Вечерний Чарльстон

Именно поэтому его дважды выставляли из Парламента, несмотря на то что он попадал туда не избранный обитателями какого-нибудь захолустного «гнилого местечка», где голоса дешево продаются и покупаются, а почтенными жителями лондонского Сити. Он, видите ли, во время присяги отказался обнажить голову, а также произнести слова «клянусь истинной верой христианина», заявив, что, мол, я иудей, а не англиканин. И это несмотря на то, что руководство Парламента пошло ему навстречу и разрешило принести присягу на их еврейской Библии, а не на нашей, англиканской [21] . Боюсь даже представить себе такого вот Ротшильда в Палате лордов [22] …

21

В реальной истории Лионель Ротшильд занял своё место в Парламенте лишь в 1858 году после того, как был принят «Акт о послаблениях для евреев», который разрешил иудеям не обнажать голову и принимать присягу на еврейской Библии со словами «да поможет мне Иегова».

22

Это случилось лишь в 1878-м, когда королева Виктория присвоила титул английского барона сыну Ротшильда, Натану Майеру. До того Ротшильды довольствовались титулом «баронов Австрии» и не считались английскими аристократами.

Мерзкий народец эти евреи – хуже них только русские. Обыкновенно я бы не стал даже говорить с иудеем, разве лишь тогда, когда мне понадобились бы деньги. Но сейчас мы – точнее, мой начальник, недавно вновь назначенный премьер-министром виконт Пальмерстон, – нуждаемся в помощи этого презренного менялы.

Война между Англией и восточными варварами идет, и не на жизнь, а на смерть – пусть в данный момент пушки и помалкивают. И деньги в «Палате шахматной доски» [23] практически иссякли, а нужны они уже сегодня. Получить же необходимую сумму в краткосрочной перспективе можно только у семейства Ротшильдов.

23

«Exchequer» – так в средние века именовалась британская казна по клетчатым скатертям, на которых работали счетоводы, и это неофициальное название сохранялось очень долго.

– Благодарю вас, барон, что вы соблаговолили посетить нас, – несколько заискивающим тоном начал виконт. – Я знаю, что вы человек очень занятой, и обыкновенно просители приходят к вам. Не угодно ли вам отведать вина? Здесь – настоящий шлосс-фолльрадс бесподобного двадцать девятого года. В этой бутылке – шато д’Икем двадцать четвертого, а в той – лучший ирландский виски из моих погребов.

– Давайте фолльрадс, – усмехнулся еврей. – Вообще-то я предпочитаю красные вина из Бордо и недавно купил там виноградники с винодельней. Но белые и правда лучше получаются в гессенском Рейнгау [24] .

24

Винодельческий регион на Рейне к западу от Висбадена. До Первой мировой войны цены на лучшие вина из Рейнгау были выше, чем на любые вина из Бордо.

Лакеев мы услали в их домик, наказав строго-настрого не появляться в основном доме. А у меня, увы, осталась лишь одна рука после известных событий в России [25] . Так что открыл вино и разлил его по бокалам лично виконт. И только после того, как мы выпили за здоровье королевы – должен признать, что мы с виконтом опрокинули бокалы, тогда как презренный ростовщик смаковал его, после чего произнес:

– Да, весьма неплохое вино. Не совсем в моем вкусе, но сделано филигранно. Так что же вы от меня хотите, джентльмены?

25

См. «Балтийская рапсодия».

– Как вы знаете, барон, мы проиграли битву за Балтику и битву за Черное море.

– Конечно, знаю, – усмехнулся Ротшильд, – причем с разгромным счетом. Обычно судья в боксе останавливает матч в подобной ситуации [26] . Но вы, как я понял, хотите отдохнуть тридцать секунд [27] и продолжить бой?

– Хорошая аналогия, барон, – кивнул виконт.

– Ну что ж… Будем надеяться, что вы проиграли даже не одну битву, а две, но надеетесь выиграть войну. Интересно только, каким образом?

26

На тот момент действовали «Правила лондонского ринга», отличавшиеся от современных, но и там была предусмотрена возможность остановки матча, если один из оппонентов был неспособен далее сражаться.

27

Согласно тем же правилам, после нокдауна раунд кончался, и у того, кого сбили с ног, было тридцать секунд на то, чтобы вновь встать в стойку в центре ринга.

– Мы сумели уговорить австрийцев предпринять некие враждебные действия, но не начинать собственно войну, в результате чего у русских достаточно большие силы прикованы к Дунайским княжествам и границе с Галицией.

– Мне это известно, – усмехнулся меняла. – Но с русскими не смогли справиться вы вместе с французами и турками. С чего вы решили, что у австрийцев в одиночку выйдет лучше?

– Как только сойдет снег на перевалах, будут устроены… провокации. А после того, как русские ввяжутся в войну с Францем-Иосифом, мы откроем три новых фронта. Во-первых, на Кавказе и далее на восток. Во-вторых, в Польше. И, в-третьих, в русских американских владениях. Сами же мы, конечно, воевать там не будем, но нужно будет помочь тем, кто это будет делать за нас.

– Понятно. Да, для этого нужны деньги. А чем будем заниматься мы? Сидеть и наблюдать за происходящим?

– Мы будем усиленно строить новые корабли и обучать морскую пехоту.

– Но жар будем загребать чужими руками.

– Я бы скорее сказал, воспользуемся ситуацией, – усмехнулся виконт.

– Ну что ж… Попробовать можно. Вот только проценты по займам мне придется повысить с учетом возможного риска.

– И на сколько?

– Определитесь с точной суммой, виконт, и мои счетоводы подготовят вам всю информацию.

– В ближайшую неделю, барон!

– Жду. Ну что ж, еще по глотку? А то у меня, извините, дела.

На сей раз выпили за здоровье всех присутствующих, хотя я больше всего хотел бы, чтобы проклятая раса барона повымирала. Но мне пришлось улыбаться и помалкивать. И только в конце, подчиняясь взгляду виконта, я сообразил спросить:

– Барон, скажите – вам ничего не известно про судьбу некоего Филонова? Он же – Теодор Фэллон.

– Баронет сэр Теодор, – усмехнулся еврей-чик. – Как видите, в титулах он обогнал даже меня. Вообще-то его курирует мой брат, Маффи. Но кое-что известно и мне, – и лицо его приняло сардоническое выражение.

«Не иначе как у него есть шпионы даже в доме его братца», – подумал я и с трудом сдержал улыбку.

– Так вот. Из Англии он отбыл в Голландию – да, вместе с той девушкой, с которой он познакомился в Голландском домике. Иронично, не находите? Из Голландского домика – в Голландию, пусть через Тауэр. Оттуда они перебрались в Данию. Скажу сразу, я не знаю, где именно он там обитает, и вместе ли эта сладкая парочка до сих пор, либо постельные утехи с участием девицы уже успели ему надоесть.

– Гм… Но в Дании нам стало весьма неудобно… вести дела. Тем более что вы даже не знаете, где его искать.

– Не знаю. Но у стен, знаете ли, иногда бывают уши. И у меня есть надежда, что я его смогу-таки найти. Ну что ж, джентльмены, разрешите откланяться – как я уже говорил, дела. Жду вашего детального запроса.

1 марта 1854 года. Пролив Эресунн.

Борт парохода «Роскильде».

Сэр Теодор Фэллон,

он же Фёдор Ефремович Филонов

За кормой медленно таял израненный силуэт Копенгагена, а впереди меня ожидали три с половиной недели на этом не столь большом корабле – одном из немногих, которые ходили из Копенгагена в Америку – с остановками в Кристиании (которая в мое время именовалась Осло) и Кристиансанде. А пассажиры в основном уходили в Америку навсегда, полные надежд на новую жизнь где-нибудь в благословенном Новом Свете. Вряд ли для большинства из них жизнь станет лучше, подумал я, но деньги на обратную дорогу найдутся у немногих, а дома, мастерские, земли давно уже проданы, чтобы оплатить дорогу в один конец.