Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Но какие!
– всплеснул руками отец.
– Что это за дребедень? Мистика, призраки, привидения, переселение душ, реинкарнация... что это такое, я спрашиваю?! - Любопытство!
– чуть не оскалилась я, защищая святое и неприкосновенное, связанное с Луханем.

– Ты учишься в старших классах! И забиваешь себе голову этой мутью?
– Отец ткнул на экран.
– Тут тоже самое! Ты не была на школьных сайтах уже пару месяцев! Одни сказки, мифы и байки о полтергейстах! И это тогда, когда надо усиленно учиться? Я доверял тебе, - он поправился: - мы с мамой считали тебя рассудительной и умеющей отвечать за себя, но ты пропадала в библиотеке вот с такими целями?! А что же ты делала всё остальное время, когда обманывала нас, что у подруг? Вызывала духов или чертила пентаграммы на заднем дворе?
– Как он был близок к разгадке! - С вашей стороны было некрасиво копаться в моих вещах!
– огрызнулась я.

– Я спросил тебя о том, где ты проводила время, и где была сейчас? Ты можешь ответить?
– Я встретилась с ним глазами. Что, прямо вот так сказать ему в лицо, что встречаюсь с призраком? Он вызовет скорую. Он ничего не поймет, даже не попытается. - Я не собираюсь говорить с тем, кому плевать на то, что мне приятно, а что нет!
– Я стала опускать рюкзак на пол. - Тогда ты больше никуда из дома не выйдешь, а до школы и из неё провожать тебя буду сам.
– Рука остановилась и сжала лямки крепче. - Ты шутишь? - Никаких шуток! Если ты не отчитываешься за своё поведение и так нагло ведешь себя с родителями, то нечего тебе таскаться, где попало! Хватит! Посидишь дома, обдумаешь своё поведение.
– Начиналось то, чего я боялась больше всего на свете. Я сделала шаг назад. Отец его не заметил: - Не понимаешь слов - буду принимать меры! Тебе же всё равно, что о тебе волнуются? Тебе же трудно сказать, где ты пропадаешь? Или стыдно?
– Он уже накручивал себя. - Ну, ладно тебе, - попросила мама.

– Что "ладно"? Что "ладно"? Если она что-то скрывает в семнадцать лет, то это уже тревожный знак! Тут уже из-под контроля лучше не выпускать. С кем ты связалась, а?
– Я вышла в коридор, направляясь обратно, в прихожую.
– Я с кем говорю? Куда ты пошла?
– прокричал он следом. Я напялила рюкзак обратно и села, чтобы обуться. Похоже папа догадался, что я делаю, и быстро вышел из спальни.
– Это что такое? Куда ты собралась? - Никуда, -

проворчала я под нос. - Тогда нечего тут характер показывать, шнуруя свои ботинки! Ты время видела?

– Видела, - так же резко пробубнила я, радуясь, что не выпустила связки ключей из руки. Быстро развернувшись, я воткнула нужный в скважину и, повернув, открыла дверь. - Ты что творишь? Ты совсем оборзела? Стой сейчас же! Куда ты пошла?!
– заорал отец. - Дочка!
– подхватила мать, но я, боясь, что они меня поймают, рванула на скорости и побежала, побежала, куда глаза глядели, как я обычно делала, когда ссорилась с кем-то из них или с ними обоими. Но так поздно, фактически ночью, я это совершила впервые. В ушах ещё отдавались их грозные призывы и угрозы, что не пустят меня домой, если я так себя буду вести, но меня ничего не остановило. Я знала, куда идти. Ноги сами вели меня. Ночные улицы не пугали, безлюдность не настораживала, я не огибала темные углы без просветов. Я спешно шла к старому особняку, месту, куда могли бы забраться бездомные, воры или какие-нибудь беспризорники, нюхающие клей, но я верила, что буду там под охраной Луханя, который и муху не мог бы сдуть. Плевать. Я достигла знакомой изгороди. Во мраке не очень-то удобно было хвататься и лезть - плохо видно, куда ступать, не напороться бы на штыри наверху, не вывихнуть бы ногу на камнях, отколовшихся от фундамента ограды. Преодолев всё успешно, я подошла к парадным дверям. Ночью это выглядело страшнее и немного пугало. Нет-нет, ничего не случится. Внутри Лухань, главное до него дойти. Неприятный скрип, и я пересекла порог. - Лухань?
– позвала я, ничего толком не видя в темноте.
– Лухань! Со второго этажа показалась белёсая тень. Она сплыла до верха лестницы. Это был он. - Лухань!
– успокоено выдохнула я, и принялась подниматься. - Что ты здесь делаешь?
– изумленно ждал он, когда я поднимусь. Неустойчиво плавая над полом, он моргал, выглядя совсем юным мальчишкой. - Поругалась с родителями. Кажется, ушла из дома.
– Приподняв и опустив плечи, я отмахнулась, продолжив подниматься после пролета уже вдвоем с призраком.
– Всё равно! Они не имели права лезть в моё личное... - Они что-то узнали?
– волновался Лухань. - Что я увлекаюсь жизнью после смерти, а не учусь.
– Мы посмотрели друг на друга.
– Они всё равно не поймут. Они никогда не интересовались, что меня беспокоит, и чем я занимаюсь. Пока я была дома и слушалась, им большего и не надо! А душа и мысли своего ребенка для них глухой лес, в который незачем соваться. Будто там их мысли и то, что они хотят там видеть. И так удивительно, когда там оказывается что-то иное! - Я не знаю, чем помочь тебе, - отозвался Лухань.

– Ничего не нужно.
– Достав телефон, я включила фонарик, чтобы как-то отогнать окружающий мрак.
– Теперь я с тобой настолько, насколько захочу! - Я бы обрадовался этому, но ты - не я, тебе нужно есть, спать... а ты, судя по всему, даже не поужинала? - Позавтракаю в школе.
– Я посветила на розетку.
– Блин, тут же нет электричества! Я не подзаряжу телефон... - Вот видишь... - Ничего, в школе завтра и заряжу, - снова нашла выход я и стала бродить по комнатам, собирая простыни, которые прикрывали брошенную и поломанную мебель.
– И устроиться спать здесь запросто можно. Лишь бы с тобой рядом.
– Лухань бродил следом, не в силах ничем помочь, и только смотрел, как я волоку добычу в нашу избранную, любимую залу с роялем, как стелюсь возле него, подложив прорванные подушки-сиденья с двух обветшалых кресел на холодный пол, накрываю их простынёй, другие комкаю, имитируя подушку, а последнюю оставляю, чтобы укрыться.
– Вот так-то, - плюхнулась я на сооруженную постель, не раздеваясь, потому что понизу дули сквозняки.
– Даже лучше, чем дома.
– Я улыбнулась Луханю. Он сел рядышком, любуясь и сияя, как никогда. - Ты не представляешь себе, как я счастлив! Я безмерно счастлив.
– Завороженный, очарованный, он перебирал невесомыми пальцами воздух.
– Я смогу смотреть, как ты засыпаешь. И спишь. - А сам? - Я же говорил, что не умею засыпать... я не знаю, как и каким образом, но просто впадаю в прострацию, когда рассредоточиваюсь.
– Он завалился на бок, вдоль меня.
– Но я прилягу с тобой. Это чудесно. - Это чудесно, - повторила я шепотом, широко улыбаясь, вопреки неприятности, которая произошла со мной дома. Наши взгляды совпали, и мы, не отводя друг от друга глаз, опять изобразили соприкосновение ладоней.
– Сегодня я устала, но в следующий раз обязательно расскажу тебе какую-нибудь сказку. - Одну? Я надеюсь, что у нас будет столько ночей, что ты расскажешь мне много-много историй. - Как Шехерезада? Тысячу и одну?
– Губы Луханя восхитительно изогнулись, улыбаясь. - Мало. Я хочу провести с тобой бесконечное количество ночей. - Просто слушая меня и глядя на меня?
– напомнила я о том, что мы не в силах заниматься тем, чем занялись бы другие, обычные, не обделенные ничем пары. - Просто слушая, просто глядя, просто существуя рядом, - шепотом признал Лухань.

– Тогда мне придётся придумать очень длинную сказку. Вечную.
– Он согласно кивнул.
– Спокойной ночи, половинка. - Спокойной ночи, половинка.
– И вместо поцелуя лишь воспоминание о нём, приносящее тепло, не заменяющее настоящее, но самое драгоценное, что у нас есть.

Я проснулась, кажется, до будильника. Он ещё не звонил. На новом месте всегда плохо спится, но я вырубилась беспробудно. Осознание того, что рядом Лухань, защищало сон, обволакивало. Пошевелившись, я завертелась в простыне, запутавшись. Большая, с проеденной молью здоровой дырой и созвездием маленьких, она пахла затхлостью и застоявшимся флером пыли и крахмала, но человеческим не пахла ничем, утеряв давным-давно запах прежних жильцов. Упершись в стену в своей возне, я ткнулась в неё лбом. Зевнула, не открывая глаз. Полежать ещё чуть-чуть или успею даже уснуть и поспать до будильника? О, эта мука, когда не знаешь, сколько времени! Минуточку, я же ложилась не у стены, почему же я в неё уперлась? Насторожившись, я открыла глаза. Что-то светлое. Наверное, очередная простыня, размотавшаяся из кома подушки. Нет, не белое, а красноватое, с белыми полосками, квадратами... я отстраняла голову и понимала, что это рубашка Луханя. И это он спит там, где и лег ночью - возле меня. И это о него я... я что?! Едва не подскочив, я растопырила веки до предела, видя, что Лухань не прозрачен, не призрачен, не... Да в нем больше нет никаких "не"! Одни утверждения - он жив, он дышит, он осязаем, он ощутим! Не сон ли это? Что, если мне, как ему, в этом доме снятся реалистичные сны? Я коснулась его щеки. Теплая. Мягкая. Какой и представлялась, вернее, вспоминалась. Ладонь пошла вниз, по шее, по плечу. Всё было твердым, не прорывалось насквозь, не исчезало, всё плотское, всё материальное. Не веря, недоумевая, я запустила пальцы в его волосы. О, эти льющиеся волосы! - Лухань, Лухань, Лухань...
– защебетала я, наклоняясь к нему. Сказка стала явью, мы смогли, мы сделали! Но как? Какая разница!
– Лухань!
– громче позвала я.
– Лухань!
– Опустившись к нему, я обхватила его в кольцо рук, прижимаясь щекой к щеке. Слезы наворачивались на глаза. Он заворочался.
– Ты чувствуешь? Ты чувствуешь меня, Лухань?
– шептала я на ухо ему, но, странно, чем сильнее он пробуждался и шевелился, тем быстрее у меня уходило ощущение его тепла. Руки мои стали проваливаться и терять то, за что хватались. Я испуганно выпрямилась, отстранившись. Потирая глаза, парень просыпался, и рассыпался в этом мире, редея и бледнея. Выходя из фантастического сновидения, он возвращался на этот свет, где был миражом. И чтобы вернуться сюда, он избавлялся от груза тела. Я ничего не понимала, но факт свершался. Из человека, которым он стал ночью, в том бессознательном коматозном состоянии, Лухань превращался в привидение... Когда тело его просветилось насквозь, на него упал первый луч солнца. - Уже рассвет?
– сонно пробормотал молодой человек.
– Как же я его не люблю!

Лухань никак не мог поверить моему рассказу, которому я и сама, счастливая и взбудораженная, не могла поверить. Пока он спал - он становился человеком, созданием из крови и плоти! Как, почему, по каким причинам? Сотни вопросов, но все они отошли на задний план по сравнению с великим событием - я смогла ощутить его, почувствовать Луханя, на короткие мгновения, но руки мои касались его, губы осязали нежную кожу щеки. - Это всё-таки возможно...
– обнадеженный, заулыбался постепенно мой возлюбленный. Из какой-то прошлой жизни мне в голову внеслись строки из Библии: "Не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно", - только в моём случае речь шла от женского лица. Не стоило его будить и тревожить, нужно было дольше наслаждаться наградой Небес. Но откуда я могла знать? Я восприняла это как окончательное возвращение, но нет, так просто судьба не желала нас отдавать друг другу и дарить нам покой, разрешение всех проблем, рай без бед.
– Но почему только когда я сплю? - Не знаю.
– Довольная, глядела я на него во все глаза, предвкушая, как следующей же ночью обниму его снова, уткнусь, как мечтала, в его плечо, устами приложусь к устам, чего не успела проделать этим утром. О, теперь я понимала, почему он не любил рассветы! Теперь и у меня была причина испытывать к ним враждебное чувство, соперническое, словно они отнимали у меня то, что принадлежит мне по праву, выстраданному дюжиной жизней.
– Что, если произошло какое-то замыкание, и твоя душа спутала реальность? Она попала в сновидения, оттуда черпая силы для существования в этом мире... - Я запутался и ничего не понял, - засмеялся он. - Я сама ничего не понимаю, - ответила я таким же весельем.
– Но дело не в этом! Дело в том, что теперь мы хоть что-то знаем... Какая-то возможность есть... Если ты во сне настигаешь меня и ощущаешь, то, стало быть, и сам оживаешь. Ты потому, наверное, и видишь такие реалистичные сны, что обретаешь тело... - Скорее всего.
– Лухань поднялся и бодро забродил по залу, остановившись напротив зеркала и разглядывая себя в нем. Прозрачная оболочка излучала уверенность, которую истребила в себе за семнадцать лет. Она обрела смысл и уверовала во что-то. Я подошла и встала рядом. - Не обидишься, если я буду проводить по ночам над тобой кое-какие эксперименты?
– Смущаясь, но кокетливо посмотрела я на него и на его отражение. Лухань озорно ответил мне взглядом через зеркало. - Делай со мной, что хочешь. - Эй, о чем ты подумал!
– захихикала я, не имея возможности толкнуть его в бок, а потому просто взмахнув руками.
– Я попытаюсь быть очень осторожной, чтобы ты не просыпался раньше времени, и я могла бы подольше трогать тебя... это было бы справедливо, учитывая, что ты творишь со мной во сне! - Я не рассказывал подробностей, - удивленно приподнял Лухань брови.

– Всё было ясно по твоим глазам.
– Он вернулся на пол возле моей самодельной постели, подогнув колени и задумавшись, о разном, о нашем открытии и том, как это можно применить ко взаимной радости. Посмотрев на свои плечи, я сделала жест культуриста, хвалящегося мускулами.
– Я вытащу тебя из этого особняка, вдруг именно он делает тебя призраком? Вдруг на улице ты навсегда останешься человеком?

– А что если... там я вовсе растворюсь?
– недоверчиво нахмурился Лухань. Я притормозила в своих планах. А что, если он прав? Нет, я не могу подвергнуть его такой опасности. -

Да, не будем спешить. Достаточно того, что я надену тебе на палец кольцо, - покрутив дешевые серебряные колечки на пальцах, любое из них подразумевала я.
– И тогда ты будешь точно обрученным призраком. - Только не раздевай меня, не хотел бы остаться на весь день голым, и бродить в таком виде.
– Мы засмеялись, щебеча так, будто уже завтра была свадьба или намечался медовый месяц обычных молодоженов. Я стянула простыню и, вернувшись к зеркалу, пришпандорила её к затылку, придерживая рукой. - Я могу переодеть тебя в свадебный костюм, только схожу домой, пока там не будет родителей, позаимствую наряды мамы и папы. А я буду ничего так невестой? Мы ляжем спать в часовне, и тогда, если я проснусь пораньше, мне не надо будет тебя никуда тащить. Нет, всё равно, конечно, никакому священнику не объяснишь, почему жениха нельзя будить... венчание не состоится без произнесения "да" с обеих сторон. Как считаешь?
– Позади стояла тишина. Я решила, что Лухань слишком ушел в свои мысли, и наклонилась к зеркалу, чтобы посмотреть, что происходит за спиной. Лицо моего возлюбленного излучало ужас, но он смотрел в сторону входа. Не понимая, отчего его глаза остановились, я посмотрела на проём, где отсутствовала дверь, и вскрикнула. Там стоял мой отец. - Господи...
– прошептал он, уставившись на меня.
– С кем ты разговариваешь? - Я... я...
– заикаясь от страха, я обернулась к Луханю. Тот стал приподниматься, но его движение не вызвало никакой реакции папы. Ведь Лухань говорил мне, что никто из тех, кто забирался в дом, не видел его! Неужели кроме меня, на самом деле, никто не в силах лицезреть призрака? - Что происходит, дочка?
– Опомнившись, я убрала руку от головы, выронив простынку, имитирующую фату. Так, после спрошенного, хотя бы стало ясно для Лухаяа, кто такой этот появившийся. - Как ты нашёл меня?
– севшим голосом, спросила я. - А ты думала, я мог спокойно спать, когда ты не пришла ночевать домой?
– Его тон почему-то не был грозным, как обычно, он сделался елейным, что пугало ещё больше.
– Я обыскал весь район, спрашивал, не видел ли кто. Каково же было моё изумление, когда мне сказали, что похожая по описанию девушка чуть ли не ежедневно бродит у заброшенного дома! - Он не видит меня и, наверное, не услышит, - произнес Лухань. Я кивнула ему.

– Я знаю.
– Отец недоумевающее покосился туда, куда поглядывала я. Для него там было пустое пространство. - С кем ты? Что ты делаешь?
– сузились его глаза. - Пап, это трудно объяснить словами... пожалуйста, подожди до ночи, ладно? Ты увидишь, что будет, когда... - Пошли домой, а?
– Протянул мне руку отец, но его выражение говорило о том, что меня пытаются умиротворить, а не понять. Я подобрала руки к груди, сжав пальцы.
– Дочь, пошли отсюда, хорошо? Всё в порядке. Мама переживает дома и ждет нас.

– Папа, не говори со мной, как с ненормальной! Я понимаю, о чем ты подумал, увидев, как я говорю с невидимкой, но...
– Умалчивать и дальше смысла не было. Никакая ложь не оправдает вертящейся перед зеркалом девчонки, тараторящей непонятные вещи и собирающейся обвенчаться с привидением, которое кроме неё никто не видит.
– Здесь Лухань... просто ты его не видишь... я объясню тебе, только выслушай... - Хорошо, хорошо, ты расскажешь всё дома, договорились?
– Озираясь по сторонам и водя взором напрасно: стены и полоток, обшарпанные, с остаточными следами былой роскоши и чьего-то богатства, вот всё, что он мог наблюдать, отец заискивающе манил меня, но интонация чуть погрубела.
– Лухань, как ты сказала, может пойти с нами... - Не может!
– оборвала его я, теряя терпение. Он даже не пытается услышать! Он принимает всё за мои фантазии, за больное воображение.
– Папа, Лухань живет здесь и не может покинуть особняка... - Не надо, не пытайся объяснить, - сказал возлюбленный, подойдя к отцу впритык и заходив вокруг него.
– Он не поверит... он не чувствует... видишь? Я для него ничто, - Рванув вперед, Лухань проскочил насквозь мужчины, но тот даже не шелохнулся.
– Ничто...
– С испугом и дрожью, я проследила за этой сценой. - Дочка, мы поговорим о том, кто тут живет и том, почему ты здесь, дома, ладно? Уйдём отсюда. - Я не пойду с тобой.
– Что-то подсказывало, что отец сделает всё, чтобы никогда не пустить меня сюда больше. - Ты что, решила уйти из дома?
– насторожился родитель, ещё на балл строже произнося слова. - Я... если бы вы с мамой не полезли в мои дела, я бы никуда не уходила... - Мы забудем об инциденте, договорились? Просто тебе нужно немножко больше уделять время учебе. - Я буду хорошо учиться, обещаю, - попыталась я расслабиться. Лухань скептично хмыкнул: - Сейчас он скажет, что тебе нужно немного отдохнуть... - Ты немного отдохнешь, и всё устаканится, - повторил прогноз парня отец. Я напряглась, сглотнув слюну. - Я никуда не пойду отсюда, если не буду уверенна, что ты меня станешь пускать сюда. - Если тебе это будет нужно... но разве до прогулок сейчас? Мы же только что решили, что учеба... - Никогда он тебя сюда больше не пустит, - обозлился Лухань, нервно закружив позади него, и заговорив поверх.
– Мы всё это уже проходили! Он из тех, кто вечно разлучает нас... если наши судьбы не меняются из века в век, то потому, что не меняются люди, которые нас окружают! Они - причина наших расставаний! Потому что даже мы с тобой готовы измениться, сделать, что угодно ради воссоединения, но эти - не изменятся никогда! Такова природа большинства людей: не верить, не чувствовать, не понимать других, не видеть дальше собственного носа! - Я не верю тебе!
– попятилась я от отца, заметив, что он осторожно подходит ко мне. - Почему? Дочка, что с тобой? Ты хоть помнишь, кто мы с мамой такие? - Папа, я не безумная!
– крикнула я, пытаясь разрушить его непроходимое неведение, которое он и не собирался сдвинуть в сторону.
– Это ты не слышишь меня, а не я! - Не безумная!
– не выдержал и он уговаривать меня. Его характер был слишком взрывной для сдержанности.
– Ты забыла о школе и обо всем, бегая в пустой дом, где рядишься в рваные простыни, представляя себя невестой и разговаривая с кем-то несуществующим! И ты называешь себя здравомыслящей?! - Он не несуществующий!
– топнула я, посмотрев на Луханя. Отец двинулся ко мне, зажав в угол и я, не сумев выскользнуть, была поймана им за запястье.
– Отпусти меня! Лухань не выдумка! Я не сумасшедшая! Папа! - Я не говорю, что ты сумасшедшая!
– немного притих отец, когда я оказалась в его власти. Он потянул меня на выход. Я упиралась пятками, но по гладкому полу было тщетно.
– Просто тебе нужно быть немного меньше фантазеркой. У всех подростков бывают свои причуды... - Отпустите её!
– бросился Лухань навстречу, но пролетел насквозь.
– Отпустите!
– Развернувшись и ринувшись снова, он раз за разом проходил через отца и меня, ничего не в силах сделать и изменить. - Лухань, пожалуйста!
– тихо начала плакать я.
– Ты ничего не сможешь! Попробуй сыграть! Пожалуйста, сыграй нашу музыку!
– Ощущая неловкость, будто столкнулся с каким-то полтергейстом, отец быстрее потащил меня вон. - Прекрати разговаривать сама с собой!
– гаркнул он, спеша удалиться из особняка. Возлюбленный вмиг подлетел к роялю и сосредоточился над ним, начиная плакать, как и я, от бессилия. Он был мужчиной, он был моим защитником, но не смог даже вступить в борьбу с отцом. Я слышала, как воет его душа, не в силах сосредоточиться разрываемая эмоциями и чувствами. Молча, что-то кричало, какой-то звук исходил от него, умоляя ворвавшегося в нашу обитель мужчину оставить меня ему. Но слышала это глухое рыдание только я. Отец обхватил меня за плечи и стал спускаться со мной по лестнице. Крича и вырываясь, я пыталась вернуться назад. - Лухань! Лухань!
– надрывалась я, но силы были не равными. Отец только убеждался в том, что я не в себе, и я пыталась успокоиться и прекратить свою истерику, но слишком боялась, что это последнее моё посещение особняка. Когда мы уже были на пороге, я услышала первые ноты мелодии, отдаленно доносившейся со второго этажа. На миг, отец что-то услышал, мне показалось, что сейчас он образумится и остановится, но, тряхнув головой, словно стряхивая с себя заклятье, посмотрел через плечо, приняв расходящийся звук за ветер и его пение в опустевших помещениях. - Ничего, ничего, дочка, с тобой всё будет хорошо, - вытолкал он меня за порог и, дико закричав от ярости и немощности, я ощутила внутри какой-то надрыв и потеряла сознание.

* * *

Когда я пришла в себя, то была в своей комнате. Переваривая произошедшее, я бы предпочла некоторое время побыть одна, но родители вскоре зашли ко мне. Сначала со мной попыталась говорить мама, но едва только я стала повторять то, что пыталась донести до отца, я поняла, что и она принимает точку зрения своего мужа, что их ребенок тронулся умом. Стоило им выйти, я поднялась и, бродя по спальне, убедилась, что все мои книги о привидениях, реинкарнации и мистике они унесли. Скорее всего, вернули в библиотеку. Интернет они отключили, наверное, считая, что это лучшее средство вернуть меня в реальность, если я перестану сталкиваться с тем, что возбуждает моё воображение, то я приду в себя. Да и вообще, они готовы были поверить в то, что меня загипнотизировали через компьютер, сведя с ума, только не в то, что где-то неподалеку существует страдающее одинокое существо, которое могу видеть и слышать только я. Все люди считают реальным только то, во что верят сами. Мама верила в Бога, никогда его не видев, потому что ей так хотелось, или так было принято, но поверить в Луханя было выше её достоинства, потому что общество бы с ней не согласилось и, в первую очередь, её супруг. С этого дня они всё меньше становились моими родителями, приобретая черты посторонних людей, которых попросили приглядеть за мной в этой жизни, чтобы я не нарушила свою карму, не смогла её исправить. Лухань всё верно сказал, какая разница пытаться нам и делать что-то, когда обстоятельства против, а они состоят из тысяч и миллионов людей, серой массы, никогда не испытывавшей любви, не встречавшейся с ней, даже, порой, не задумывавшейся о ней, как и о других чудесах, с которыми не сталкивались. А любовь - это настоящее чудо, разве нет? Во все временна людям первостепеннее было найти пропитание, хорошо устроиться, заслужить признание, получить должность, много денег, приблизиться к власти, а тех романтиков, что интересовались лишь любовью и счастьем, осуждали, придавали анафеме, казнили, унижали, втаптывали в грязь, называя дураками и пустыми мечтателями. Прожив столько жизней и сейчас очень подробно их вспомнив, я поняла, что вокруг нас с Луханем попадались единицы таких же, как мы, и чаще всего они ничего не могли сделать, потому что, руководствуясь такими же ценностями, как и мы - духовными, высокими чувствами, они не добивались ничего в жизни, ни богатства, ни титула, ни авторитетности. Они желали мира, любви и покоя, и уничтожались, как мы, стремящимися к материальным целям, чью картину жизни мы портили тем, чего они не могли понять и почувствовать. Мы были наглядными образцами того, чего не дано низким, пошлым и слабым людишкам, коих большинство. Мы относились к ним с жалостью, равнодушием или дружеским расположением, а они к нам с завистью, ненавистью и злобой, и ничего никогда не изменит этой ситуации, потому что, как нищий кошельком завидует богатому, так нищий душой завидует любящему, насмехаясь и пытаясь доказать своё превосходство. "Какая любовь? Разве ей наешься?
– говорят они.
– Главное деньги, а для этого нужны образование, работа, связи...". Так ешьте же, учитесь и работайте. Без любви, без счастья и взаимопонимания, раз быть сытым обладателем бездушного хлама - ваша конечная цель. Моя судьба, моя с Луханем судьба доказала, что ничего из этого с собой не возьмешь ни в смерть, ни в следующую жизнь, а любовь и вечную привязанность не погубит ни одна форма умирания. Жуйте свои богатства под могильными плитами, если сумеете, а блаженным даруется вечная жизнь... через любые страдания и потрясения, она сделается сказкой, но не со счастливым финалом, а вовсе без него. Она станет вечностью счастливой любви. Мои странные рассуждения, прорвавшиеся будто из всех моих существований, а не из головы семнадцатилетней девчонки, немного успокоили меня. После того, как я коснулась Луханя сегодня утром, я знала, что справедливость есть. Не всем хватает терпения, чтобы её дождаться, но я пообещала себе, что ради Луханя, не ради себя, я добьюсь того, к чему мы так долго шли.

Поделиться с друзьями: