Вчера

Незаметно наступил ноябрь. По нескольку дней висели над душой холодные обложные дожди. После возвращения из отпуска настоящего завскладом Сенька перешел экспедитором в распоряжение Гольдмана, заведующего магазином хозтоваров на Большом Базаре. Через несколько дней он послал новичка в Мелитополь на мебельную фабрику привезти шкафы платяные, которые на базаре шли «на ура», их расхватывали в день привоза. Сенька оформил доверенность, вызвонил в автохозяйстве зилок с прицепом и на следующий день рано утром выехал выполнять ответственное задание. Короче, только к концу рабочего дня удалось стать под погрузку. Грузчики, уже подозрительно неустойчивые при ходьбе, норовили не выполнять свои обязанности. Семён взял у одного тележку с вильчатым захватом и стал сам вывозить смердящие свежим лаком изделия. Загружал трехсекционные шкафы двух видов. С зеркалом и без оного. Первые стоили где–то 275 рэ, а вторые примерно на сто рэ дешевле. В голове сразу сформировалась наивная схема обогащения. Сенька удачно прихватил с одного из рабочих столов несколько готовых ярлыков на шкафы с зеркалом, сорвал с трех простых шкафов еще не присохшие ярлыки с ГОСТом и ценой и приклеил ярлыки с дорогой ценой.

Поздно вечером автопоезд прибыл в магазин, где, спасибо Гольдману, дежурили два грузчика, которые быстро разгрузили шкафы и занесли их в торговый зал.

Утром Сенька минут за двадцать до открытия пришел в магазин и всё честно рассказал Гольману, надеясь, что тот похвалит за изящный вариант спокойного обогащения. Завмаг, однако, очень расстроился и стал на шкафах исправлять поддельные ярлыки, вписывая правильную цену. Потом он отвел Семёна в сторонку и сказал отеческим тоном (он очень уважал Сенькину маму), что так делать нельзя, за это бывает тюрьма. И что если Сенька сильно нуждается в деньгах, то может у него попросить в долг, а потом когда–нибудь отдать. Он вручил Сеньке триста рублей, как раз ту сумму, на которую молодой махер планировал провести афёру. Сгорая от стыда, Серба зачем–то взял эти деньги, дав себе внутреннюю клятву вернуть их не позже, чем через год…

Параллельно с официальной работой в мамином ОРСе, Сенька искал способы подзаработать, потому что так обносился, что стало неприлично ходить на заседания литобъединения. В том году Никита Хрущев предложил повысить уровень бытовых услуг в городах и селах. У нас в Запорожье быстро организовалась фирма «Заря», которая эти самые услуги и оказывала. Семён туда поехал и разузнал, что можно от их имени заниматься натиркой паркетных полов или, например, уборкой квартир в качестве приработка, без оформления на работу. Так он стал добровольцем–полотёром. Сначала с месяц честно брал у диспетчеров «Зари» наряды на натирку, а затем постепенно образовалась собственная клиентура, у которой он шабашил по вечерам без всяких нарядов прямо себе в карман. Труд нелегкий, но 20–25 рэ за вечер получалось. Так что жить, если даже таких вечеров за месяц набегало всего 10–12, можно было.

Как–то натирал у одних зажиточных верных ленинцев, так тяжеленный дубовый буфет пришлось раза три перетаскивать с угла в угол, пока привередливую хозяйку устроил блеск паркета, не натиравшегося с довоенных времен. Правда, и грязи за этим буфетом за десятки лет набралось препорядочно…

Попадались и ещё более солидные люди. Однажды умаялся, обрабатывая четырехкомнатную квартиру в Соцгороде. Он никогда ещё не видел таких больших квартир. Её площадь, по рассказу домработницы, составляет 86 квадратов! В ней жил главный инженер одного из наших металлургических заводов, герой Соцтруда, и тэдэ и тэпэ. С ним проживали жена и дочь. Огромные комнаты были набиты красивой старинной мебелью, коврами и картинами. Там пришлось очень крепко поработать…

Семёну нравилось натирать полы в ресторанах. Там порядок такой. В ноль часов работа с последними клиентами прекращается и парадную дверь запирают на засов. Быстро, минут за тридцать, персонал убирает со столов объедки, посуду и скатерти, затем оттаскивает пустые столы в первый попавшийся угол. В противоположном углу сдвигается три–четыре стола, куда выставляется не сожранная клиентами закусь, сваленная в большие банкетные блюда (некое хлевное ассорти), и из всех недопитых бутылок сливается воедино, в одну емкость, например, в десятилитровую эмалированную кастрюлю, водка, коньяк, выдохшееся мочеподобное шампанское и креплёное вино разных марок. За стол садятся официанты, повара и средний командный состав в лице завзалом, барменов, швейцаров и каких–то бандюг, вечно тусующихся при каждом таком объекте социалистического общепита. Старший повар на первый раз поварешкой наливает в фужеры образовавшейся сизой чачи, и уставший за день ресторанный народ поднимает первый тост за хороший трудовой день, принесший приличные чаевые. Дальше все подходят к кастрюле самостоятельно и наливают спиртное по потребности, сообразуясь со своими способностями. Кто чавкает холодной половинкой котлеты, кто пальцами засовывает в рот пригоршню салата, смешанного с вермишелью.

Там же идет делёжка навара, заработанного за день. Годами освящено, что установленная часть отдается заведующему залом. Утром он отдаст большую часть директору кабака, тот — директору треста столовых и ресторанов, тот — в управление торговли, руководитель управления отстегнёт наверх в горисполком, а дальше ручейки поборов с ресторанов, таксопарков и прочих злачных мест сольются и зафонтанируют в Киеве и Москве мощными денежными потоками, которые сделают большие дела в карманах партбоссов и министров… Но это уже не Сенькиного ума дело.

Удивительно, как утром в десять вся братия чётко собирается в кабаке для новых трудовых свершений…

Пока товарищи полуночничают за сдвинутыми столами, Сенька в это время натирает полы в свободном пространстве зала, а к часам трём, когда в конец упившуюся общепитовскую публику развозят по домам знакомые таксисты, переходит в ту часть, где только что пировали труженики профессии «чего изволите?»

В фирме «Заря» Семён познакомился и с Ванькой Петренком, который тоже подрабатывал натиркой полов. Стал от скуки заходить к Ваньке поболтать. Тот жил в пээрзэвских домах на улице Ленина недалеко от «Дробиков» (Дом культуры паровозоремонтного завода имени какого–то Дробязко) в районе Малого Базара. У него сестра Танька, а к ней иногда забегает Манька. Таньки — Ванькина мать Катька работает, когда есть настроение, кондуктором в нашем трампарке. Катька и Фроська, мать Маньки, живут в соседнем подъезде, но на разных этажах.

Так вот эта самая Мария как–то пришла, когда Сенька сидел у Ваньки и попивал с устатку водочку да под селедочку. Маня зашла, нервно засмеялась и спросила, не помешает ли. Мужики решили, что не помешает. Пить было что, а телевизора у несостоятельного Ванька не было, поэтому диктор не мешал. Мария взяла гитару с понтом чего–нибудь сбацать. Но только побренчала чёрт–те что.

Пили тогда крепко, так что на следующее утро Семён проснулся в соседнем подъезде на Манькином диване с весьма тяжёлой головой. На столе дымилась огромная кастрюля борща с жирной курицей, предусмотрительно сваренного будущей тещей. Куриные конечности аппетитно высовывылись из шестилитровой алюминиевой ёмкости. Пока опохмелялись, знакомились. Семён соврал, что здорово опаздывает на работу, и трудно пошел домой досыпать. Мане пообещал как–нибудь зайти.

Через неделю черт его дёрнул опять припереться к Ваньку Петренке. Танька решила поспособствовать развитию событий и сбегала за Маней. Снова посидели капитально. Оказалось, что у молодой женщины трудная судьба.

Она два года назад попёрлась на целину. Вышла там замуж за какого–то прибалта, одарившего её фамилией Драксис. Год назад в марте муж Марии Виктор поехал трактором в соседний совхоз, а это более полста кэмэ по степи. Внезапно задуло, весеннее солнце спряталось и зима вернулась. Начался снежный буран. Механизатора занесло и сбило с дороги. Через три дня всё снова растаяло, и трактор с замерзшим Виктором нашли.

Потом он ещё с месяц лежал запертым в клубе «до выяснения», пока по погоде не приехал следователь и не поставил точку над i. Маня каждый день ходила к клубу и смотрела на мужа через стекло.

После похорон она не выдержала трагических событий и вернулась в Запорожье к матери, предоставив более стойким комсомольцам продолжать освоение целинных земель.

Рассказ Марии расположил к ней Сеньку. Он же вообще человек добрый и доверчивый. Злоключения Мани он истолковал, как тяжелое жизненное испытание, которое остепеняет человека, его перенесшего. Ему стало её жаль, и он начал с ней встречаться.

Хотя де–юре Семён всё ещё находился в браке с Ниной, но переписка угасла и практически все связи оборвались. Казалось, что ничто не мешает Сеньке приволокнуться за Манечкой. Они несколько раз встретились, но потом выяснилось, что днями она уезжает в Днепропетровск, где учится на курсах стенографии. Короче, подошло время, и Сенька провел её на автобус, отходивший от горсовета в Соцгороде на Днепропетровск. Договорились, что Семён приедет к ней на Старый Новый год.

Как и договорились с Маней, накануне Старого Нового года Сенька приехал к ней в Днепропетровск. Конечно, к тому времени, ввиду решимости заняться личной жизнью, он бросил работу в ОРСе судоремзавода.