Вечный бой (Сборник)

Его встретил настоящий сумасшедший дом.

По крайней мере, таким было первое впечатление. Оглушительный рев голосов и непрерывный топот ног создавали ощущение полного бедлама.

Зрелище было не из приятных. Коридор был забит грязными людьми-животными, волочившими свои вещмешки и электрические ружья.

Здесь стоял запах, по-видимому, ганианской грязи, смешанный с запахами неземной растительной жизни. Каждый из людей-животных, очевидно, провел немало времени, лежа в траве или прячась в кустах, и испачкал одежду. Теперь она воняла.

Модьун смотрел на живой поток вернувшихся солдат и ощущал удовлетворение, которое буквально переполняло его тело: может быть, в прямом вмешательстве и в самом деле нет ничего плохого. Но он еще помнил, как совсем недавно пытался пройти по этому коридору и как трудно было ему и нунули продвигаться против такого же потока людей-животных.

«Неужели я хочу, чтобы меня снова втянули в это?»

Тысячелетия невмешательства человека в земные дела диктовали ему отчетливое «нет». Но внутри него возникло новое сильное чувство — особая горячечная решимость, происходившая из убеждения, что он должен, по крайней мере, побеседовать с комитетом прежде, чем принимать решение о своем будущем. Это чувство гнало его вперед.

Модьун пробрался к первому ярусу подъемников, и его буквально затолкали в переполненный лифт, направляющийся вверх. Он поднялся в самый верхний из доступных отсеков, и к этому времени в лифте кроме него остался лишь офицер-гиена с золотыми нашивками, которого Модьун никогда раньше не видел.

Модьун был немного обескуражен, когда его попутчик прошел по фойе к тому же лифту второго яруса, что и он. Удивленный, Модьун повернулся, чтобы рассмотреть офицера-гиену, и впервые заметил, что на его форме нет ни единого пятнышка. Очевидно, он не сражался внизу, на грязной Гании.

Оба молча стояли перед дверью лифта. Пока дверь не открылась, офицер молчал. Он, очевидно, изучал Модьуна и думал о чем-то своем.

— Вы уверены, что имеете право подняться наверх? — спросил он. — Это служебная зона.

— Да, — ответил Модьун. Он говорил небрежно, потому что принял решение, а сопротивление на этой стадии, конечно, уже не имело никакого значения.

— Могу поклясться, — сказал человек-гиена, — что обезьян не пускают в эту секцию.

— Меня пускают, — отрезал Модьун. Он говорил спокойно и сразу же вошел в лифт. Модьун чувствовал, что офицер следует за ним, и понимал, что того мучают сомнения. Когда лифт двинулся вверх, человек-гиена замер, видимо, в полной растерянности. Модьуна, поглощенного своим намерением найти нунули и поговорить с ним, все больше тревожила перспектива быть втянутым в очередное выяснение отношений. Возможно, разумное замечание ослабит возникшее напряжение. Он вежливо объяснил:

— Я собираюсь поговорить с хозяином нунули.

Говоря это, он наблюдал за коричневатым дубленым лицом попутчика. Тут не задавали лишних вопросов: правила иерархия. Он знает нунули. Офицер сказал удивленным тоном:

— Тогда вы имеете право идти.

— Да, — сказал Модьун. И тут же потребовал дополнительных данных: — Когда мы взлетим?

— Должно пройти примерно двенадцать часов, — гласил ответ. Человек-гиена добавил, не замечая, что выдает тайну, которую, без сомнения, ему запретили с кем-либо обсуждать: — Ученые уже устанавливают водородную бомбу, чтобы взорвать ее дистанционно после взлета. Им еще предстоит подняться на борт.

Модьун чуть не пропустил самое главное, чуть не отправился спать до утра. Чуть-чуть… но не совсем.

«Теперь видно, насколько я был близок к безрассудству, — подумал он мрачно. — Едва не позволил взорвать миллион живых существ банде, способной принести в жертву сколько угодно индивидуумов, чтобы уничтожить одного человека. В известном смысле, это, конечно, не имеет значения. Они все смертны и в конечном счете все равно умрут».

Но Модьуна волновало преимущество, нечестно присвоенное комитетом благодаря использованию высших знаний и науки. Злоупотребление силой — вот как это называлось. Он чувствовал враждебную реакцию своего тела на эту несправедливость.

Он подумал, что исправить ее — его первоочередная задача.

Лифт уже тормозил, и у Модьуна не было времени на дальнейшие размышления. Дверь открылась; и тут, на расстоянии нескольких ярдов, он безошибочно узнал воздушный шлюз крупного планетарного корабля.

Там он видел нунули во время предыдущего сеанса связи.

Корабль почти целиком скрывался за фермами пусковой установки, но Модьун мог видеть его плавные контуры. Двери шлюза были открыты, и Модьун с офицером-гиеной вошли туда бок о бок. Первым, кого увидел Модьун, миновав второй шлюз, был хозяин нунули.

Инопланетянин стоял спиной к двери и говорил что-то о необходимости быстрого отправления. В ответ на его распоряжение полудюжина гиен-инженеров склонилась в вежливом поклоне, а один из них сказал:

— Мы готовы к старту, сэр. Задраить люки, повернуть три рубильника, и мы взлетим.

— Тогда займите свои места, — скомандовал нунули. — Я сам подожду здесь последних прибывающих и…

Говоря это, он повернулся. И замолчал, потому что увидел Модьуна.

Прошла долгая минута неловкого молчания. Затем Модьун спокойно сказал:

— Как я вижу, пора выяснить, нет ли нового заговора против меня, и, конечно, не следует отдавать дополнительные команды, пока мы не пройдем через черную дыру.

— Пока мы не пройдем через что? — спросил нунули.

— Я считаю, что у меня нет времени объяснять, — сказал Модьун. — Однако забавно, что вас также держат в неведении. Хозяева хотят принести вас в жертву, не правда ли? Тот факт, что вы явились в мою каюту за помощью, доказывает ваше полное незнание истинного положения вещей.

Модьун повернулся, собираясь уйти, но нунули настойчиво позвал:

— Подождите!

Модьун любезно остановился.

Инопланетянин продолжал:

— Наверное, я должен все сказать вам. Мне сообщили, что ввиду открывшихся обстоятельств член комитета решил объяснить вам долговременную программу.

Эти слова поразили Модьуна.

— Ввиду каких новых обстоятельств? — спросил он.

Инопланетянин казался удивленным.

— То, что вы пришли сюда, на этот корабль, свело к нулю окончательное логическое решение, которое, как мы надеялись, устранило бы проблему последнего мужчины раз и навсегда.