ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции

А сколько советских партийных деятелей или красных командиров чином поменьше пали от рук чекистов в подобных историях за 1918–1922 годы, просто не счесть. Ведь были еще истребляемые часто по ничтожным поводам военспецы из бывших царских офицеров, помогавшие отстроить Красную армию, у которых еще и семьи по бесчеловечной традиции в тылу оставались в заложниках у чекистов. А первым признавший советскую власть из генералов царского Генштаба военный разведчик Клембиовский, расстрелянный по первому же подозрению в контактах с белыми на юге. А брошенный в камеру и с трудом вышедший из нее за одно письмо другу-офицеру самый знаменитый советский военспец генерал Брусилов.

Военспец из царских генералов Селивачев, командовавший в РККА армией на Южном фронте и яростно противостоявший наступлению Деникина на Москву, осенью 1919 года внезапно скончался в своем штабе: как предполагают не без оснований, его тайно отравили чекисты из особого отдела после телеграммы Ленина из Москвы в Реввоенсовет Южного фронта о полученных сведениях об измене Селивачева и его контактах с белыми. Селивачев был из старого офицерства, еще летом 1917 года за участие в выступлении Корнилова его арестовали как правого заговорщика в армии, он сидел в Быховской тюрьме под следствием вместе с Корниловым, Деникиным, Романовским, Марковым. Затем его судьба сделала кульбит, и Селивачев оказался против своих бывших товарищей в Красной армии военспецом, защищая от деникинцев Царицын и отбивая в 1919 году их поход на Курск и Орел. Вроде бы Селивачевым был очень недоволен в Царицыне Сталин, жаловались на царского генерала и другие командиры РККА вроде Ворошилова, и телеграмма из Москвы могла повлечь тайную ликвидацию Селивачева, хотя по официальной версии в истории он умер от гулявшего тогда по фронту тифа.

И что говорить о царских офицерах, изначально подозреваемых в контрреволюции и сочувствии белым, когда в неразберихе тогдашних фронтов легко стреляли, не разбираясь, в своих, и чекисты часто оказывались на передовой такого «дружественного огня». Мне в этой традиции искать постоянно внутреннего врага в своих рядах, «пробравшуюся в ЧК контру», в отстрелах самых верных еще вчера бойцов за советскую власть видится начало будущей большой дороги выкашивания собственной проверенной гвардии с кульминацией в сталинские чистки конца 30-х годов.

В истории царских тайных служб до 1917 года такой мотив регулярных расправ со своими сотрудниками был совершенно нехарактерен, за исключением совсем уж древних времен опричнины Ивана Грозного. Зато он очень характерен для революционного подполья последних десятилетий империи Романовых, откуда в большом количестве ленинские спецслужбы черпали свои руководящие кадры. Много уже написано и сказано о предложениях не последних людей в большевистском подполье Камо или Свердлова проверять новых товарищей фальшивым арестом с переодетыми жандармами и пытками, а не выдержавших такой проверки тайно ликвидировать, как нестойких борцов за счастье трудового народа. Тогда широкой поддержки это начинание Камо не нашло даже у Ленина и ЦК большевистской партии. После октября 1917 года Свердлов с Камо оказались среди руководителей Советской России, а их товарищи из боевиков часто шли в ЧК или Разведупр РККА, и эта идея опять всплывала различными жестокими экспериментами и проверками собственных рядов.

Традиция же использовать людей в трудные дни на фронтах Гражданской войны, а затем за отсутствием уже в них особой необходимости сводить с ними счеты за старые грехи перед большевиками или просто за неправильное происхождение периодически просачивалась со страниц книг или из кадров кинофильмов о Гражданской войне даже в советское время.

Поэтому мало кого удивляло, и даже советская цензура не пыталась скрыть, отчего бравый командир в исполнении Ролана Быкова из фильма «Служили два товарища» был всего лишь разжалован в рядовые в Красной армии после бессудного (и, похоже, безмотивного) убийства офицера-военспеца, при этом оставаясь в кинофильме вполне положительным героем, рабочим рубахой-парнем. Или почему в «Тихом Доне» Григорий Мелехов, даже отслужив в Первой конной армии РККА и повоевав с поляками, по возвращении в родную станицу по-прежнему вынужден прятаться и бегать от сверхбдительных товарищей, собирающихся спросить с него за давнюю службу у белых и за участие в Верхнедонском восстании. Этот мотив мстительности и прагматичности одновременно, когда давали власти Советов послужить, а затем вспоминали прошлые претензии к людям, был в Гражданскую войну в ЧК так распространен, что даже выхолощенное идеологией советское искусство его не могло скрыть.

То же можно сказать и о вызревшей в недрах ЧК в годы Гражданской войны традиции мистификации заговоров или умышленного раздувания действительно существующих заговоров для оправдания масштабных репрессий «красного террора». Из этого же ряда и попытка прикрыть некоторые свои акции действиями бесконтрольных банд «зеленых», в огромном количестве плодившихся по просторам Гражданской войны. Это же сам Ленин писал Дзержинскому и зампреду Реввоенсовета Советской России Склянскому в столь часто цитируемой теперь телеграмме осени 1920 года: «Прекрасный план. Под видом «зеленых» (мы потом на них свалим) пройдем на 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков». И такие приказы в ЧК исполняли, слово Ленина здесь было законом.

Прятать собственный террор ЧК за безликих «зеленых», за истреблявших якобы Романовых в Пермской губернии погорячившихся рабочих, за убивших поверивших советской амнистии белых генералов «мстителей», за «убившего без суда изменника Сорокина» простого красноармейца – все это давало ЧК еще одну прививку. Здесь власть и ее спецслужба даже отказывались признать часть своего террора, легитимизировать его хотя бы в рамках своей социалистической законности.

Отсюда затем со временем пойдут нагромождения лжи ГПУ – НКВД – МГБ – КГБ по самым различным поводам, даже там, где могли бы сослаться просто и на исполнение собственных законов. Отсюда отказ признать похищения белых генералов в эмиграции, отсюда подписанные в подвалах Лубянки бредовые показания о работе одновременно на множество разных заграничных разведок. Отсюда объявления родственникам уже расстрелянных НКВД людей о «десяти годах без права переписки». Отсюда затем внезапные катастрофы и подозрительные инфаркты у неугодных власти лиц. И много чего еще вышло из этой первой лжи, хотя кровь вполне официального и разрешенного «красного террора» 1918–1920 годов, казалось бы, позволяла признавать свою руку в большинстве таких дел.

Дела о раздутых в ЧК антисоветских заговорах или полная их фальсификация тоже берут свои истоки в эпоху «красного террора» времен Гражданской войны. Настоящие тайные организации в тылу Советов, бесспорно, тоже были и раскрывались чекистами. Были и достаточно сильные подпольные офицерские организации, способные на антисоветский мятеж и захват целых губерний, как это случалось в Самаре, Ярославле, Сибири, Закаспийском крае. Был достаточно сильный «Монархический центр» в Москве и «Добровольческая армия Московского района» в подполье, были группировки националистов-сепаратистов, были хорошо законспирированные эсеровские группы с многолетним опытом подпольного террора еще против царской власти в России.

Но уже тогда в ходу была модель, когда незрелый заговор молодых офицеров или городских интеллигентов, часто не пошедший дальше замыслов и мечтаний, ЧК после его раскрытия представляла серьезной опасностью советской власти и использовала для оправдания всего богатырского замаха «карающего меча революции». Когда такую не созревшую до конца группу раскрыли в Петрограде летом 1919 года, ее сразу связали с восстанием против большевиков гарнизона форта «Красная горка» под началом бывшего царского поручика Неклюдова, только что подавленным красноармейцами под Питером. Именно на эту петроградскую организацию монархистов после массовых арестов и расстрелов причастных к ней по городу специально работавшая в Петрограде комиссия ЧК под началом лично Якова Петерса списала поражения Красной армии на Петроградском фронте от Юденича.

Возглавлявший от ВЧК комиссию по обороне красного Петрограда от наступавшей белой армии генерала Юденича Петерс руководил следствием по этому подполью «Национального центра», закончившимся массовыми арестами и расстрелами. Это тоже не полностью сфальсифицированный заговор, группа сочувствующих войскам Юденича дворян и интеллигентов в бывшей столице была, ее возглавлял инженер Швейнингер, именно его арест после перехвата курьера с его письмом к Юденичу на линии фронта позволил арестовать ядро этой группы заговорщиков. Но затем по делу «Национального центра» начали арестовывать уже повально многих просто недовольных советской властью или лиц непролетарского происхождения. Группа не готовых даже к серьезному восстанию петроградских интеллигентов и мятежные солдаты «Красной горки» были объявлены главным ножом в спину революции, а Дзержинский по итогам этого расследования подписал воззвание «Берегись шпионов!», когда его заместитель Петерс руководил в объявленном на осадном положении Петрограде расстрелами и пытками.

Позднее история здесь повторилась с раскрытием еще более масштабного «монархического заговора», имевшего целью связаться с выступившим в марте 1921 года против большевиков гарнизоном Кронштадта из бывших соколов революции – матросов. Очередное искоренение «контрреволюционной тайной организации», усиленно раздуваемой в ЧК, привело просто к очередному витку террора против не приемлющих новую власть интеллигентов и дворян, включая такие заметные фигуры, как профессор Таганцев и поэт Гумилев, расстрелянные по итогам этого дела чекистами.