Вечный сдвиг. Повести и рассказы

«Молодцы, с собой носят!» – похвалил их Федот.

45. Матери нужно питание. «Бедная ты моя», – вздохнул Федот, увидев Машу, выходящую из дверей роддома. Бескровные губы, опавшие щеки, ножки-спички. Федот никогда не видел Машиных ног на свету, зимой и летом они были обуты в кирзовые сапоги, но он знал, что ноги у нее прямые и тонкие.

Пекин принял из рук жены кричащий сверток.

«Вам радостно в кругу близких и любимых жить, а у меня тоже были дети. Все в мире непрочно, как сон мимолетный, все мимо и мимо летит…»

– Здравствуйте, – сказала Аня Федоту. – Мы с Тимошей вам очень благодарны.

– Вовиком назовем, – предложил Пекин, – чтоб не выделялся.

– Нет, это в честь отца.

– В честь какого отца? Ты и в лицо его не помнишь!

– Это ничего, – спокойно возразила Аня и отняла кружево от лица Тимоши, – он был, и я его любила.

Ребенок тихо сопел, тонкие светлые ресницы отбрасывали игольчатую тень на щеки с золотистым пушком.

Дома Аню ждал сюрприз – мебель переставлена, комнаты вымыты.

– Заживем, – потирал Пекин руки, – ты, батя, будешь теперь с ребенком сидеть, а Нюся малек оклемается и на работу выйдет. Прибежит, сиську даст, и снова к станку. Так что, можно сказать, ты с неба на нас свалился. Только имя у тебя подозрительное – Федот. Аня-то у нас Тимофевна. – Зря ты только на барахло тратился, лучше б привез пол-литров столичных.

– Пить вредно, – урезонил его Федот, переживая за Аню. «Он ее недостоин», – восставало отцовское сердце.

– Детдомовские, батя, это клад! Была у меня до Нюси маменькина дочка, не к ночи будь помянута. А Нюся – на все руки мастерица, и подштопает, и обед сообразит из ничего.

– Про «ничего» забудь, – сказал Федот. – Матери нужно питание.

Федот изучил доктора Спока. Из продуктов, им рекомендуемых, в Пестове, кроме молока, ничего не было. И Федот подумывал, не перевезти ли Аню с ребенком в Москву.

– А я, Анечка, пустышку импортную достал и бутылки с сосками, небьющиеся.

– Так себя обеспокоили, – улыбнулась Аня. – Я теперь сама соска.

– Но не пустышка, – заржал Пекин. – Воду тоже в чем-то человеку надо давать, верно, батя?

– И очень важна стерильность, – сказал Федот.

Аня кивнула и смежила усталые веки. Ее пышные волосы были затянуты в узел, молоко просочилось сквозь ситцевую блузку, и Аня закрыла грудь руками.

– Живите дружно! – Федот встал, но Пекин усадил его на место.

– Видал-миндал, батя съезжать надумал, – пожаловался жене Пекин.

– Побудьте, – попросила его Аня. – Мы все прекрасно уместимся.

Туго перепеленатый Тимоша блаженно спал. Призыв доктора Спока не пеленать детей до Пестова пока не докатился.

46. Наземный космонавт. Светало. Помахивая чемоданчиком, Федот шел к станции.

– Я иду к тебе по шпалам, моя родная альфа и омега…

– Ты вошел в мое сердце квартирантом, и стал в нем полновластным хозяином, – отозвалась Маша. – Пройдут года, и будем мы неразлучны за гробом. А здесь меня унизили и придавили, как червяка.

– Да полно, Маша, у тебя здесь внук родился!

В привокзальной забегаловке наливался портвейном мужик в полушубке.

– Наземный космонавт, – представился он Федоту.

Федот вынул из чемоданчика заначку.

– А закусь? – просипел наземный космонавт. Закуси у Федота не было. – На меня теперь управы во всем белом свете не сыщешь, – сообщил он, – били, колотили, об лед головой жахали. Я все этому У Тану выскажу, – цыкнул мужичонка единственным зубом. – Пусть берет под защиту ООН! Ты знаешь, кто я такой? Я – начальник станции.

– А где твоя станция?

– Где, где, у тебя на бороде! Билета нету – давай в тюрьму. Пущай воротила Объединенных Наций ответит мне на один вопрос: сколько орденов получил бы я, если б меня на войну пустили. Про нейтронную бомбу буду с ним говорить. Это ж страшная ужась. Людей уничтожает, а бутылки не трогает. Пить некому станет.

– К У Тану едет, – послышался знакомый голос, – да никак не доедет!

Это была Кланя. В белой наколке и переднике.

– Стыкнулися мы с вами, Федот Федотович. – Кланя подсела к столику. – Что ж вы мою деревню на ноги поставили, Ваню Белякова под монастырь подвели?

– Притягательная ты дамочка, – сказал Федот и положил руку Клане на колено.

– Пьете без закуси и глупости говорите! – Кланя ушла и вернулась с солеными огурцами. – Ваня-то холодильник уставил Вере списанный, оно и всплыло. А без Вани деревню нашу заколотят.

– Плесните начальнику узловой станции, – попросил наземный космонавт и подставил стакан.

Федот удовлетворил его просьбу, и тот, выпив водки, захрипел с открытым ртом.

– Ты, Федотушка, куда ни ступишь – везде от тебя неприятности. Вот старика угробил. Он ведь зашитый. Ему водки никак нельзя.

– Я – начальник узловой станции, – прохрипел наземный космонавт и упал со стула.

Федот склонился над ним, приложился ухом к вонючей рубахе. Старик не дышал. Кланю как ветром сдуло.

Обшарив карманы старого засаленного пиджака, Федот нашел потрепанный паспорт.

«Тимофей Васильевич Белозеров», – прочел он.

– Немедленно оживить, немедленно! – Зажав нос, Федот склонился над бездыханным телом Тимофея, вдохнул воздуха в его беззубую пасть. – Дед, дедуля, – тряс его Федот в отчаянии. – Что они с тобой-то сделали…

«Куда теперь с ним? – думал Федот. – Разве что в Пестовскую больницу. А что если это плохо отразится на Ане? Понервничает и потеряет молоко. Скроем, выхода нету», – решил Федот.

Кланю он нашел в кухне, спящей за столом.

– Чё вам надо, ну чё вам все время надо, – зевнула она. – Сами дел наделаете, а потом выручай вас…

– Кланя, найди кого-нибудь, червонец дам.

– Кого?

– Шофера какого-нибудь местного…

– Да он за домом стоит, у мусорки, – ему свой червонец и давай, – сказала Кланя и уткнулась головой в медный таз на столе.

И правда, машина стояла, в ней спал шофер с выкрашенными хной усами.

Федот пощекотал его под мышкой и сунул под нос червонец.

– Куда ехать? – дыхнул он густым перегаром.

– Мужика в больницу свезти! Он там, в забегаловке.

– Ну и веди его сюда.

– Не дойдет, – объяснил Федот, и шофер, матерясь, вылез из машины.

– Этого, что ль? – поддел он носком ботинком Тимофееву ногу. – Я трупы не развожу, вызывай милицию.

– Он живой, – сказал Федот.

– Я бы таких живых стрелял, кому такая тварь нужна, мать их перемать, – махнул шофер рукой и ушел.