Вечерник
Шрифт:
На смерть отца
В степи могила под крестом,майор в ней с восковым лицом,лежит, как труп, к кресту лицом,над ним встык смертной осевой,солдаты встали в ряд дугой,и по команде – «Пли!» – глухой,рванули пули по однойпо траектории тугой,и будто раненой рукой,кадит священник по прямой,он, погоняя ветер злой,встав к алтарю крестцом,меня он выдернул крестом,найдя наедине с отцом.В степи могила под крестом,двуликий образ брат с сестройпридумали, совпав лицом,встав между небом и землей,и накренившись под углом,прощаясь со своим отцом,пропахли лилией и сном,собравши пальцы кулаком,проникли вслед за петухом,устроив под землей погром,покончив со своей бедой,с подвязанной бинтом рукой,и посыпая след листвой,взошли по лестнице крутой.В степи могила под крестом,над нею в небе голубом,кружится ястреб молодой,в нем поволокой золотой,в глазах окрашенных судьбой,пылает истина огнем,он убивает дичь копьем,он стережет могилу днем,а ночью – черной над страной —хорoнится он под крестом,когтями рвет он под углом,и расступается – в тупой —земля людей в истоме злой,а черви занялuсь виском.В степи могила под крестом,и хладный ужас пoдо лбом,зажатый рот теперь немой,не крутит шея головой,и
Последнеепотустороннее
отцуКачается сознания рисунокпродольно хаотической прямой,и ночью мысли разные спросонокнеотвратимо бродят под луной.Я сапоги снимаю и кальсоны,медали оставляю на посту,мне боевые выдадут патроны,и в тыл забросят к своему отцу.Смерть бултыхается в пустом стакане,мне выбьет дочка зубы поутру,когда я встану на большом кургане,где дождь меня отхлещет по лицу.В Сибири на снегу не околею,теперь и от портвейна не умру,с торца сосиску я не одолею,и никого домой не приведу.Я упаду, как раненый Гагарин,и заползу в могилу, как в нору,а степь меня обнимет, точно барин,мой лоб мне поцелует на ветру.Мне кажется, что пахнет можжевельник,но это труп мой пахнет на полу,сегодня пятница, а в понедельникиз близких выжму чистую слезу.На кладбище мне воздадут поклоны,и крест поставят будто бы Христу,а в облаках, как будто бы с балкона,Господь взирает на мою судьбу.Пока я ничего не понимаю,но о гниющем теле не грущу,дорогу к небу я не постигаю,мелодии любимые свищy.Над Волгой слышу рокот поднебесья,мне жилистые крылья ни к чему,взлечу я над рекою, будто песня,и ангела за плечи обниму.Мне краснокожий серафим явится,летая над архангелом, как моль,и прежде чем мне навсегда влюбиться,я был помножен на него, как ноль.Мне не видать небесного приюта,и я себя уже не отмолю,теперь не только верю, точно знаю,что херувимы водятся в раю.Я в голубом и белом распадаюсь,конём я красным стану на скаку,вольюсь над степью птицей в чью-то стаю,и от любви я тонко закричу.Я точку отыщу на пьедестале,вскочу, как в детстве, в бричку на скаку,как летчик Громов, стану я нахален,и в первый класс с волками вновь войду.Но под землей откроются бордели,мне в них гулять придется одному,я вспомню все забытые постели,где я свой член прикручивал к болту.Вот я попал в причудливое место,молитва здесь, как скрежет по стеклу,здесь душу мою мнут, как будто тестомнёт мать, катая быстро по столу.Сын выточит подобие затвора,на перевес с каноном в ад сойдет,молитвы рев раздастся из притвора,и дьяволу печенку прошибет.Из слова нарождаюсь, как ребенок,и молоко причастия я пью,из савана мне мать скроит пеленок,я, может быть, отца вновь обрету.2004–2005 Под Рождество
Сидела женщина в метрос ребенком на коленях,склонила голову свою,желая пробужденья.В подземном сумраке ночном,без внутренних борений,ребенок спал, как под окном,на даче, в воскресенье.Тревожит свет его лицо,но просыпаться рано,а сны, как крупная роса,искрятся на экране.Гремят за стенкой поездаи люди, как репейник,или дождливая река,вцепляются во время.Уходят люди пополам,и в поисках лишенийвосходят молча на курган,без лишних размышлений.Теперь уже ночь на дворе,внизу всегда постыло,передвижения в толпебессмысленно унылы.Стою один я в пустоте,и в сонме наваждениймать с сыном на холсте —реальнее видений.Сидят они передо мной,сценически красиво,их, окружая тишиной,хранит Господь ревниво.И трепетая на ходу,и искренне терзаясь,вхожу в вагон я на ветру,пришествия пугаясь.2005 Святителю и гражданину
Святителю Тихону,патриарху Московскому и всея РусиКачаются в Донском к обедне небеса,под колокольный звон грядут из грома,как тени чудотворных птиц из Рождества,молитвой напоенные, как ромом,монахи в клобуках из черного стекла,рукотворя дверь призрачного дома,читают с аналоя Книгу Бытия,деепричастиям в ней нет основы,в ней сердце рвется, словно ветер в паруса,еретиков срезая, как липомы.От одиночества тебе откроюсь,от напряжения туманятся глаза,густеет кровь от внутреннего зноя,и страсть сдирается с лица, как кожура,кружатся ангелы вокруг нас роем,и надвигается соборная стена,на взлете я подбит в начале боя,и с мясом вырваны из тела ордена,а демоны от счастья сверху воют,ползет по швам патриархальная страна.Владыко возглашает с аналоя,и разверзается под посохом земля,псов революции в колонны строя,он отправляет в ад, отечески любя,сохранена недрогнувшей рукоюздесь православного основа жития,движением таинственным героянеблагодарная Россия чуть жива,благоухают мощи над страноюот плоскости иконостаса алтаря.Когда душа изведала покоя,и над землей проделала трехдневный путь,и бесов встретила, победно ссорясь,в молитве соплеменников открылась грусть,в бессмысленном и бессердечном гoне,у гроба патриарха плача наизусть,с большевиками здесь безмолвно споря,открыли христиане литургии суть,прощаясь с Тихоном, познали волю,и истину зашили вместе с сердцем в грудь.2005 Тонущий Петр
посв. Ю. Макусинскому в день его многолетия, 8 мая 2006 г.Слева от меня буря,справа от меня ветер,пойду я водой буйной,кричит мне Иисус: «Петр!»Из
лодки вступил в море,держусь я за край лодки,стою на волнах мокрых,все мысли мои робки.Вокруг простой мир сжалсяв единый клубок нервов,разжать наконец пальцы,стою на волнах – верой!Бояться своей плотиприучен я был тайно,и страх, как чужой дротик,вошел в мою грудь рано.Учитель идет крепко,водою идет бурной,как будто бы столб светлыйвновь путь указует умный.Бросаю я край лодки,иду по воде волглой,движенья мои кротки,дорогой иду торной.Была ведь вода нежной,держала лишь тень твердо,но я же могу явнобрести сквозь волну бодро.Плывут под ногой рыбы,понять не могу чудо,до боли я сжал зубы,мне стало опять дурно.И вот, как простой камень,на дно я иду к рыбам,вода, как сплошной пламень,а сердце – одна глыба.Кричу я: «Христос Милый!Спаси Ты меня в смерти,Твоей неземной силойвзнеси над водой с ветром!»И вот мы теперь вместе,тропою идем волглой,пружинит вода жестью,запахло вдруг нам Волгой.2006 Сакура
Весь вечер просидел я на пустой скамейке,Смотрел, как просто сакура японская цвела,По ветру лепестки летели, будто песняНа музыку незримых сфер отчетливо легла.Меж ними дети шли и резко, и ревниво,Держась покрытых черной тканью матерей,Безмолвны были все и неосмысленно ретивы,Преображаясь незаметно в белых голубей.Взмывали стайкой ввысь и пламенно, и честно,Там наслаждались в вышине присутствием любви,Вставая на крыло осмысленно и дерзко,Пока их мысли мило и естественно легки.Пошел бы я ребенком малым по аллее,Траву сминая, и шурша огнем своей руки,Посмеиваясь солнцу в новом поколенье,Настраивая инструмент возвышенной души.Но через миг они уже не обнимались,И не кружились странно в танце нежном на ветру,На землю райскую их лепестки опали,И разлетелись выспренно в неведомом лесу.Тогда ничьих я слов не слышал в поднебесье,Земная жизнь ногтём проходит острым по стеклу,Кружатся лепестки и падают раздельно или вместе,До наших губ дотрагиваясь на сплошном бегу.2006 Почти эпитафия
1.Я родился, не там, где я жил,и не там, где я жил, умирал,и родился не так, как хотел,и не так, как хотел, умирал.2.Я пропитан землею холодной,и землею холодной убит,не познавшее славы народной,мое тело на камнях лежит.И никто меня здесь не оплачет,и никто, как свеча не сгорит,только ангел младенцем заплачет,и зашлет мою душу в зенит.Но никто меня там не встречает,и с цветами никто не бежит,лишь архангел словами ругает,«Не готов!» – будто гром прогремит.И назад он меня отправляет,пусть душа еще там погорит,и пускай еще тело страдает,и пускай еще сердце болит.Я теперь, будто ангел взрыдаю,когда каюсь в небесном строю,наконец-то теперь прочитаюя небесную книгу свою.Подо мною проходят когорты,прорастают из трупов они, —не рожденные дети абортов,и их матери, как палачи.Я тревожиться больше не стану,лишь слегка мой рассудок фонит,когда к чаше с причастием встану,и от страха душа всхолодит.Как художник, я мысли рисую,и из плоти себя я леплю,перед Богом от счастья ликую,и людей, как себя, возлюблю.Никому я уже непокорен,приравняю себя я к греху,и в осмысленном тонком позорежизнь продолжу земную свою.Уходя, я себя упакую,и по кругу долги разнесу,и народную славу взликую,прежде чем до скончанья уйду.2005 Поэтическая география
Города
Залива рыхлая водав реакцию вступает с подбородком,и в памяти моей онаживописует тело переростка.Стоят букеты черных розна подоконнике в стене проросшем,и белокурый мальчик бос,когда он смотрит из окна на взрослых.Над морем и землей темно,тень растворяет по дороге мысли,и детство кончилось давно —там на коленях в Иерусалиме.Дома стоят здесь, как в кино,а в воздухе витает дух расправы,но здесь не вешали давно,и не подмешивали в чай отравы.День обагренный завершен,и пахнут лилии в уме подростка,он сам в гостиницу пришел,на гомосексуальный перекресток.До города здесь далеко,гремит ключом старуха в подворотне,зрачок ее, как колесо,вращается бессмысленно и кротко.Так больно было одномучитать открытые в ночи страницы,когда я призывал луну,чтобы глядеть на звезды сквозь ресницы.И грудь еврейки молодойво сне увижу, словно чью-то внешность,под монастырскою стенойеё я обниму и стану грешным.В ночи, как у могилы дно,когда я утром просыпаюсь нежным,лишь чайки грязное крыломелькает надо мной и побережьем.Затем я встану на посту,где марево ложится под кустами,а дождь стекает по штыку,и хлюпает страна под сапогами.Устав, я подойду к реке,передо мной вода расположится,а солнце, будто боль в виске,все поглощает зримые границы.Так постигая города,их вспарываю каменные вены,им впитываю голоса,ничтожные прощаю всем измены.2003 Владивосток
Торс твердой исковерканной земли,как бы вошедший в море перст равнинный,а в норах пушки, прячутся как вши,врага выискивая в волнах длинных.Страна здесь начинается в тени,замкнув себя по линии Неглинной,в полмира расставляя костыли,бредет нечеловечески рутинно.Вглубь неба лезут злые корабли,сплетаются их голоса в круги,когда туман над бухтой, будто тина.Из сопок, словно рифмы для строки,торчат деревья, как карандаши,толпиться им не хочется в низинах.2003 Псков
Подрыта монастырская гора,в ночи дыра похожа на могилу,но из нее святые голосстремятся к Богу сквозь сухой суглинок.На полустанке ставка русского царя,пером руки его судьба водила,о чем молился мученик тогда,когда отрекся от страны любимой?В Изборске камень зыбкий, как вода,и крошится от времени стена,и также хороша внизу долина.Свисают над границей облака,монахи охраняют города,трепещут лишь края их мантий длинных.2003 Тула/Ясная поляна
Опережает свет тень от куста,и освещает чей-то холм могильный,под ним лежит Толстого голова,сто лет в улыбке щерится бессильной.Придумать невозможно город дивный,там звездами обсыпана земля,красивый ангел в опереньях длинныхшагает с косогора в небеса.Там люди выпадают, как роса,и засыхают без любви, как глина,под перестук стального колеса.Как манекены в одеяньях пыльных,умолкшие стоят потом в витринах,их отраженные в стекле тела.2003
Поделиться с друзьями: