Вечный воин

Зато у тур дела шли лучше. Все подкатили к стенам, правда, пара встала кривовато, и тараны начали колотить, а лучники — обстреливать защитников. На верхних ярусах тур были гунны с мощными луками, которые на короткой дистанции пробивали любой щит и доспех. Если первое время горожане хоть как-то пытались повредить туры, то вскоре смелые погибли, а остальные попрятались.

Я подошел к ближней от реки туре, благо никто из защитников города не мешал, и с интересом понаблюдал, как на городской стене, сложенной из плохо обтесанных камней, облицованных цементным раствором, появляются трещины и, утолщаясь, ползут вверх и в стороны, как сперва обсыпается облицовка, потом отваливаются маленькие камушки, потом побольше, а за ними вываливаются корявые куски забутовки из булыжников и известкового раствора. Впрочем, мой интерес имел и практическую цель. Я хотел одним из первых узнать, когда в стенах сделают пролом, и не пропустить начало штурма. В большой семье клювом не щелкают.

Ждать пришлось долго, до второй половины дня. Мы успели пообедать и покемарить. Первой пробила стену насквозь средняя башня. Пролом был пока маленьким, человек не протиснется. Обычно внутри города напротив того места, где работает таран, быстро строят дополнительную стену или насыпают холм из земли и камней. Каким бы длинным ни был таран, обычно его едва хватает на всю толщину стены, дальше приходится расширять кирками, ломами и лопатами, что занимает больше времени. Наисцы никаких мер не предприняли. Такое впечатление, что им без разницы, что город вот-вот захватят. Видимо, уже смирились со своей судьбой, решили, что, вступив в бой, погибнут сразу, а если спрятаться, то проживут дольше на несколько часов, а везунчики даже на несколько лет, пусть и рабами. Наши пехотинцы, истомившиеся без дела, начали подтягиваться к городским стенам, чтобы после сигнала о начале штурма первыми ворваться в город. Подошли и гунны, косолапо ковыляя на коротких кривых ногах. Всем нужна была добыча.

Я решил, что пора и нам приступать к делу. Утром каждому воину своего отряда объяснил, кто и что должен делать. Четыре человека остались пасти наших лошадей, а остальные были разделены на две группы: в первую вошли «оседлые», которые сейчас несли пять лестниц, а во вторую — «кочевники», которые должны были стрельбой из луков обеспечивать прикрытие. Мы зашли со стороны реки, где, как я надеялся, горожане меньше всего ожидали нападения и где нас мало кто видел из осаждавших. Я не хотел, чтобы сразу вслед за нами проникли в город другие. Чем больше у нас будет времени, тем больше ценной добычи захватим.

Ночью был дождь. Земля еще не высохла, поэтому ноги скользили на пологом склоне, который шел от стен к берегу. Лестницы тоже соскальзывали, пришлось выбивать для них ямки кинжалами и топорами. Одну лестницу поставили возле дыры у подножия стены, через которую стекала, сильно воняя, городская канализация. Судя по мощности напора, наисцы, скажем так, испугались очень сильно. На этой куртине несли службу десятка два горожан, успевшие метнуть несколько камней и ранить несколько моих подчиненных, пока наши лучники не разогнали их.

Я, держа на всякий случай левой рукой щит над головой, первым поднимался по средней лестнице, которая была сочлененной, сильно гнулась, раскачиваясь. На качающемся трапе чувствую себя спокойно, а вот на лестнице сердце каждый раз ёкает. Я не был уверен, что длины ее хватит, поэтому через плечо был перекинут трехметровый толстый канат с мусингами и крюком, чтобы зацепить за верх стены. Не понадобился. Я перекинул щит на спину, оперся двумя руками на стену между трапециевидными зубцами, подтянулся и с трудом, полубоком, протиснулся между ними. Если бы на сторожевом ходе был хотя бы пяток защитников, они бы запросто убили меня и остальных моих подчиненных, но их там было всего два, и оба мертвые. Одному стрела попала прямо в глаз и влезла по самое оперение, придав мертвому лицу комичное выражение. Рядом со вторым покойником лежал обычный плотницкий топор. Наверное, взял для боя привычный инструмент.

Я показал двум готам, поднявшимся первыми по другим лестницам, чтобы перекрыли сторожевой ход со стороны угловой башни, где кто-то метался в проходе, не решаясь напасть на нас, а сам вместе в двумя другими пошел к следующей, огибая кучи увесистых булыжников, заготовленных для обороны. В этой башне было сухо и воняло горелым оливковым маслом. Возле внутренней стены сложены пучки стрел. На пути к противоположному выходу лежал на боку большой, закопченный, бронзовый котел. Я поддел его ногой. Ударившись о стену, котел гулко охнул. Где-то внизу торопливо протопали три пары ног и хлопнула дверь. По ту сторону башни на сторожевом ходе никого не было. Я приказал двум пришедшим со мной стать на проходе на всякий случай, а сам вернулся к деревянной лестнице, ведущей вниз, чтобы дождаться там, когда на стену поднимется весь мой отряд.

Спустились в город мы все вместе как раз в тот момент, когда, громко завопив на разных языках, наша армия пошла на штурм. Криков горожан я не услышал. Может быть, они не пробились сквозь рев нападавших, а может, и кричать было некому. Внутри улицы были вымощены по краям каменными плитами, образуя что-то типа привычных мне тротуаров, а в середине — булыжниками. Я построил готов посередине в колонну, а по краям пустил кочевников с луками. Так и пошли сперва к центру города, а потом повернули на улицу, идущую параллельно реке, на которой я увидел большие двухэтажные дома с дворами, обнесенными стенами. Там явно живут не самые бедные горожане. В противоположном конце улицы увидели отряд вооруженных наисцев, наверное, спешивших на помощь тем, кто отражал штурм. И мы, и они сразу остановились. Мои лучники начали осыпать врагов стрелами. В кого-то попали, потому что вражеский строй вдруг распался, и сперва задние, а потом и все остальные, развернулись и дали деру под громкий, издевательский гогот моих подчиненных.

Я выбрал самый на вид богатый дом, сказал, чтобы туда сносили все награбленное, после чего мои подчиненные, разделенные на десятки еще до штурма, разошлись по соседним. Одного воина из моего десятка подсадили на каменную стену, ограждавшую двор, после чего он изнутри открыл нам дверь в правой части двустворчатых деревянных ворот, недавно выкрашенных в красный цвет. Я оставил двух готов и двух аланов охранять их, отгонять воинов из гуннской армии, которые, судя по приближающимся крикам, уже преодолели крепостные стены, а с остальными пошел осматривать, что нам досталось.

Дом был греческого типа, с трех сторон обступал двор, вымощенный каменными плитами. Узкие окна закрыты деревянными жалюзи. Вдоль второго этажа шла деревянная галерея на каменных опорах. Посередине двора находился неработающий фонтан с наядой из желтоватого мрамора, у которой изо рта должна была течь вода. Видимо, подачу воды остановили недавно, потому что круглая чаша из обычного светло-коричневого песчаника была полна. В правом крыле располагалась маленькая конюшня с прекрасным серым жеребцом и двумя гнедыми мулами, верховыми, судя по седлам для них, висевшим на закрепленном горизонтально бревнышке. Рядом с ней была сарай, заполненный сеном, а затем кладовая с шестью пифосами двухметровой высоты, наполовину закопанными в землю: три были заполнены пшеницей доверху, а четвертый наполовину, и по одному неполному с бобами и горохом. В левом крыле находилась кухня с двумя очагами, тремя столами и большим количеством бронзовых котлов, повешенных на железные крюки, свисающие с потолочной балки, и мисок, тарелок, кувшинов на деревянных полках, в два яруса приделанных к боковым стенам. В помещении пахло так вкусно, что у меня рот наполнился слюной. Сплюнув ее, пошел в главный корпус.

Там сразу за дверью находилась большая гостиная с мраморными колоннами в два ряда, по три в каждом. Полумрак не помешал мне рассмотреть на стене напротив входа овальную фреску с батальной сценой: всадник на черном коне протыкал копьем пехотинца, скорее всего, перса, а остальные враги в страхе убегали от него. Даже при плохом освещении цвета были яркими. Не знаю, как сейчас, а в предыдущую эпоху штукатурку, замешанную на молоке, наносили в семь слоев и в верхний добавляли мраморную крошку. Чтобы не тускнела и не трескалась, высохшую роспись сверху покрывали смесью оливкового масла с воском, которую потом нагревали и промокали. Я сперва подумал, что изображен Георгий Победоносец, но убиенный явно не тянул на дракона. Потом догадался, что это Александр Македонский, хотя больше был похож на разожравшегося римлянина. Представляю, что прославленный полководец сделал бы с художником, если бы увидел эту фреску.

Из помещения справа тихо вышел мужчина лет сорока пяти с седой и плешивой головой и выбритым лицом, полноватый, одетый в белую римскую тунику с красной каймой по подолу. Я не услышал шаги, а боковым зрением уловил движение и резко повернулся в его сторону.

— Приветствую тебя, отважный воин! — дребезжащим от страха голосом произнес мужчина льстиво на латыни. — Не убивай меня! За меня заплатят выкуп!

— Кто такой? — спросил я.

— Хозяин этого дома, — ответил он.

— Бывший хозяин, — уточнил я и поинтересовался: — И сколько за тебя заплатят?