«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
Об обстановке, сложившейся при московском дворе к осени 1538 г., накануне решающего столкновения между боярскими группировками, красноречиво свидетельствуют слова архитектора Петра Фрязина, бежавшего в это время в Ливонию и давшего там подробные показания.
Сохранился отрывок следственного дела о побеге Фрязина: он дошел до нас в составе документов Посольского приказа [826] . Кроме того, сравнительно недавно в Шведском государственном архиве в Стокгольме эстонским исследователем Юрием Кивимяэ были обнаружены новые материалы о пребывании беглеца в Ливонии [827] . В совокупности эти источники проливают новый свет на биографию известного зодчего и военного инженера, с творчеством которого историки архитектуры связывают строительство церкви Вознесения в Коломенском (1532 г.), Китай-города в Москве (1535 г.) и Себежской крепости (1535 г.) [828] . В Ливонии мастер назвался «Петром, сыном Ганнибала» (Peter Hannibal) и сообщил, что родом он из Флоренции [829] .
826
РГАДА.
827
Kivim"ae J. Petr Frjazin or Peter Hannibal? An Italian Architect in Late Medieval Russia and Livonia // FOG. 1996. Bd. 52. P. 21–28. См. также: Кивимяэ Ю. Петр Фрязин или Петр Ганнибал? Итальянский архитектор в позднесредневековой Руси и Ливонии // Крепость Ивангород: Новые открытия. СПб., 1997. С. 236–245.
828
Сводку данных о деятельности Петра Фрязина в Московском государстве см.: Подъяпольский С. С. Итальянские строительные мастера в России в конце XV — начале XVI века по данным письменных источников (опыт составления словаря) // Реставрация и архитектурная археология. Новые материалы и исследования. М., 1991. С. 226, 228.
829
Kivim"ae J. Petr Frjazin or Peter Hannibal. P. 23.
Пьетро Аннибале (так, вероятно, на самом деле звали итальянского архитектора) был прислан в Россию римским папой и провел, по его словам, на великокняжеской службе 11 лет. Последней работой, которую он выполнил, стало строительство (или ремонт) стен Себежской крепости. Оттуда он с толмачом и проводниками отправился в Псково-Печерский монастырь; выехав из монастыря, Петр со спутниками — то ли намеренно, то ли сбившись с дороги, — пересек ливонскую границу и оказался в крепости Вастселийна (нем. Нойшлосс, в розыскном деле: «Новой городок»). Было это, по-видимому, в первых числах октября 1538 г. [830]
830
Как отметил И. И. Смирнов, в розыскном деле сказано, что в Изборск Петр Фрязин прибыл в субботу «перед Покровом Святой Богородицы», что соответствует 30 сентября 1538 г. (Смирнов И. И. Очерки политической истории. С. 80, прим. 9). На следующий день, т. е. 1 октября, он посетил Печерский монастырь и, выехав оттуда, вскоре оказался в ливонском «Новом городке» (АИ. Т. I. № 140. С. 202).
Из Вастселийны беглеца перевезли в резиденцию епископа — г. Дерпт (Юрьев). Здесь Петр дал подробные показания, а на вопрос о том, почему он покинул великокняжескую службу и приехал в Ливонию, ответил так: великий князь, к которому он прибыл от римского папы «послужити годы три или четыре», удержал его у себя силой; «и нынеча, как великого князя Василья не стало и великой княги[ни], а государь нынешней мал остался, а бояре живут по своей воле, а от них великое насилье, а управы в земле никому нет, а промеж бояр великая рознь, того деля есми мыслил отъехати проч(ь), что в земле в Руской великая мятеж и безгосударьство…» [831] .
831
Цитирую по рукописи: РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. 1539 г. Д. 1. Л. 4. В публикации 1841 г. текст передан неточно: АИ. Т. I. С. 203.
Приведенная характеристика положения дел в Москве после смерти великой княгини Елены заслуживает подробного комментария. Несомненно, перед нами одна из самых выразительных оценок политического кризиса в России конца 30-х гг. XVI в., причем принадлежащая современнику. В чем же конкретно проявлялись великие «мятеж и безгосударьство» в Русской земле, отмечаемые Петром Фрязиным? Прежде всего — в своеволии бояр при малолетнем государе, следствием чего стало «великое насилье» и отсутствие «управы», т. е. защиты и правосудия для кого бы то ни было. Кроме того, в придворной среде царит раскол: «промеж бояр великая рознь». Таким образом, показания бежавшего в Ливонию итальянского архитектора свидетельствуют о том, что со смертью правительницы придворная иерархия лишилась верховного арбитра, способного поддерживать хотя бы относительную политическую стабильность. Претендовавший на лидерство князь Василий Васильевич Шуйский даже после того, как породнился с великокняжеской семьей, не мог добиться подчинения от своей «братии» — бояр. Новые конфликты и, в отсутствие других аргументов, рост насилия были неизбежны.
Особого внимания заслуживает употребленное Петром Фрязиным слово «безгосударьство»: было бы ошибочным, на мой взгляд, понимать его в расширительном смысле, как синоним полной анархии и паралича государственного управления. Подобному предположению противоречат и некоторые детали, содержащиеся в самом «деле» о побеге итальянского мастера: он был послан «на государеву службу на Себеж» казначеем И. И. Третьяковым и дьяком Одинцом Никифоровым; ему были даны «списки городовые» и проезжие грамоты, его сопровождал толмач, по пути следования предоставлялись провожатые и подводы [832] . Налицо, таким образом, нормальное функционирование государственных служб. Можно предположить, следовательно, что политический кризис охватил далеко не все сферы жизни в великом княжестве Московском; вероятно, ряд структур управления не был им затронут. Эту важную проблему мы подробно рассмотрим во второй части данной книги.
832
АИ. Т. I. С. 202.
С гораздо большим основанием употребленное в розыскном «деле» слово «безгосударьство» стоит понимать буквально — как отсутствие государя, его недееспособность. Нужно отметить, что в текстах конца XV–XVI в. «государьство» нередко означает личность государя, его власть и достоинство. Так, в известном эпизоде осени 1477 г., когда Иван III
стоял с войском под Новгородом, а горожане пытались выторговать у него хоть какие-нибудь уступки, великий князь, по словам летописца, ответил им: «…вы нынеча сами указываете мне, а чините урок нашему государьству быти, ино то которое государьство мое?» [833] (выделено мной. — М. К.).833
ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 317. Подробнее см.: Кром М. М. Рождение «государства»: из истории московского политического дискурса XVI века // Исторические понятия и политические идеи в России. XVI–XX века: Сборник научных работ. СПб., 2006. С. 54–69.
Еще выразительнее пассаж из первого послания Грозного Андрею Курбскому: вспоминая, как однажды князь Андрей Шуйский со своими сторонниками, явившись в столовую избу, прямо на глазах великого князя схватили Ф. С. Воронцова и пытались его убить (речь идет о событиях 1543 г.), царь с негодованием восклицает: «И тако ли годно за нас, государей своих, души полагати, еже к нашему государъству ратию приходити и перед нами сонмищем июдейским имати…» [834] (выделено мной. — М. К.). Очевидно, что под «нашим государьством» Иван Васильевич в данном случае имел в виду себя.
834
ПГК. С. 29 (текст 1-й редакции).
Таким образом, «безгосударьство», на которое сетовал итальянский зодчий, означало неспособность малолетнего государя взять под контроль придворную элиту, положить предел боярской розни и насилию. В этом заключалась первопричина «мятежного» состояния страны: современный исследователь вполне может согласиться с такой оценкой, данной очевидцем событий.
Как сложилась дальнейшая судьба Петра Фрязина (Пьетро Аннибале), остается неясным. Он безуспешно просил дерптского епископа пропустить его через Ливонию. Русская сторона настойчиво требовала выдачи «изменника», но было ли это требование выполнено, по недостатку данных сказать невозможно [835] .
835
См.: Kivim"ae J. Petr Fijazin or Peter Hannibal. P. 28. Судя по письму маркграфа Вильгельма герцогу Альбрехту Прусскому от 26 ноября 1538 г., на момент отправки этого послания адресату беглец находился еще в Дерпте (GStAPK. Herzogliches Briefarchiv, D, № 993). Более поздних известий о нем пока не обнаружено.
Однако вернемся к ситуации осени 1538 г. Развязка назревавшего придворного конфликта произошла в октябре. Ранние летописи очень лаконично сообщают о происходивших тогда событиях. Так, в Воскресенской летописи под 7047 г., без указания месяца и числа, говорится только о «вражде» князей Василия и Ивана Шуйских с кн. Иваном Бельским и об убийстве по повелению Шуйских дьяка Федора Мишурина [836] . Причину вражды разъясняет Летописец начала царства: оказывается, гнев князей Шуйских был вызван тем, что «князь Иван Бельский советовал великому князю, чтобы князь великий пожаловал боярством князя Юрья Голицына, а Ивана Хабарова околничим. А князя Василия да князя Ивана Шуйских не бяше их в совете том, и они начаша о том вражду велику держати и гнев на Данила на митрополита и на князя Ивана на Бельского и на Федора на Мишурина» [837] .
836
ПСРЛ. Т. 8. С. 295.
837
ПСРЛ. Т. 29. С. 34.
Выясняется, таким образом, что, хотя кн. И. Ф. Бельский и был, видимо, главным ходатаем за кн. Ю. М. Голицына (Булгакова) и И. И. Хабарова, активную роль в этом деле играли также митрополит Даниил и дьяк Федор Мишурин. Поскольку пожалование упомянутых лиц готовилось без ведома и согласия братьев Шуйских, последние усмотрели в этом угрозу своему влиянию при дворе и ответили репрессивными мерами: «И за ту вражду, — продолжает свой рассказ Летописец начала царства, — поимаша князя Ивана Бельского и посадиша его на княж Федоровском дворе Мъстиславского за сторожи, а советников его розослаша по селом, а дьяка Федора Мишурина казниша смертною казнью, отсекоша главу ему у тюрем оквтемврия 21 дня в понедельник» [838] .
838
Там же.
Из этого сообщения выясняется, что одним из союзников Шуйских был кн. Федор Михайлович Мстиславский (на дворе которого первоначально содержался под арестом кн. И. Ф. Бельский), что неудивительно: он приходился свояком князю Василию Васильевичу Шуйскому, они были женаты на сестрах — дочерях царевича Петра [839] .
Кто же были разосланные по селам «советники» кн. И. Ф. Бельского, которых Летописец начала царства не называет по имени? Некоторые подробности содержит приписка в Синодальном томе Лицевого свода: здесь сказано, что «князя Ивана Федоровича Белскаго поимаша и посадиша его за сторожи на его дворе, а боярина Михаила Васильевича Тучкова сослаша с Москвы в его село» [840] (выделено мной. — М. К.).
839
О браке кн. Ф. М. Мстиславского с Анастасией Петровной, племянницей Василия III, см.: Зимин А. А. Формирование боярской аристократии. С. 128. Вероятно, княгиня Мстиславская была старшей из дочерей царевича Петра. Ее младшая сестра, тоже Анастасия, как уже говорилось, была выдана в июне 1538 г. замуж за кн. В. В. Шуйского.
840
ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 98, правый столбец, прим. 3.