Вчерасегоднязавтра

– Надя, так нельзя. Ты понимаешь, что это очень серьёзный обман?

– Папочка я просто не могу... И я не врала - он сам так подумал. А если я скажу - он побежит искать этого человека, будет кричать, злиться, снова напьётся... Пусть лучше так, он даже Верой стал заниматься, вдруг у нас всё хорошо будет, он обещал пить бросить...

– Не будет хорошо, Надь. Даже если он бросит пить. Ты не будешь себя чувствовать счастливой, потому что ты всё равно будешь знать, что это обман. Подумай...

– Да, доченька, подумай, чтобы у вас там ни было, Андрей никогда тебя не бил, ты представляешь, кем он себя сейчас чувствует? Он, наверное, просто в ужасе - напился, избил тебя до полусмерти... И он ничего не помнит!
– Елена Михайловна вздохнула - Наденька, ну это, в конце концов, просто низко...

– Да вы ничего не понимаете! Низко!.. А разве не низко так себя вести как он? Он же напивается каждый день как скотина! Ему наплевать, что я чувствую! Они все там надо мной издеваются, его мать считает, что я его, видите ли, "распустила"! Как будто раньше он не пил!... Они даже говорить по-человечески не умеют - только кричат все и указывают. У них тюль и шампунь женского рода, и меня тошнит от бесконечного "звОнить" и "Одевать сапоги"!.. А ещё они "пользуют" стиральный порошок и покупают "кило помидор"! Андрей вообще только матерится!.. Да с какой стати я должна думать, как он себя чувствует? Я уже корвалол, как старуха пью!.. И это всё, всё из-за него, это он виноват и его гадкая мамаша!..

– Надя разрыдалась в голос, Елена Михайловна обняла её, прижала к груди, Лев Константинович мрачно опустился в бордовое кресло и закурил:

– Тебя никто не заставляет там оставаться, ты в любой момент можешь забрать Веру и вернуться домой.

– Я не могу! Ну почему вы ничего не понимаете?..
– Надя уже просто выла.

– Лёвушка, хватит - сказала Елена Михайловна, она сама чуть не плакала - ну хватит, хватит - приговаривала она уже дочери.

Надя вернулась к Андрею, как только сошли синяки; пока её не было он действительно не пил, ходил на работу, вернувшись, укладывал Веру спать, когда не надо было на работу, сам водил в детский сад и вечером забирал (когда он работал, это делала его мать). Каждый вечер он звонил Наде, снова просил прощения и умолял вернуться. Приехать к ней он боялся, - не знал как после всего вести себя с её родителями, как смотреть им в глаза; он очень мучился. Надя вернулась в субботу; Николай Ильич и Тамара Семёновна снова уехали с Верой на дачу, Андрей вымыл полы и купил цветы: много разноцветных астр, и расставил их по всей комнате. Наде было немного стыдно, но она уверила себя, что имеет полное право так поступать, и открыто смотрела Андрею в лицо, принимая его раскаяние как должное. Они провели вдвоём весь день, Надя говорила, Андрей только слушал и кивал. Он не всё понял из её длинной речи, но твёрдо усвоил, что кругом виноват, и если "ещё хоть раз" - последует неизбежный развод.

И жизнь, действительно, потекла по-новому. Андрей удерживал себя от пьянства невероятными усилиями, - с трудом отбившись от настойчивых предложений своих "коллег", после работы он возвращался домой обходными путями и, пригнув голову, быстро пробегал все окрестные лавочки. Надя не разрешила ему кодироваться и отвела к своему гомеопату, тот сразу предупредил, что алкоголизм вылечить почти невозможно, не только гомеопатией, но вообще, чем бы то ни было, потому что это болезнь психики, а не тела; говорил, что гомеопатией можно устранить физиологические последствия, а психику только направить, что тут всё зависит от человека, а не от лекарства, и что это долгий процесс; предлагал обратиться к психологу или к анонимным алкоголикам, но Андрей наотрез отказался - анонимные алкоголики его очень насмешили, а слова, начинающиеся с "психо" пугали, вызывали воспоминания о мягких стенах и смирительной рубашке. Гомеопат всё-таки провёл приём и назначил лекарство. Постепенно у Андрея перестало сводить ноги, и желудок больше не болел, ему даже казалось, что выпить хочется не так сильно, и он шёл с работы напрямик, твёрдым шагом и проходил мимо лавочек, спокойно здороваясь, иногда даже останавливаясь поболтать минутку-другую. Уже близился Новый год, было холодно, но снег шёл редко и помалу, лужи под ногами раскалывались тонкими льдинками. Надя мечтала о холодной и снежной зиме, ей хотелось белого и чистого, хотелось искряных снежинок и возить Веру на санках. Но дворники сметали с асфальта скудную порошу, как только она появлялась, и всё вокруг оставалась серым и противным. Надя просила Андрея уговорить Николая Ильича и Тамару Семёновну остаться на Новый год в Москве, не ехать на дачу, чтобы можно было поехать туда втроём, без них, - сто шестьдесят километров от Москвы, там ведь полно снега! Это Москва всегда как выжженное пятно. Но родители не только не согласились остаться в Москве, они даже запретили Андрею и Наде ехать с ними:

– Там только одна тёплая комната! нечего жопа об жопу тереться, и так отдохнёте - ребёнка забираем!
– недовольно сказала Тамара Семёновна.

– Мам, мы в другой будем, обогреватель включим...
– Андрей ещё не научился спорить с матерью, его интонации были робкие и просительные. Тамара Семёновна совсем рассердилась:

– Ага, электричество мне нажигать! Он жрёт - ого-го! Нет уж!

Спорить было бессмысленно, Андрей и Надя остались на Новый год в Москве. Они нарядили ёлку, Андрей сам сделал салаты, расставил тарелки, под бой курантов хлопнуло дорогое шампанское; Надя написала на бумажке своё желание, сожгла его и утопила в бокале - Андрей всегда смеялся над этой её привычкой. И наконец, пошёл снег, - получилась настоящая новогодняя ночь, - снег переливался в воздухе и медленно опускался вниз, где-то грохотали петарды, в небе вспыхивали разноцветные фонтанчики, слышались радостные крики и смех. Допили шампанское, и Наде захотелось туда. Они зашли к Надиным родителям, подарили им торт и пошли по проспекту в сторону Воробьёвых гор, ветра не было, - только снег и повсюду огни. Андрей держал Надю за руку:

– Красиво сегодня, правда?

– Да. Только за городом лучше, представляешь, как там сейчас в лесу? Тихо, наверное, и везде снег...

– Сейчас бы ты туда не пошла. Там темно же, ты боишься.

– Ах, ну да... Зато утром бы пошла. И озеро всё во льду... Почему твоя мама пускает нас только летом?

– Она сама там потусить хочет.

– Будто мы ей мешаем!

– Бля, ты же знаешь мою маман! Мы свет нажгём...

– Нажжём!

– Неважно - ты поняла, порядок её весь испортим. Типа, это её дача и она там отдыхает.

– Если б у нас были деньги, мы могли бы хоть в санаторий какой-нибудь поехать...

– Надь, ну нет денег... Может, ты тоже работать пойдёшь? Тогда больше будет.

– Ой, не знаю... Я и так устаю.

– Ну, Веру я иногда могу водить, когда выходной.

– Да? А почитать ей нормально, а еду приготовить, пол помыть?.. У тебя хоть выходные есть, а у меня каждый день...

– Да ладно, мать часто её берёт на дачу, днём она в саду; и не надо ничего мыть, пусть маман сама моет, если ты работать пойдёшь, она орать не будет.

– Ну всё равно. Я хочу отдохнуть, только учёба кончилась. Я так устала от всего...

– Ну да, мудак я был...

– Да уж, это точно... Помнишь, мы тут проходили, на девятое мая? Я упала тогда, и колено ободрала, а ты смеялся?

– Это когда познакомились, что ли? А разве не день города был?

– Да нет! Ты что, весна была, - я точно помню, я ж университет тогда бросила. А мне только экзамены оставалось сдать! Ты видишь, совсем пропил и мозги и память.

– Ну, я не пью теперь...

– Это ещё неизвестно.

– Да ладно, хватит уже гнать.

– А я и не гоню, ты не пьёшь сколько? Два месяца всего?

– Три почти...

– Ну вот, этого мало, я понимаю, если бы три года! И сегодня шампанское пил.

– Так от него ни в голове, ни в жопе!

– Это тебе так кажется, а завтра ещё захочется, а потом водка, а потом опять не остановишься!

– Да хорош, видишь, я трезвый иду...

Андрей остановился, полез в карман за сигаретами.

– Дай мне тоже сигарету... Ну прости, я просто боюсь, что опять начнётся... Давай, может, домой пойдём? У меня ноги мёрзнут...

Они вернулись домой, разобрали подарки, - Надя положила под ёлку красивую коробочку с фотоаппаратом, Андрей - книгу в обёрточной бумаге, - вместе залезли в ванну, Надя налила в неё шампунь, - получилась густая пена. Они смеялись и дули друг на друга мыльные пузырьки, залили пол, потом долго целовались в остывшей воде; в ванне было неудобно, они пошли в постель и заснули утром, обнявшись. На следующий день они снова пили шампанское, доедали салаты, а вечером пришли Витёк и Серый, принесли водку. Андрей долго отказывался и пил шампанское, пока оно не кончилось, но потом выпил рюмку, потом ещё, и сразу язык стал, будто чужой и движения неловкие. Надя обиделась и убежала на улицу; вокруг продолжался праздник, кто-то пытался петь и, запнувшись спьяну, смеялся; вспыхивали фейерверки, где-то играла музыка. Метро было ещё открыто, Надя прислонилась к парапету подземного перехода и задумалась, - ей было скучно, к родителям ехать не хотелось, она даже подумала вернуться, и тут подошли два юноши, - оба нетрезвые, чуть моложе неё, весёлые, - один с серьгой в брови и в полосатой шапке, другой с длинными волосами и в кожаной куртке:

– С новым годом! Возьмите!
– тот, который с серьгой протянул ей зажжённую бенгальскую свечу и улыбнулся. Надя немного оторопела, однако свечу взяла и стояла, не зная, куда девать глаза.

– Пойдёмте с нами?
– всё тот же юноша показал рукой куда-то в сторону - веселее будет. Надя взглянула на второго, - тот молча курил, но тоже улыбался, только, скорей чему-то своему. И Надя пошла. Они сидели в каком-то дворе, пили шампанское - в рюкзаке у молчаливого было три бутылки, потом Дима, - тот, разговорчивый, в шапке, - предложил поехать к нему. Ехать было недолго, всего две станции, но как раз метро закрылось, и они пошли пешком. Наде было весело, её глаза блестели, в голове немного кружилось, она шла под руку с Димой, а его хмурый друг держался немного сзади.