Вдоль по памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства. Шрамы на памяти

В селе честность его была притчей во языцех. Денег старался не занимать, но если случалось, то отдавал точно в срок. При этом шел в сельский магазин и просил поменять ему деньги так, чтобы долг вернуть такими же купюрами, какими брал. За обмен всегда пытался предложить рубль.

Однажды Иван Климов "Кабрекало", один из маминых двоюродных братьев, прошел мимо нашего двора с визжащим в мешке поросенком.

– Откуда несешь поросенка, Ванька?
– спросила мама.

Накануне родители обсуждали необходимость приобретения поросенка.

– Мишка Регорчишин продает. Поросята красивые, почти подсвинки. Недорого. Еще семь штук осталось.

С мешком под мышкой отец поспешил на долину. Уже начинало смеркаться, когда возле наших ворот остановилась тарахтевшая бестарка. Отец с трудом снял с повозки мешок с двумя поросятами.

– Ты что, двоих купил?
– спросила мама.

– У нас давно таких красивых поросят не было. Отдает их Мишка недорого, почти даром. Когда я выбрал поросенка, спросил его:

– Сколько стоит вот тот, который крупнее?

– Когда Мишка назвал цену, мне стало не по себе, - рассказывал отец.
– На базаре цена такого поросенка в полтора-два раза выше.

– Мишка, это очень дешево! На базаре поросята намного дороже.

– Мои мне обошлись во столько-то. Почему я должен сдирать с других шкуру. Это уже грех.

Отец заметил, что с дороги на Мишкино подворье сворачивают трое.

– Мишка! Дай я продам твоих поросят. Деньги все твои, я только буду назначать цену.

– Николо! Давай деньги и уходи. Я знаю, что ты умеешь продать дороже. Поэтому в селе все говорят, что ты жид. Ты уйдешь, а грехи останутся на мне, потому, что поросята мои. Дай, сколько я сказал, и иди себе с богом домой...

Мишкина хатка отстояла от улицы на расстоянии не менее пятидесяти - шестидесяти метров. Низкая небольшая, словно игрушечная, хатка, была построена, по словам взрослых, еще Регорком, Мишкиным отцом. Крытая, почерневшей от времени соломой, с низкой стрехой и, единственным на весь фасад, крохотным мутным оконцем, Мишкина хатка ничем не отличалась от домиков, выстроенных первыми переселенцами.

Мишка постоянно возился возле дома и в огороде. Однажды, проходя до деда, я увидел, воткнутый в угол соломенной стрехи, красный флажок, на котором золотыми буквами было написано: "Миру-мир". Летом, когда дул суховей, на самой верхушке соломенной крыши рядом с коминком (дымоходом) мы увидели подобие флюгера с вращающимся, изготовленным из жести, ветрячком.

До третьего класса я охотно сворачивал с дороги и, перепрыгивая ручей, взбирался на пригорок. Я не помню, чтобы Мишку когда-либо удивил наш приход. Мы же, взобравшись на пригорок и приблизившись к Мишке, никогда не здоровались. Потирая пальцами, словно почесывая отросшую рыжую, с разбросанными клочьями седины, щетину, Мишка сразу, без вступления, словно продолжая давно начатый разговор, начинал нам что-то тихо объяснять.

Однажды, проходя мимо Мишкиного подворья, мы заметили перед хатой, ни на что непохожее, сооружение. Братья Бенги, Броник Единак и я тут же свернули. Мишка сидел на завалинке и крутил в руках металлическое седло с отверстиями. Мишка явно был в затруднении. Он никак не мог приспособить седло к своему, невиданному доселе, аппарату.

Изобретаемый Мишкой аппарат стоял на трех колесах. Передние колеса мы узнали сразу. Это были разные по размерам ведущие звездочки от гусеничных тракторов. Такие зубчатые колеса лежали навалом в самом углу тракторной бригады. Колеса были соединены деревянной осью, в центре которой была подвешена зубчатка с педалями от велосипеда. Рама от дамского велосипеда соединяла передние колеса с единственным задним колесом от детского велосипеда. Подобие круглого руля, пара ржавых велосипедных цепей и две сломанные лапы тракторного культиватора лежали рядом с его будущим техническим детищем.

– Что это такое?
– впервые с Мишкой мы заговорили первыми.

Нам не терпелось узнать, какое новшество стоит перед нашими глазами.

– Ворач.
– коротко пояснил Мишка.

Мы в недоумении пожали плечами. Что такое "ворач", мы догадались, а показать Мишке собственную техническую безграмотность нам не хотелось.

– Ворач, - громче повторил Мишка, видя, что мы в затруднении.
– Городы людям буду вораты. Биз грошей. Дадут поисты и спасибо. Бо дуже дорого стое зараз ворате трахтором. А коней не хватае.

Наконец, до нас дошло, что Мишка делает настоящий колесный плуг. Но многое еще было скрыто мраком тайны:

– Где мотор? А может надо запрягать лошадь? Как Мишка будет рулить? Как ворач будет пахать? Где лемехи?

Но самым главным для нас оставался вопрос: кто будет тянуть плуг?

Мишка принялся обстоятельно объяснять нам устройство своего "ворача". Объяснял он очень серьезно. Мы нутром чувствовали, что Мишка не шутит. Его светло-голубые глаза, окруженные белесыми, почти бесцветными ресницами, смотрели ясно и очень серьезно. Мы знали, что Мишка в своей жизни ни разу не соврал. Серьезность Мишки передалась нам. Мы были уверены, что Мишкин "ворач" поедет и будет пахать огороды. В наших восьмилетних головах затеплилась надежда покататься на "вораче", а если удастся, то и самостоятельно вспахать огороды.

Но многое еще было неясно. Мишка же, не меняя тональности и силы голоса, монотонно продолжал раскрывать перед нами принцип работы и секреты своего технического детища. Держа в воздухе приподнятое металлическое седло, Мишка пояснял:

– Вот тут я буду сидати. А вот тут буде руль. Трибу (зубчатое колесо, trib - польск) с педалями я буду крутете ногами. А замисть лэмиша (лемеха) будут от ци два еропланчика.
– показывая на культиваторные лапы, пояснял Мишка.
– А позаду ще можно привязати борону, шоб все робити за раз.

Нам все стало ясным. Уж больно наглядно, доходчиво и убедительно Мишка объяснил и показал принцип работы "ворача". Дальнейшее моё путешествие на долину в тот день потеряло всякий смысл. Не попрощавшись ни с кем, я стремглав помчался домой с моей новостью.

Дома был Алеша, приехавший на выходные из Тырново, где он учился уже в десятом классе. Забыв поздороваться, я, захлебываясь от восторга, стал описывать Мишкино изобретение и перспективы его применения в хозяйстве. Такое, если постараться, можно дома самим сделать!

Не дослушав, моя мама молча отвернулась к забору, навешивая на колышек вымытый глечик для молока. Плечи её мелко затряслись. Отец смотрел на меня с интересом и весело, ожидая продолжения рассказа. Его ободряющая улыбка меня вдохновила.

Едва я закончил, Алеша довольно серьезно сказал:

– Якэ iхало, такэ здибало...(Какой ехал, такого и встретил).

Я не уразумел, к чему это, но мне показалось, что Алеша не понял чего-то главного. Я принялся объяснять непонятливому старшему брату всё заново. Последовавший хохот моих родственников был очень обидным. Я не ожидал такого легкомысленного отношения к могучей Мишкиной идее.