Вечный всадник
Шрифт:
«Лучше умереть самому, чем испачкать свою душу убийством другого человека», — говорил он. Кара могла только догадываться, что испытал бы отец, узнав про того незнакомца, что проник к ней в дом… да. Она могла только гадать.
«Насилие — для тех, у кого не хватает ума найти другой путь». Еще одно из его любимых высказываний, которое сейчас заставило ее улыбнуться, потому что отец никогда не встречался с Аресом. Всадник был совсем не глуп. Высокомерен, дерзок и властолюбив, но не глуп.
Кара рассеянно подняла руку и коснулась метки, которая начала пульсировать, когда
Так… это нехорошо. Определенно нехорошо, подумала девушка, ощутив знакомый запах. Так пахло в ее ветеринарном кабинете в то утро, когда она обнаружила его перевернутым вверх дном.
Так пахло от Хэла.
За спиной у нее раздалось приглушенное рычание, и у Кары волосы встали дыбом. Охваченная ледяным ужасом, она медленно и неуклюже повернулась.
И оказалась нос к носу с цербером размером с носорога.
***
Шах и мат? Она, черт возьми, поставила ему шах и мат?
Арес метался, как тигр в клетке. В нем росло раздражение, и не только из-за того, что Кара одержала над ним верх.
Она была в спальне, за закрытой на замок дверью, а он — в коридоре, и ему отчаянно хотелось войти. Арес почти протер дыру в гребаном каменном полу, а мочка его уха горела после ее укуса. Это было не больно, но произвело неотразимое впечатление на его член, который хотел такого же обхождения.
Насилие меня возбуждает.
Какую же чушь он сморозил. В основном потому, что это была правда. Для определения «кровожадный» существовала причина. Черт побери, все-таки это слово было вторым именем Ареса.
Не то чтобы он возбуждался от созерцания бессмысленного насилия. Но когда он находился в самой гуще схватки, когда в крови бил адреналин, а тестостерон выходил из-под контроля… с этим не могло сравниться ничто.
Ничто, кроме близости Кары.
Черт, ему хотелось войти в нее. Но то, что случилось потом, все испортило. Арес почувствовал, будто его сердце связано с агимортусом на ее груди. Это ощущение трудно было назвать эротическим… пока его сердце не заработало как бензонасос, перекачивая топливо из его тела в ее. На глазах Ареса кожа девушки начала излучать розовое сияние и, хотя он мог приписать происходящее гневу и, возможно, возбуждению, он ощутил, как в ней растет сила. От Кары исходила энергия, как от гребаной атомной электростанции, а Арес чувствовал, что слабеет.
Нет, не то чтобы слабеет… ощущение не было неприятным. Просто… непривычным. Арес утратил способность чувствовать враждебность. А что еще хуже, его мысли упростились донельзя — он даже засомневался, смог ли бы он найти выход хотя бы из торгового центра.
Раздались шаги, и Арес понял, что это Танатос. Понял по его тяжелой походке и буханью латных сапог.
— Я заглянул в храм Лилит, но Тристеллы и след простыл… Какого черта ты делаешь?
Арес громко и пространно выругался.
— Я идиот.
— Понятное дело, — ухмыльнулся Тан. Весельчак он был известный. — И все же что ты делаешь?
— Облажался. Я так облажался. — Арес ударил кулаком по стене и зашипел от боли. Он никогда не делал таких глупостей, потому что если навредишь
себе, то не сможешь сражаться. Конечно, кости, которые он только что сломал, срастутся за час, но все-таки. — Она победила меня.— Тебе понравилось?
— Опять не смешно. — Арес так стиснул челюсти, что едва мог разобрать собственные слова. — Кара знает, насколько она важна, и поймала меня на этом.
Дьявол, она несказанно его удивила. До этого девушка была робкой мышкой, боялась, что кто-нибудь выскочит и скажет «Бу!» — и внезапно показала зубки.
Наверное, агимортус оторвал ему яйца и пересадил ей.
Танатос рассмеялся, и Аресу захотелось выбить брату все зубы.
— Наконец-то кто-то взял над тобой верх. И не кто иной, как человеческая женщина.
— Иди на…
— Мне нельзя заниматься сексом.
— Я не шучу, братец. — Каждый мускул Ареса передернуло. — Я хочу ее.
Тан выгнул бровь, сверкнув серебряной серьгой:
— Тогда возьми.
— Это не так-то просто. Ей меня не вынести. — Арес продолжил ходить взад-вперед, его внутренности крутило, а член ныл. — Но она так смотрела на меня…
Со страстью? Слишком громко сказано. С жаждой? Слишком неопределенно. Но, черт побери, он чувствовал ее желание, представлял, как ее тело выгнется под его телом…
Танатос снова засмеялся, и Арес сжал кулаки.
— Ты можешь получить любую демонессу в подземном мире, стоит лишь щелкнуть пальцами, а сейчас ты хочешь человеческую женщину, но не знаешь, как ее заполучить. Прекрасно. — Тан склонил голову и поглядел на Ареса. — Как думаешь, ты хочешь ее, потому что она человек? В этом соблазн?
Резонный вопрос. Арес не был с человеческой женщиной с тех пор, как его прокляли. Он был вынужден удовлетворять свою похоть с демонессами, которые были похожи на людей. Полукровки были лучше всего — они, по крайней мере, были демонессами только наполовину.
— А это имеет значение?
Глаза Тана сузились, и он вмиг стал серьезным:
— Это не просто возбуждение, верно? Ты вот-вот лопнешь.
— Ага.
Возбуждение, флюиды мирового насилия, которые на него обрушивались, и злость из-за того, что тело, доспехи и оружие подводят его в присутствии Кары… Арес готов был взорваться. И это не шутка.
— Дерьмово.
— Да уж.
Танатос прислонился плечом к стене, и его поджарое тело приняло обманчиво расслабленную позу:
— Тебе нужно найти Подстрекательницу, чтобы расслабиться.
Арес запустил руки в волосы:
— Знаю.
Его тело жаждало освободиться от напряжения… с помощью хорошей схватки или секса, или того и другого. Чем дольше он жил с этим, тем большей опасности подвергал людей. Уже сейчас жители ближайших городов на материке вовлекаются в насилие, теряя самообладание. Чем дольше это будет продолжаться, тем дальше будет распространяться насилие.
— Я могу остаться здесь, а ты пока сходи в «Четырех Всадников».
Это было бы лучше всего. Он мог бы найти демонессу, которая не против грубого обращения, потому что сейчас успокоить его могло только это.
— Чёрт, — вздохнул Арес. — Так плохо мне не было с тех пор, как нас прокляли.
Около пятидесяти лет после того, как они стали Всадниками, Арес не мог контролировать свою демоническую половину и утопал в жестоких буйствах и сексе. Это было темное время для них всех. Настолько темное, что они очень редко говорили о нем. Тан — вообще никогда.