Вблизи Софии

— Вечно у нас то одного нет, то другого не хватает… Вот и с карбидными лампами беда. Людям приходится добираться до забоя почти в полной темноте, — послышались из глубины туннеля голоса. — Только и знаем, что стоим да на лопаты любуемся. День ото дня дела все хуже и хуже. Дрезина стала, вагонетки полные, а как их вывезешь? Куда породу девать? Жены скоро нас домой пускать не будут — даже на папиросы денег нет.

Высокий худой паренек полез под вагонетку, старался поднять ее. Инженер и бригадир помогли ему. Евтимов еще не всех рабочих знал, но уже запомнил этого юношу с падавшим на лоб чубом и веселым лицом. На одном производственном совещании тот резко и дельно говорил о беспорядках в туннеле.

— Ты где работаешь? — спросил Евтимов.

— В верхней галерее. Трудно там, — юноша сказал это с улыбкой, будто речь шла о самой легкой и приятной работе. — Ползком приходится пробираться. Отверстие узкое, сантиметров пятьдесят, не больше.

— Спас — крепильщик, — пояснил бригадир, — но чуть где потруднее — он уже там. Для него нет смен.

Евтимов с бригадиром остановились около груды отбитых камней. Над их головами угрожающе нависали глыбы. Слышался равномерный гул. Время от времени он затихал; очевидно, механизмы работали с перебоями.

— Пока мы не укрепим стены, опасность обвала неизбежна. Мы рискуем жизнью людей, — говорил Евтимов.

— Так уж сразу и упадут эти камни! — засмеялся Спас. Улыбка на его запорошенном пылью лице казалась какой-то застывшей. — Сначала шум слышится, рокот. Вот к этому всегда надо прислушиваться. А то случается и неожиданно. В последний раз мы только спустились — и обвал произошел. Подпорки в сорок сантиметров, а подломились, как спички.

Траян молчал.

— Товарищ инженер, где вы тут? — подошел рабочий. — Там звонили из управления: ждут вас. Говорят, должен специально обсуждаться вопрос о нашем туннеле.

Траян не любил бывать на совещаниях. Ему казалось, что обычно там выступают люди, которые ничего не понимают, только критикуют руководство, а другие, тоже ничего не понимающие, считают эту критику правильной и тем самым подрывают авторитет ведущих инженеров. Он считал, что раз уж ему доверили работу, то должны полностью на него полагаться. Сам он привык советоваться с техниками и рабочими, но только с теми, кто имел уже опыт и мог кое-чем поделиться.

В тусклом электрическом свете был виден рабочий, возившийся с буром. Со свода туннеля на его голую спину падали капли. Евтимов присмотрелся, как тот действует, потом сам взял инструмент и показал, как надо держать его.

Взгляд инженера скользнул по полу. Он нагнулся совсем низко и вдруг поднял голову.

— А это что? Контрсвод сделали?

— Вот теперь за него и примемся. Инженерша тут была, она тоже про это говорила.

— Только теперь? А если скала обрушится?

— Да ведь инженер Тошков велел торопиться, продвигаться вперед. Не было времени. К тому же и людей мало. Самые лучшие уходят. Трудно их удержать. Ничего почти не зарабатываем. Надо подтянуть людей, поговорить с ними. Потолкуйте об этом с парторгом.

— При чем тут парторг? — недовольно сказал Евтимов. Он не верил в успех, когда в работу вмешивались «политики»: только забивают людям головы своими идеями и еще больше отвлекают их от работы. — Он техник?

— Кто? — удивился бригадир.

— Да парторг.

— Нет. Техников и без него хватает. Но он человек толковый. И с людьми умеет говорить. Было время, и я отчаялся, решил — уйду. Парторг узнал, что я увольняюсь. А он слышал о моей работе. По радио несколько раз упоминали мою фамилию. Вызывает он меня в контору. Не помню уж точно, что он мне говорил, но будто в душу заглянул. Слушаю его и поначалу, конечно, возражаю. А потом замолк, только слушаю. Как поговорил он со мной, словно другим человеком я стал: не могу уйти со стройки, сердцем прирос.

— Да ты, наверно, зарабатываешь неплохо?

— Не в том суть. Дело — вот что главное. Когда я пришел, то, верно, сперва все о заработке расспрашивал. А теперь я и за работу отвечаю и за людей, смотрю, чтоб людям было хорошо, да и работа шла… Берегитесь, дрезина собьет!

…Евтимов вышел с совещания первым и сразу же отправился к себе. Длилось оно недолго, но после него остался неприятный осадок.

Час назад, когда он входил в узкую длинную комнату, полную народа, главный инженер дочитывал последнюю страницу доклада. Нахмуренный молодой человек в бежевом свитере неохотно подвинулся, давая место. Траян услышал только заключительные слова:

— План по туннелю за истекший месяц, стыдно сказать, выполнен едва на пятнадцать процентов, если не меньше. У инженера Евтимова, может быть, и были благие намерения, когда он попытался применить новый метод работы, но, поскольку этот метод означает срыв плана, не думаю, чтобы он оказался возможным. Проходка туннеля не двигается с места. Мы должны прямо сказать: так больше продолжаться не может!

Траян не собирался выступать. Но его вывели из себя слова главного инженера и особенно выступление Тошкова:

— Мы возлагали на товарища Евтимова большие надежды. Да. Полностью ему доверяли. А что получилось? За месяц в туннеле не подвинулись ни на метр. Это промедление можно прямо назвать заранее обдуманным. Не хочу употребить более сильное слово. Да!

Евтимову часто приходилось спорить. Обычно он спокойно выслушивал мнения противника, хладнокровно опровергал возражения, с фактами в руках доказывал правильность своей точки зрения и умел защитить ее. Но, когда раздался хриплый голос этого самодовольного хлыща, Траян, всегда такой невозмутимый, уравновешенный, почувствовал, как кровь бросилась ему в голову.

Не перехватил ли он в таком состоянии через край? Траян медленно шел по дороге и старался вспомнить каждое свое слово. Нет, пожалуй, и сейчас, когда он немного успокоился, он повторил бы то же самое:

— Что я застал, когда приехал? Люди в туннеле сидели без работы из-за нехватки инструментов. Без конца портились насосы, электромоторы, трансформаторы. Вот и до сих пор, несмотря на все мои предупреждения и требования, нет предохранителей для воздухопроводов и они при взрывах падают и разбиваются. Каждый знает, что бетонирование стен туннеля должно отставать от проходки самое большее на пятнадцать-двадцать метров. А что было до моего прихода и особенно когда начальником сектора стал инженер Тошков? Вместо того чтобы организовать целостную проходку на короткие расстояния и одновременно бетонирование, что было совершенно необходимо при такой породе, допустили — тут и я могу сказать, как мой коллега Тошков, — допустили, и вполне обдуманно, чтобы работы велись только в нижней галерее, причем бетонирование не производилось. Всякий может убедиться, что сейчас забетонировано только двести пятьдесят метров. В этом причина частых обвалов, образования пустот. Грунт в этом месте требует немедленного бетонирования А при теперешнем положении вещей, когда туннель месяцами не бетонируется, происходит вымывание породы и увеличивается возможность обвалов. Почему приостановили реорганизацию, которой я добивался? Что это? Намеренные проволочки, безответственность или просто полное невежество? Мне необходимо по крайней мере два месяца, чтобы наладить организацию, и то при условии, если начальник отдела снабжения Сиджимков будет добросовестно выполнять свои обязанности и вовремя доставлять материал. А вместо этих двух месяцев мне дают на реорганизацию две недели и обвиняют здесь, перед всем коллективом, во вредительстве! Могу ли я теперь оставаться на объекте? Могу ли я нести ответственность за все ухудшающееся положение, а главное за человеческие и материальные жертвы?..

Евтимов присел на скамью, стараясь собраться с мыслями. Голова шла кругом. Чем больше он раздумывал, тем больше убеждался, что не сказал ни одного лишнего слова. Мог бы даже и еще добавить: об инертности главного инженера.

Но что будет, если он уедет отсюда? Тошкову ни за что не справиться. Пришлют другого, он не справится и его сместят, но в конце концов найдут подходящего человека. Да, но чего ради терять время и средства? На плотине инженеры хоть и неопытные, но полны энтузиазма, желания учиться, и дело у них пойдет. А туннель придется бросить на безответственного невежду. Разве так он представлял строительство своего водохранилища? Конечно, тогда он не мог предвидеть всех трудностей, неизбежных на таком огромном объекте.