Вечный ястреб

– Она была королевой в нездешнем мире. И всегда побеждала, – сказал Гаэлен и заплакал. 

5

Ленноксу зашили плечо, вправили сломанную кость. Он сидел, прислонившись к дереву, серый от боли, но ни разу не застонал, только зажмурился и зубами скрипел.

Лейн, которому наложили швы на грудь, держался не менее стойко. Их отец Леофас не скрывал своей гордости; Бадрейг, отец убитого накануне Дрейга, прятал лицо в ладонях.

Счастливый Камбил, оставив Агвейна, которого уже не чаял увидеть живым, подошел и сел рядом.

– Мне жаль, друг. Право же, очень жаль.

Бадрейг, не поднимая головы, молча кивнул.

Касваллон вместе с остальными осматривал зверя. Тот, ощеривший кровавые клыки, даже и мертвый был страшен.

– Отродясь такого не видел, – пробормотал Касваллон, – и не приведи боги увидеть еще раз.

Могилу королевы отметили белым камнем – Камбил обещал, что позже на нем сделают надпись. После этого Бадрейг с пятью охотниками отправился назад к водопаду хоронить останки погибших мальчиков, Камбил же, Леофас и Касваллон остались со спасенными. Решено было заночевать на поляне, а назавтра, отдохнув хорошенько, двинуться в родную деревню.

Взрослых больше всего беспокоил Леннокс, потерявший много крови. Гвалчмай, оглушенный падением, долго лежал без сознания и не видел последнего боя Сигурни, но потом встал как ни в чем не бывало.

Вечером Леннокс улегся рано, надеясь, что сон избавит его от страданий. Остальные ребята сидели у костра и вели себя неестественно тихо. Агвейн потерял друзей и сам едва избежал их участи; Лейн уступил свое первенство бывшему жителю равнин; Гаэлен открыл в себе силу, о которой прежде не знал. Гвалч–мая события затронули не столь глубоко, но и он молчал, чувствуя, что его друзьям не хочется говорить.

Касваллон приготовил им наваристый суп. Его тоже обуревали самые разные чувства: он горевал по умершим мальчикам, гордился живыми, вступившими в бой со зверем, радовался тому, что его приемыш показал себя таким молодцом – кто знает, оказался бы он сам способен на это в возрасте Гаэлена. Мало того, его неотступно преследовали последние слова королевы. Он счел бы, что она бредит, не будь ее взгляд столь ясным.

Касваллон хорошо разбирался в людях и сразу понял, что умирающая воительница – великая женщина, наделенная не–обычайным мужеством и благородством. Он не удивился, услышав, что она королева.

Но каким королевством она правила и откуда могла знать его, Касваллона?

Она пришла из-за Врат. Что там, на той стороне?

Только Оракул знает. И еще Талиесен.

Касваллон отошел от костра, чтобы поразмыслить в одиночестве, но Камбил пожелал присоединиться к нему. Они вместе поднялись на высокий холм.

– Бадрейг окончательно сломлен, – тихо сказал Камбил, запахнувшись в зеленый плащ.

– Тут уж ничего не поделаешь.

– Я чувствую себя виноватым. Прошлой ночью я молился, чтобы Агвейн остался жив, и готов был отдать за его жизнь любую другую. Горе Бадрейга я разделил далеко не сразу.

– Это можно понять.

– Я не просил меня утешать! – вспылил лорд-ловчий.

– Я и не утешаю. Что, по-твоему, почувствовал я, увидав Гаэлена живым?

– Это не одно и то же. Ты привязан к нему, но он тебе не родной. Ты не видел, как он учился ходить, не слыхал его первых слов, не водил его маленьким на охоту.

– И то верно, – миролюбиво признал Касваллон.

– Тем не менее он настоящий герой. Твой Гаэлен доказал, что зовется горцем по праву.

– Да.

– Но лордом-ловчим ему никогда не бывать.

Касваллон повернулся и заглянул Камбилу в глаза. Тот смотрел мимо, в лес, но Касваллон хорошо понял, что он хотел сказать. Битвой командовал Гаэлен, подчинив себе и Лейна, и Агвейна. Именно из такого теста и создаются впоследствии лорды-ловчие. Камбил мечтал, что его место когда-нибудь займет Агвейн, но теперь его уверенность в сыне поколебалась.

– Будь доволен, что Агвейн жив, – сказал Касваллон. – Будущее само о себе позаботится.

– Но ты согласен, что не пристало низиннику возглавлять клан?

– Это решит совет, когда ты перестанешь быть лордом.

– Выходит, ты намерен заменить Агвейна этим мальчишкой?! – вскричал, покраснев, Камбил.

– Даже в мыслях не держу ничего такого, – вздохнул Касваллон.

– Меч нашел Агвейн.

– Кто же еще.

Камбил помолчал немного и встал.

– Никогда мы с тобой не подружимся, – молвил он с грустью.

– Ты видишь чудищ там, где их нет. Я не честолюбив, родич, и не строю никаких планов на своих сыновей. Свою судьбу они выберут сами, сообразно своим желаниям и способностям. Я хочу лишь, чтобы они были здоровы и счастливы в браке, все остальное вздор. Люди смертны, а в могилу с собой никто ничего не берет.

– Хотел бы я тебе верить, да не получается. Смотрю на тебя и вижу человека, который мог бы стать лордом-ловчим. Дети подражают тебе, у костров только о тебе и рассказывают. А что ты такое сделал? Воровал чужой скот. Что они все находят в тебе, Касваллон?

– Понятия не имею. Я этих басен не слушаю.

Камбил спустился в лагерь, а Касваллон сидел наверху и смотрел на звезды.

Холодное дуновение коснулось его затылка, но листья на деревьях даже не дрогнули. Касваллон оглянулся – позади стоял Талиесен в плаще из мерцающих перьев, с дубовым, увитым омелой посохом.

– Трое мальчиков погибли, – сказал Касваллон, освобождая друиду место на камне рядом с собой.

– Знаю. – Талиесен сел, опираясь на посох. – Королева тоже мертва.

– Кто она была? Как ее звали?

– Сигурни, королева-ястреб. Говорила она что-нибудь перед смертью?

– Обещала вернуться – так мне сказали ребята. А меня она приняла за знакомого ей человека.

– Причина всему – старик, известный тебе как Оракул. Могу лишь надеяться, что сумею это исправить.

– О чем ты?

– Скажи Оракулу, что ты со мной говорил. Скажи, что я велел обо всем тебе рассказать, но сам эту историю никому не рассказывай. Уговор?

– Уговор.

Мэг и Карен выбежали из дома, как только охотники показались на дальнем холме. Из других домов тоже выбегали женщины. Мужчины на полях бросали свои орудия и спешили навстречу охотникам.

Вскоре Камбил уже отвечал на вопросы своих сородичей, а Касваллон с Гаэленом пробирались сквозь толпу к Мэг. Она сжала ладонями щеки мальчика.

– Все хорошо, мой голубчик?