Вечный день

Спящие {40}

Якобу ван Годдису [61]

Над гладью заводи темнеют тени. В глубине догорает последний свет — Красное родимое пятно на черном Теле бездонной ночи. Во тьме Долины витает над тьмой потока Зеленокрылый, багряноклювый Сон, увядая ночною лилией В желтую мертвую голову старика. Сон, как павлин, отрясает перья. Вкруг мягких взмахов лиловым вздохом, Прозрачной влагой зыблются грезы. Он в их клубах, словно в дыму. Большие деревья бредут сквозь ночь, Длинными тенями дотягиваясь до белых Сердец в груди у спящих, которым Месяц, холодный сторож, как старый Врач, по капле вливает в кровь Лунную отраву. Они застыли, Врозь, чужие, немые, злобные Скрытой яростью темных снов. Лоб бел от яда. Дерево тенью Врастает в сердце, пускает корни, Растет, сосет их соки, сквозь стоны Вздымаясь ввысь, где у врат полночной Башни застыла слепая тишь. В ветвях его — сон. Холодными крыльями Полосует он тяжкую ночь, на спящих Лбах чертящую борозды мук. Он поет. Он звуком больной скрипицы Скребет пространство. Шествует Смерть. Волосы по ветру. Крест, прах, жир жертв — Краски плодов умирающего сада.

61

Якоб ван Годдис(настоящее имя Ганс Давидсон, 1887-ок. 1942) — близкий друг Георга Гейма, поэт, автор широко известного стихотворения "Конец света", один из активных членов Нового клуба. В 1912 г. попал в клинику для душевнобольных, откуда сбежал. До 1914 г. скитался по Европе, в 1914 г. помещен в частную психиатрическую лечебницу, где провел большую часть своей жизни. Как и другие умалишенные, в годы нацизма был депортирован и уничтожен фашистами.

В 1910–1914 гг. стихи Годдиса публиковались в экспрессионистских журналах «Акцион», "Факел", "Штурм".

Несмотря на дружеские отношения, Гейм считал ван Годдиса своим конкурентом, о чем свидетельствует запись в дневнике: "Проблема Гейм — ван Годдис. Годдис сдержанный. Гейм — громкий. Два вида энергии. Сдержанное — сильней, поэтому Годдис кажется сильнее (…) У Годдиса нет маски. Гейм скрыт под маской (…), Годдис ведь ничего не может. Как можно этого не видеть?" ( Heym G.Dichtungen und Schriften. Bd. 3. S. 155).

В том же номере журнала «Акцион», где были опубликованы «Спящие» Гейма, ван Годдис напечатал свое стихотворение «Спящие» ("Die Tr"aumende") с посвящением Гейму.

Считается, что смерть Гейма спровоцировала у ван Годдиса первый приступ тяжелой нервной болезни: поэт связал гибель своего друга с их общим интересом к оккультизму и почувствовал себя виноватым в его гибели. Известно, что в психиатрической лечебнице ван Годдис работал над пьесой "Смерть Георга Гейма", рукопись которой была утеряна.

Черные видения {41}

К выдуманной возлюбленной [62]

I

Ты спишь, отшельник, в траурных темнотах Подвижничеств, под белой пеленою, И пряди, тронутые тленьем ночи, Ввиваются во впадины глазниц. Как отпечатки мертвых поцелуев, Легли на губы темные провалы; Виски белеют сыростью подземной, И черви вкруг тебя заводят хоровод. Они врастают хоботками в мясо, Как остриями лекарских иголок, Тебе не встать, не выгнать их из гроба, Ты обречен страдать, не шевелясь. Вращается над черною зимою Заупокойным колоколом небо, И душит тяжкой гущей снегопада Тебя и всех, кто стонет во гробах.

62

К выдуманной возлюбленной. — Под "выдуманной возлюбленной" поэт подразумевает смерть.

II

Вокруг стоят, как желтые пожары, Ночные форумы огромных городов, И, сотрясая факелами темень, Из ста ворот смерть гонит мертвых в ночь. Клубясь, как дымы, [63] и шумя, как пчелы, С тоской они в колючие поля Летят и оседают на распутьях, Бездомные в бескрайней черноте. Их взбрасывает ветром на сухие Деревья, и они вперяются во мрак, Но им возврата нет. В пустых просторах Их мечет буря, как усталых птиц. Заснуть, заснуть! Где город для умерших? И вот в закатном пламени встает Загробный мир, безмолвные причалы, Тень черных парусов, ладья к ладье, Вдоль долгих улиц черные знамена Меж вымерших домов, и белый гнет Пустых небес, проклятых и забытых, Где вечен гул глухих колоколов. Над темными потоками громады Мостов бросают выгнутую тень, И душным пламенем багровых ароматов Сгорает воздух над большой водой. Как стрелы, в город врезались каналы, Колыша мягких лилий бахрому. На гнутых лодочных носах в фонарном свете, Как исполины, высятся гребцы, Венчаемые золотою грезой Заката, темным самоцветом глаз Взирающие в выцветшее небо, Где месяц всходит в зелень, как на луг. Покойники, на голых сучьях корчась, Не сводят взоров с вожделенных царств, Зовущих в мягкий сон под бахромою Вечерним пурпуром колышимых небес. Тогда навстречу им Гермес-водитель Кометой голубой пронзает ночь, И глуби сотрясаются от хора Покойников, взвивающихся вслед. Они текут к обетованным градам, Где золотые ветры веют в вечер, И где их ждет ласкающим лобзаньем Подземных врат лиловый аметист. [64] И города приемлют мертвецов В серебряную роскошь полнолуний Тех быстрых летних полночей, в которых Уже взбухает розами восток.

63

Клубясь, как дымы… — В этой и в последующей строфах Гейм следует античным представлениям (в частности Гомеру) о неспокойной жизни мертвых в Аиде.

64

Подземных врат лиловый аметист… — Аметист — двенадцатый камень в основании Небесного Иерусалима (Откр 21, 20).

III

Их сонмы веют над твоею черной Гробницей, как приветный вешний ветер, И нежно стонут соловьиным стоном Над восковой иссохшей головой. Они приносят в шелковых ладонях Тебе приветы от моих мучений, И смерть твою лелеют, как голубки, Лобзаньем алым вкруг костлявых ног. Они влагают каменные слезы Моих страстей в твои пустые руки И, факельными зыбля пламенами, Нависшую отпугивают ночь. Они склоняют над холодным телом Амфоры, полные душистого елея, И звездным облаком у врат небесных Встают, чернеясь, волосы твои. Они тебе воздвигнут пирамиду, Чтоб черный гроб твой на ее вершине Явил тебя неистовому солнцу, Чей луч в твоей крови — как темное вино.

IV

И солнце низлетает, как орел, К тебе на темя, озарясь цветами, И увлажняют солнцевы уста Потоком слез и грез твой белый саван. Ты вырываешь солнце из груди И напоказ несешь его по храму, И до предельных берегов небес Огнем встает твоя большая слава — Вскипает валом в море мертвецов, И вкруг столпа твоей взнесенной башни Плывут, взметая пену, корабли, Чьи песни — как закатный блеск над морем. И все, что я шептал тебе в мечтах, Из уст священников прогрянет трубным гулом, И стоном с темных берегов восстонут И черный мак и жалобный тростник.

V

Смятенный месяц из немого неба, Как самоцвет, сияющий из недр, Влюбленно льется меж твоих волос, Над томными замедлив городами, И мертвецы выходят из могил, Вокруг тебя сплетая хороводы, И розовыми светами лучатся Сквозь воздух, как сквозь темное стекло.

VI

Ты всех ведешь в таинственные страны, И я — тебе вослед, о скорбный образ, Не выпуская выцветшую руку, Всю в лилиях лобзаний этих уст. И вечность перельется через обод Небес и через мертвые просторы, И длинной тенью полетит на запад, [65] Где встал стеною вечный горизонт.

65

И длинной тенью полетит на запад… — Запад в мифологии многих народов соотносится со смертью, холодом; это традиционное место расположения Царства мертвых.

A.B. Маркин. О книге "Вечный день"

Публикации единственного прижизненного сборника стихотворений Георга Гейма "Вечный день" предшествовало его участие в собраниях "Нового клуба" (Der neue Club) — студенческого кружка, состоявшего из учащихся берлинского университета, недовольных политической и культурной ситуацией, сложившейся в кайзеровской Германии. Гейм стал посещать этот кружок в начале 1910 г. Каждую среду члены Нового клуба собирались в казино «Ноллендорф», а с июня 1910 г. клуб стал проводить открытые заседания в различных берлинских кафе. Там члены клуба вели дебаты на политические, философские и литературные темы, зачитывали и обсуждали свои произведения. Эти собрания дополнялись театральными миниатюрами — специально приглашенные актеры и музыканты исполняли новых авторов. Со сцены читали также произведения Ницше и отрывки из драм Ведекинда.

Подобные открытые собрания Нового клуба получили название "Неопатетическое кабаре". [66] Со временем они стали излюбленным местом встречи берлинской богемы. С конца 1910 г. по апрель 1912 г. "Неопатетическое кабаре" играло заметную роль в культурной жизни Берлина. (Всего прошло девять таких вечеров.) Отклики и отчеты о вечерах «неопатетиков» появлялись на страницах столичной прессы. Среди участников «кабаре» были многие из тех, кто в ближайшее время определил развитие литературного экспрессионизма — поэты Готфрид Бенн, Эльза Ласкер-Шюлер, Якоб ван Годдис, Минона, писатель и искусствовед Карл Эйнштейн. Сюда же в поисках новых имен приходили владельцы издательств и редакторы авангардных литературных журналов. Одним из посетителей "Неопатетического кабаре" был, к примеру, известный венский сатирик-публицист и издатель Карл Краус.

66

По названию эссе Стефана Цвейга "Новый пафос" ("Der neue Pathos"), опубликованному в 1909 г.

6 июля 1910 г. на одном из вечеров "Неопатетического кабаре" Георг Гейм впервые прочитал несколько своих стихотворений, вошедших затем в его первую книгу. Среди них были «Тучи», "Спящий в лесу", "Берлин II" и «Успокоение». Настроение стихов и их необычайная образность произвели сильное впечатление на тех немногих, кто смог дослушать поэта: к концу выступления Гейма в зале оставалось лишь несколько человек. [67] Причиной тому было его сбивчивое, запинающееся чтение. Правда, некоторые из присутствовавших на вечерах Нового клуба утверждали, что именно такая манера чтения и была наиболее адекватна стихам поэта. [68]

67

Воспоминания очевидцев выступления Гейма в "Неопатетическом кабаре" собраны в 4-м томе собрания сочинений поэта. См.: Heym G. Dichtungen und Schriften. M"unchen, 1960–1968. Bd. 1–4. Bd. 4: Dokumente zu seinem Leben und Werk. S. 390–438. Некоторые свидетельства тех, кому довелось услышать стихи Гейма в авторском исполнении вошли в антологию: Dichter lesen. 3: Expressionismus und Nachkriegzeit. Marbach a. Neckar, 1995. S. 47–56 и в новую книгу Нины Шнайдер о Гейме ( Schneider N.Am Ufer des blauen Tages: Georg Heym. Sein Leben und Werk in Bildern und Selbstzeugnissen. Glinde, 2000. S. 66–67).

68

Так, в 1959 г. «неопатетик» Фридрих Шюльце-Майцер вспоминал: "Но наибольшее впечатление производил голос Гейма, особенно тогда, когда он сам читал свои стихи, с совершенно особенным металлическим призвуком, который звенит в моих ушах и по сей день. Соответствует ли это утверждениям, часто появляющимся в литературе о Гейме, что он был плохим чтецом собственных стихотворений? Мне-то кажется совсем наоборот, — конечно не в смысле артистического совершенства, но в смысле замечательной согласованности тона и настроя, содержания и модуляции". Такое «неровное», "сбивающееся" чтение, по всей видимости, отвлекало слушателя от однообразного, монотонного ритма геймовских стихотворений.

В черновиках Гейма сохранился «отчет» об этом выступлении, написанный самим поэтом от третьего лица. "Неизвестный мне до сего дня, но очевидно весьма талантливый Георг Гейм в своих стихах, которые он прочитал в этот вечер, запечатлел грандиозные, ясно очерченные видения… Стихотворения «Тучи» и «Успокоение» произвели особенно сильное впечатление. Его язык уже вполне самостоятелен, хотя немного неровен… В общем, стихи Георга Гейма были лучшими из услышанных мной в этот вечер". [69]

69

Heym G. Besprechung einer Veranstaltung des Neopatetischen Cabarets vom 6. Juli 1910 // Dichtungen und Schriften. Bd. 2. S. 179.

В ноябре 1910 г. друзьям поэта по Новому клубу удалось опубликовать сонет Гейма "Берлин II" в еженедельнике "Демократ". [70] Стихотворение привлекло внимание молодого лейпцигского издателя Эрнста Ровольта (ставшего вскоре одним из главных издателей экспрессионистической литературы). Через несколько дней после того как сонет появился в журнале, Ровольт передал Гейму через Франца Пфемферта, редактора «Демократа» и члена Нового клуба, письмо с просьбой прислать ему для ознакомления свои рукописи, "лирику или прозу". [71]

70

Der Demokrat. 1910. N 48 (23 November).

71

Цит, по: Heym G. Dichtungen und Schriften. Bd. 2. S. 179. Далее страницы и том указаны в тексте статьи.