ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции

По разным источникам, в ходе крымской бойни уничтожено от 30 до 80 тысяч человек, хотя и эти данные считаются неточными. Когда на Западе русская эмиграция устами журналиста Бурцева заявила о 15 тысячах расстрелянных ЧК в Крыму, даже этой цифре утонченные европейцы отказывались верить, а оказалось, что жертв было значительно больше. Позднее русский писатель из эмигрантов Иван Шмелев в показаниях на Лозаннском процессе, где судили эмигрантов за убийство советского посла Воровского, заявил, что сами большевики считают расстрелянными в Крыму 56 тысяч человек, а по данным белоэмиграции – их было вообще около 120 тысяч. В числе этих десятков тысяч безымянных жертв был расстрелян и сын Ивана Шмелева, молодой белый офицер, не успевший эвакуироваться с Врангелем, ему и другим жертвам крымской трагедии Шмелев посвятил свое «Солнце мертвых». Но ведь даже минимальная озвученная цифра в 30 тысяч жертв крымских расстрелов кажется ужасной. За городом ЧК огородила тогда целые участки, куда массово свозили обреченных на расстрел, во дворе ЧК в Симферополе тоже расстреливали каждую ночь. Кстати, председателем ЧК в Симферополе был тогда молодой революционный матрос Иван Папанин, будущий географ и исследователь Арктики начинал свою советскую карьеру именно таким образом.

И сотрудники ЧК в этом жертвоприношении в Крыму остатков самой боеспособной среди белых армии Врангеля были на первых ролях. Главными виновниками этой бойни и клятвопреступления большевиков называют главу Крымского ревкома Белу Куна и командира штурмовавших Крым частей Красной армии Фрунзе, как и комиссара РВС на Южном фронте Гусева (до того некоторое время возглавлявшего Разведупр в РККА), но самую грязную работу делали сотрудники ЧК Южного фронта. Такие, как Ефим Евдокимов, получивший от советской власти награду за эти крымские расстрелы. Ужас этой гекатомбы в Крыму заставил скрывать ее подробности и масштабы даже самих большевиков, поначалу подобной беспощадностью к врагу в годы Гражданской даже гордившихся. Уже в 1921 году даже среди членов Совнаркома пошли споры о правомерности такого чудовищного обмана, ведь поверили обещаниям и остались в Крыму не самые идейные бойцы Белого дела, а по большей части только сочувствующие ему или затянутые в водоворот Гражданской войны люди. Даже Дзержинский тогда высказал недоумение этой уловкой, недостойной, по его взглядам, большевиков, хотя на дальнейший карьерный взлет в ВЧК Евдокимова и других крымских расстрельщиков это не повлияло.

И среди героических страниц Гражданской войны бойню в Крыму уже в 20-х годах предпочитали не упоминать ни в официальной истории, ни в литературе. И долгие годы граждане СССР могли только где-то между строк увидеть намеки на этот страшный расстрел, как в словах красного ветерана у Есенина в «Руси советской»: «Уж мы его и этак, и разэтак, буржуя энтого, которого в Крыму», или в других есенинских строках, с виду истерично-веселых, а внутри явно горько-печальных: «Офицерика, да голубчика, шлепнули вчера в Губчека, грянул «яблочко» молодой матрос: мы не так еще подотрем вам нос».

Полновесные же стихи о трагической бойне в Крыму очевидца тех событий поэта Максимилиана Волошина советским людям были вообще неведомы, они до нас дошли только с крушением идеологических догм в истории и литературе, сразу опалив дыханием ужаса от всего происходившего там:

Восточный ветер выл в разбитых окнах,А по ночам стучали пулеметы,Свистя как бич по мясу обнаженныхМужских и женских тел…Зима была в тот год Страстной неделей,И красный май слился с кровавой Пасхой,Но в ту весну Христос не воскресал.

Обычно в рассказе о крымской бойне сдавшихся белых, одной из самых трагических страниц Гражданской войны, упоминают в качестве самого страшного персонажа Розалию Залкинд (Землячку), затмившую в этой резне своей жестокостью многих мужчин-чекистов. Это тоже новая страница истории спецслужб России, открытая ленинской ВЧК, в царское время женщины в таком количестве в тайных службах империи не служили, и даже в разведке такие, как Доротея Бенкендорф (Ливен), были единичными персонажами, почти как девица-гусар Дурова в царской кавалерии.

В органах ЧК же при пропагандируемом ленинцами активном равноправии полов дамы-чекистки временами занимали очень высокие должности. Как наводившая ужас в Украинской ЧК Эльза Грундман – «товарищ Роза», ей тогда первой из женщин-чекисток Дзержинский вручил знак «Почетный чекист». Грундман кроме зверств при допросах в Украинской ЧК действительно отличалась отчаянной смелостью и на фронтах Гражданской войны. По приказу начальника оперативного отдела Украинской ЧК Евдокимова она в 1919 году лично внедрялась в банду «зеленого» атамана Лихо под Винницей, застрелив затем Лихо и сбежав из банды, в 1931 году на работе в советском ГПУ женщина по прозвищу Боевая Эльза и первая дама – «почетный чекист» покончила с собой на почве депрессии.

Или возглавлявшая несколько месяцев в конце 1918 года ЧК в Петрограде Варвара Яковлева – единственная женщина в главной коллегии ВЧК за все время ее существования в 1917–1922 годах. По жуткому совпадению точно так же Варварой Яковлевой звали монахиню-мученицу из Марфо-Мариинской обители, которую коллеги Яковлевой-чекистки из Пермской ЧК бросили живой в нутро шахты в Алапаевске вместе с великой княгиней Эллой Романовой. Или отличавшаяся особой жестокостью при допросах Софья Гертнер в Петроградской ЧК – печально известная Сонька Золотая Ножка. Или Вера Брауде в губернской ЧК Казани. В деникинской следственной комиссии о злодеяниях большевиков особо упомянуты за свой садизм киевская чекистка Эда Берг и чекистка Ревекка Майзель (она же Пластинина) – супруга начальника Особого отдела ВЧК Кедрова. В Одесской ЧК некая Дора Евлинская считается лично расстрелявшей более 300 офицеров, а девушке было только девятнадцать лет – еще одна жуткая искореженная жизнь эпохи революции и Гражданской войны, безрассудно отнимающая чужие жизни. Такой же персонаж в лице вчерашней юной гимназистки Розы Бух зверствовал в те годы в Уральской ЧК.

Были еще Стасова, Громова, Бош, Ашихмина и другие чекистки женского пола, не уступавшие в жестокости мужчинам. Евгения Бош одно время возглавляла Пензенскую губернскую ЧК, откуда Москва ее отозвала после жалоб на ее изощренную и часто безмотивную жестокость. Не меньше мужчин зверствовала в Крыму и чекистка Антонина Нимич, лично стрелявшая и топившая с камнем на шее в море офицеров. Известна и чекистка венгерского происхождения Ремовер из мадьяр-интернационалистов, лично в Одессе расстрелявшая более ста приговоренных, позднее сама советская власть признает ее психически невменяемой и отправит на излечение.

Одной из самых колоритных чекисток первых лет этой службы была Антонина Пальшина, еще в царской России прославленная прессой как «казак Антошка»: эта пензенская авантюристка на манер девицы-кавалериста Дуровой под видом парня воевала на фронтах Первой мировой в казачьей коннице. Кстати говоря, другая знаменитая в те годы русская женщина-воин и командир легендарного женского «Батальона смерти» Мария Бочкарева в 1920 году в эту кровавую карусель расстреляна в Красноярске по приказу начальника ЧК по Сибири Павлуновского как «деятель царского режима». После 1917 года экспансивный характер юной кавалеристки Тони Пальшиной привел и ее в ВЧК, с февраля 1918 года она сотрудник Смоленской ЧК и жена ее начальника Фролова, а затем участник зачисток бывших белогвардейцев в ЧК Новороссийска, где, по воспоминаниям самой Пальшиной, ей «каждый день приходилось применять оружие». Уйдя из ЧК – ГПУ только в 1927 году, Пальшина до глубокой старости работала медсестрой в родной Пензе.

Часто в ЧК женщин новой «раскрепощенной от предрассудков» России вели не политические устремления или феминистическая позиция, а именно авантюризм, как эту пензенскую девушку, прошедшую путь от патриотического образа «казака Антошки» до чекистки эпохи «красного террора». Не всем известно, но муза и возлюбленная Сергея Есенина по имени Галина Бениславская с 1918 по 1922 год тоже работала в ВЧК. Неизвестно, что эту богемную даму из Серебряного века и любительницу поэзии увлекло в ЧК, она затем была фактически гражданской женой Есенина до встречи его с Айседорой Дункан, хотя многие исследователи и полагают, что в объятия Есенина ее поначалу отправлял как агента начальник секретного отдела ГПУ Яков Агранов. Хотя позднее Бениславская действительно с головой ушла в любовь к Есенину, тяжело переживала его уход от нее и затем уход из жизни вообще, в 1926 году бывшая чекистка Бениславская пришла к могиле поэта на Ваганьковском кладбище и прямо здесь застрелилась. Вряд ли и в ВЧК ранее эту утонченную и экзальтированную даму привели только ее большевистские воззрения и вера в марксизм.

Хотя были и идейные большевички, как чекистка с не менее извилистой судьбой Софья Соколовская. Эта ярая коммунистка была членом подпольного ревкома в Одессе, а после ухода белых в Одесской ЧК участвовала в массовых расстрелах. После Гражданской войны работала в Коминтерне и во внешней разведке, в 1935 году в ее судьбе произошел нестандартный поворот – Соколовскую назначили директором киностудии «Мосфильм», а в 1937 году уже стандартный для многих первых чекистов поворот – арест и расстрел НКВД. Когда о бывшей коминтерновке и чекистке вспомнил секретарь Коминтерна Димитров, Сталин ответил ему: «Соколовская оказалась французской шпионкой».