит, такими же становимся?

— Да поймите вы — там негде жить. Одни бараки.

— Младен! — крикнула Ольга, опустив руки. В ее голосе не было упрека, только удивление и разочарование. — Как ты можешь из-за этого не ехать? Строить, Младен, — вот что для нас главное. Собственными руками создавать и плотину, которую ты вычерчиваешь, и туннель, что я рассчитываю. Ты представь себе, как прекрасен будет тот день, когда мы втроем поднимем парус нашей лодки и она заскользит по нашему озеру!.. Вода синяя, как небо сегодня, и мы все вместе, счастливые, как тогда, после защиты дипломов. Это же наш самый важный экзамен! А ты хочешь пропустить сессию и сбежать?

Девушка пыталась шутить, но на глазах ее показались слезы, словно в них попала соринка.

В аллеях не умолкает веселый молодой смех, в траве пламенеют астры, ветер гонит розоватые облака. Но трое друзей идут медленно, опустив головы, нахмуренные и озабоченные. Совсем не об этом хотелось бы говорить Ольге в этот тихий предвечерний час.

Младен не видел ни расстроенного лица Ольги, ни розовых облаков. Одно упоминание о строительстве раздражало его:

— Все эти высокие мысли вовсе ни к чему, Оля. Я хорошо знаю, что значит стройка и что мне диктует моя совесть. Говорю вам прямо: не хочу я терять несколько лет, самых лучших лет жизни. Я впервые почувствовал себя молодым, свободным, и, говоря словами Весо, — поставим точку.

— Нет, Младен, тут совсем ни при чем мои слова. — Весо впервые противоречил другу, и это его смущало. — Знаю, ты это не всерьез. Тебя что-то разозлило. И все же я хочу тебе напомнить, что другие отдали партии больше, чем свои лучшие годы.

— Нечего меня агитировать! Что ж ты сам тогда не едешь?

— Я бы даже просил, чтоб меня послали. Но какая от меня польза строительству? Для меня, конечно, польза огромная, но ведь не посылают меня.

— Хорошо говорить красивые слова, когда тебя это не касается! Не всем же быть такими героями! — Слова Младена звучали неискренне. — На одном энтузиазме, без опыта такой объект не построишь. Все полетит к черту в первую же неделю.

— Ну и что ж, что у нас пока нет опыта? Научимся.

— По-твоему, сидя в канцеляриях, мы сможем приобрести опыт? — вмешалась Ольга.

— Перестаньте! — оборвал их Младен. — Только это вы и можете мне сказать в такой вечер? — Он иронически усмехнулся. — Я-то думал, вам трудно будет со мной расстаться. А вы просто спешите избавиться от меня. Черт возьми, тут можно всякое подумать…

Невидящими глазами Младен смотрел на бронзовую скульптуру серны в траве, а перед ним всплывал образ белокурой, зеленоглазой Лиляны. Придет ли она сегодня? Не верилось. Должно быть, пошутила. Никогда не знаешь, что взбредет ей в голову.

Именно эти ее капризы и ее обаятельная женственность влекли к ней Младена. Она была совсем не похожа на других девушек, с которыми ему приходилось встречаться до сих пор. Он не мог даже сравнивать. В присутствии Лиляны он всегда чувствовал непонятное смущение. Его неотступно преследовало желание приблизиться к ней, коснуться ее, как в тот вечер в кафе: Лиляна держала стакан, постукивая по нему своими длинными ярко-красными ногтями. Он смотрел как зачарованный, не говорил ни слова и только думал, как бы прикоснуться к девушке. Притворился, что не видит ее руки, и протянул свою как бы для того, чтобы взять стакан…

Иногда Младен становился дерзким, и ей, казалось, это нравилось. Но иногда девушка словно не замечала его, отвечала ему ледяным равнодушием. В такие минуты он презирал себя, давал слово не встречаться с ней и тут же испытывал непреодолимое желание видеть ее, видеть часто, постоянно быть рядом с ней…

Младен погрузился в воспоминания и, когда Ольга окликнула его, не сразу сообразил, где находится. Вдруг он спохватился, что опаздывает в кино, извинился и быстро зашагал прочь.

5

С утра сильно похолодало. Ветер прорывался сквозь щели в окнах, и пассажиры междугородного автобуса зябко кутались в пальто и плащи.

Первое время все молчали. Те, кому удалось захватить «сидячее» место, молча радовались, что так удобно устроились. Ну а те, кому не повезло, с завистью посматривали на сидящих и стремились тоже где-нибудь пристроиться.

— Не подвинетесь ли вы немного, я хоть на краешек сяду, — сказал краснощекий плотный мужчина в кепке и кожухе. — За вчерашний день набегался.

Слова эти относились к двум скромным худеньким девушкам. Та, что сидела у прохода, попросила соседку потесниться. Она что-то пробормотала, но мужчина уже успел сесть. Сначала «на краешек», а потом и более основательно, нисколько не тревожась, что совсем вытеснил с сиденья девушку у окна.

Младен чуть не опоздал к отходу автобуса, и места ему, конечно, не досталось. Зажатый со всех сторон, он ничего не видел в окно, кроме придорожных кустов. Но особенно его раздражала стоявшая как раз перед ним женщина. Платок на ее голове был повязан так странно, что концы торчали из узла наподобие заячьих ушей и все время задевали Младена по лицу. Избавиться же от них, отодвинуться хоть на сантиметр не было никакой возможности.