Вечный воин

Как я узнал, обряда венчания в церкви пока нет. Браки совершаются «по обычаю». Как и во времена язычества, невеста обязательно должна быть в венке, и провожают ее в дом жениха с песнями и плясками, но никаких жертвоприношений и прочих старинных обрядов. Поскольку у Ирины брак уже не первый, и у жениха собственного дома нет, хотя могу купить, есть, на что, то решили ограничиться праздничным обедом в семейном кругу.

Ее отец Флавий Константин был правителем провинции Европа, административным центром которой являлся город Гераклея, находившийся километрах в ста от Константинополя по пути на Аркадиополис и во времена Александра Македонского называвшийся Перинф. Само собой, править провинцией было удобнее из Константинополя, поэтому отец Ирины редко бывал в Гераклее. Родословную Флавий Константин вел от гепидского вождя, выслужившегося в римской армии во времена императора Константина, в честь которого и был взят номен (родовое имя). Это был довольно рослый, чуть длиннее меня, мужчина сорока шести лет от роду со светло-русыми волосами, голубыми глазами, прямым длинным носом и костистым лицом, из-за чего мне постоянно хотелось назвать его истинным арийцем. Мать была типичной гречанкой — невысокого роста, кареглазой и черноволосой. В нее пошли и оба сына, Публий и Маний, а вот все четыре дочери, младшей из которых была Ирина, взяли что-то от обоих родителей, причем больше от отца. И оба сына, и все три старшие зятя были чиновниками разного уровня. Сыновья служили в канцелярии отца, а зятья — у своих родителей в других ведомствах огромного бюрократического аппарата Восточной Римской империи. То есть я вливался в довольно влиятельный клан.

Ко мне сперва отнеслись настороженно. Не знаю, что им рассказывала обо мне Ирина, но, как догадываюсь, предполагали увидеть туповатого вояку, способного служить только у скифов, как сейчас называли всех кочевников без разбора. Когда во время свадебного пира убедились, что я по образованию и воспитанию человек их круга, родню попустило малехо, а после того, как сообщил, сколько привез из похода, и вовсе пришли к мысли, что являюсь прекрасной партией для овдовевшей, младшей дочери. Типа могли бы найти и лучше, но ребенок от него и всё такое, ладно, пусть будет этот.

15

Жизнь городского патриция намного насыщеннее, чем у сельского. Последнему надо всего лишь проследить, как управляющий распределит утром рабов на работы, и объехать свои владения, а первому надо столько успеть за день: и рабам своим навставлять, и по городу пошляться, узнать на рынке последние новости и цены на товары, которые не собирается покупать, поболтать с соседями, знакомыми и случайными прохожими, в таверне опрокинуть пару кружек вина, наведаться в гавань, чтобы посмотреть, как разгружают суда, и расспросить, кто, откуда и с чем прибыл. Заодно заглянуть на судоверфи. На них рыбачий баркас водоизмещением в тонну строили за пять солидов. Чем больше судно, тем меньше стоила тонна водоизмещения, плавно снижаясь до трех солидов. То есть галера на пятьдесят тонн обошлась бы в двести солидов, а шхуну на сто тонн мне бы построили за триста или немного больше. Впрочем, «круглые», парусные суда с соотношением длины к ширине более, чем три к одному, еще не умеют делать.

Обратил внимание, что уровень кораблестроения явно просел в сравнение с предыдущей эпохой. Не желая тратить много времени и сил на изготовление изогнутых деталей, начали делать их сборными. В результате сокращалось время постройки за счет сильного ухудшения мореходных качеств галер. Не хотел бы я оказаться в шторм на такой. Впрочем, сейчас строго соблюдают рекомендации еще древних греков, которые четко определили сроки навигации в этом бассейне: лучшим считается период от восхода Плеяд (двадцать пятое мая) до восхода Арктура, самой яркой звезды созвездия Волопаса (шестнадцатое сентября), еще по два месяца до и после — на свой страх и риск, а с одиннадцатого ноября по десятое марта в море выходить нельзя, даже если погода будет идеальной. Из хорошего периода выпадают все новолуния, потому что в эти дни, по мнению нынешних крутых мореманов, случаются жестокие шторма. Даже если весь день погода будет идеальной, никакой уважающий себя римский моряк, что западный, что восточный, в новолуние в море не выйдет. До сих пор удивляюсь, какими невежественными две мои эпохи назад были римские военные моряки, бороздившие Средиземное море, не особо оглядываясь на даты. Делаешь вывод, что знания сокращают количество труда.

Меня не оставляла мысль построить корабль и поискать счастье на море. При этом я сам себе говорил: «Сиди ровно, придурок! Ты неплохо устроился. Радуйся жизни, пока есть возможность. Попрешься в море — и опять придется начинать с самого низа». Поэтому пройдусь по причалам и верфям под насмешливое визжание чаек и пошагаю домой.

Когда становится скучно шляться по городу, отправляюсь на охоту. Начиная километра за три от Константинополя еще есть леса, правда, вытоптанные основательно. Беднота собирает в них валежник, грибы и ягоды, которые продает в городе. Зверье там распугано, надо уезжать километров за десять. Или охотиться в императорском лесу, который под опекой лесников и егерей. Один из моих новых родственников, тесть второй свояченицы, как раз и отвечал за этот лес. Ирина через сестру намекнула ему, что я слишком далеко езжу охотиться, из-за чего подолгу не бываю дома, и меня познакомили со старшим над егерями, который сообщал, когда императора точно не будет в лесу, и можно приехать и поохотиться. Обычно это было по постным дням, на которые мне было плевать.

Нынешний правитель Феодосий Второй — заядлый охотник. Впрочем, это его второе по важности достоинство. Первое — каллиграфия, благодаря которому имеет погоняло Каллиграф. Говорят, что государственными делами занимается меньше, чем церковными, а церковными меньше, чем охотой, а охотой меньше, чем чистописанием. Что не помешало ему создать в столице что-то типа университета, где дети богачей получали какое-никакое образование, а дети середняков — необходимый минимум, чтобы стать чиновниками или священниками. Дети бедняков попадали в университет только, если родились в рубашке или даже сразу в двух.

За услугу пришлось отплатить тем же. От егерей до тестя свояченицы дошли сведения, что я великолепный стрелок из лука, причем имею не простой охотничий, а скифский боевой. В итоге меня попросили преподать несколько уроков двум внукам. Они хоть и собирались стать чиновниками, как отец, дед и прадед, но умение могло пригодиться в жизни. Допустим, составить компанию императору на охоте, блеснуть меткостью и получить повышение по службе, как случилось с одним чиновником. Я сразу вспомнил, как в России во время правление Ельцина все чиновники были теннисистами, а при Путине стали дзюдоистами. Я тогда еще мечтал, чтобы следующий президент занимался фигурным катанием: шмякающийся на лед чиновник — это ли не восхитительное зрелище?! К ним добавились подростки других родственников и их друзей, всего двадцать три человека. За каждого из не родственников мне платили по силикве за шесть уроков в неделю. Мелочь, но ее хватало на содержание моей семьи. В результате чего награбленное непосильным трудом тратилось только на излишества.

Занятия проходили на стрельбище, которое располагалось возле Четвертых военных ворот. Всего военных ворот в Константинополе пять. В мирное время они закрыты, и горожане пользуются пятью другими, «гражданскими». На стрельбище было десять мишеней из свернутых соломенных матов, прикрепленных к жердям, вкопанным в землю у крепостной стены, и выложенные морской галькой две линии на удалении сто шагов (семьдесят метров) и сто пятьдесят (сто пять метров) от цели. Иногда здесь тренировались бесплатно лучники гарнизона, а все остальное время — любой желающий за небольшую плату. Желающих было немало. Ежегодно в день рождения императора на ипподроме проводились соревнования лучников, победитель которых получал от «новорожденного» десять золотых солидов и, как в старые добрые древнегреческие времена, лавровый венок, а еще возможность стать городским стражником. Последнее ценилось больше, чем первые две награды. Стражник на городских воротах будет иметь и солиды, и лавровые венки пучками. Смотритель, тучный мужчина, получив деньги, обычно сидел под дощатым навесом на южной стороне стрельбища, густым басом отдавал команды молодому хромому рабу, который обслуживал лучников, и с неподдельной радостью комментировал неудачные выстрелы.

Моим подопечным было от одиннадцати до тринадцати лет. Обычно начинают обучение лет с семи. Сперва учат технику на маленьком луке, а потом — натягивать большой. Этих тоже уже чему-то научили. К моему сожалению, потому что переучивать труднее, чем начинать с нуля. Их учили стрелять средиземноморским способом, то есть натягивать тетиву указательным, средним и безымянным пальцами, а не большим при помощи указательного и среднего, как кочевники. Переучивать не стал. Это заняло бы слишком много времени. Больше занимался отработкой навыков натяжения тетивы и прицеливания. Наиболее правильным считается натяжение до полного сгиба правой руки на уровне чуть выше плеча. Тогда пальцы оказываются возле мочки уха или у конца правой челюсти. При этом локоть смотрит вверх, а не вниз, как привычнее. Одни считают, что прицеливаться надо с левой (внешней) стороны лука левым глазом, наведя наконечник стрелы на мишень, которую рукоять лука должна закрывать правому глазу. Другие считают, что правым с правой (внутренней) стороны. Третьи, к которым отношусь и я, что надо обоими глазами: левым с внешней стороны, правым с внутренней. Прицеливание производится, когда тетива натянута до половины, после чего резкое натяжение до упора, пока наконечник не коснется большого пальца, и выстрел. При стрельбе с дистанции до первой линии наконечник наводится на середину цели. С нее и до второй линии — через указательный палец левой руки, державшей рукоятку, на вершину цели, чтобы учесть снижение стрелы во время полета. Со второй линии и еще метров на двадцать — через средний палец. На двести шагов — через безымянный. Через мизинец стреляют только очень опытные лучники, каковыми мои ученики вряд ли станут. Вершиной цели считается ее верхний правый угол.

Заодно научил их выбирать хорошие стрелы. Сейчас их делают из сосны, ели, кипариса и, реже, потому что встречается здесь не часто, березы. Старые деревья лучше, потому что плотнее, крепче. Древко должно быть без шероховатостей и зазубрин, иначе поранит руку. Наконечник приделывали к той стороне, которая ближе к корню, а ушко делали с той, что ближе к вершине дерева. Для оперения лучшими считаются перья хищных птиц, включая чаек. Обычно делали в два пера, но встречал варианты в три, четыре и даже шесть. Не сказал бы, что последние были в три раза точнее. Гораздо важнее было правильное расположение на древке, одинаковая длина и ширина (у легких стрел — узкое и короткое, у тяжелых — длинное и широкое) и изогнутость в одну сторону, чтобы стрела вертелась в полете, для чего перья брали с одного крыла. Те, что с левого, отклонялись в полете немного влево, с правого — вправо. Особенно ценными считались стрелы с оперением, приклеенным слегка винтообразно. Мастера, клеившие так оперение, встречались редко (я нашел в Константинополе только одного) и брали за свой товар на треть больше. Такие стрелы нужны для соревнований и понтов, а для боя и охоты сойдут просто хорошие.

К лету пацаны кое-чему научились. Первоклассными лучниками, умеющими стрелять на скаку, они, конечно, не стали, срок коротковатый, но на охоту и защиту крепостных стен их уже можно брать. Они даже поучаствовали в соревнованиях среди подростков, которые проводились, так сказать, для разогрева перед началом настоящих. Победитель получал солид и лавровый венок. Если взрослые выходили по десять человек и стреляли сначала с первой линии, а потом один победитель отбирался на вторую, то подростки стреляли только с первой, а победители выходили в следующий тур. Все мои подопечные вышли во второй тур и шестеро даже в третий из четырех, что их родители сочли большим успехом и одарили меня в меру своих скромных возможностей. Так что, если мои дела пойдут совсем плохо, можно будет устроиться учителем стрельбы из лука.