Ведьма западных пустошей

Бастиану казалось, что время потекло медленно-медленно, сделалось вязким сиропом, в котором тонут мушки. Вот Аделин падает в сиреневую мглу, вот за ней летит Бастиан, вот Бруни и Барчетти, и все они застывают в сиропе, и все на этом заканчивается…

— В чем моя вина? — спросил Бастиан, не сводя глаз с Аделин.

— В том, что ты хранишь возле сердца, — с улыбкой ответил убийца девушек. На его левом запястье Бастиан увидел татуировку: четки со Святым кругом. Мало того, что безумец, так еще и верующий.

Пришла ярость, давящая и тяжелая. Ударить боевым заклинанием — Молот Господень вполне подойдет, выбить мозги этой твари, испепелить его на месте, чтобы ни от его, ни от этих мерзких загадок осталась лишь грязная куча. Аделин? Он ведь может ударить так, чтобы ее не задело?

«Не могу, — подумал Бастиан. — Он в любом случае успеет перерезать ей горло».

— Отпусти ее, — с искренней болью произнес он. — Отпусти ее, возьми меня. Я ведь тоже тебе нужен, правда?

Взгляд убийцы девушек стал темным, непроницаемым — осенней водой, в глубине которой проплывали русалки: жестокие, злобные, разъяренные. Он вновь улыбнулся, и Бастиану подумалось, что человек, который держит Аделин в объятиях, давно мертв. Умер, сгнил, рассыпался прахом — и не понял этого.

— В чем твоя вина, Бастиан-уродец? — почти пропел убийца девушек. — В чем ее вина?

Сияние на его руке стало ярче, наливаясь кровью — чары, которые окутывали Аделин, рассеялись. Убийца девушек растворился в воздухе: только что был здесь — и уже нет.

Медленно-медленно, как сломанная кукла, Аделин упала у окна, беспомощно зажимая перерезанное горло. Капли крови пробивались сквозь ее пальцы, рассыпались болотными ягодами.

— В чем твоя вина? — рассмеялся призрачный голос. — В чем, Бастиан-уродец?

Глава 8. Море

— Врача!

Теперь, когда черные мучительные чары спали, у Аделин не осталось ничего, кроме ужаса, который скрутил ее внутренности ледяными руками. Комната качалась и плыла, потолок то взмывал высоко-высоко, то почти падал на нее, шея пульсировала и горела, и от пальцев Бастиана, которые зажимали разрез, плыли волны холода.

На мгновение все рухнуло в серый сумрак — Аделин даже испугаться не успела. Почти сразу же ее тряхнуло, она почувствовала прикосновения, много прикосновений, а затем пол, на котором она лежала, исчез. Должно быть, ее подняли и куда-то понесли. Должно быть, ее пытались спасти.

«Не убирай руки, Бастиан, — подумала Аделин, понимая, что это конец. Убийца девушек перерезал ее горло, оставив лишь загадки во мраке. Пальцы Бастиана, которые зажимали ее рану, были тем единственным, что удерживало ее в жизни. — Не убирай руки, пожалуйста».

Она вдруг увидела лес — поздняя осень с облетевшей листвой, бесконечно ясная даль, небо, которое забыло о солнце. Озеро еще не сковало льдом, и вода в нем была темной, студеной: Аделин заглянула и увидела плывущую человеческую тень. Смутно знакомая женщина смотрела на нее слепыми белыми глазами, и Аделин чувствовала этот взгляд, как ожог.

Где она могла ее видеть? Где они встречались?

— Врача! — прокричал Бастиан где-то далеко.

— Здесь! — откликнулся незнакомый голос с мягким приморским акцентом.

Аделин вытряхнуло в комнату, наполненную ярким южным солнцем — она увидела, что лежит на кровати, Бастиан по-прежнему держит руки на ее шее, а возле стены толпится все полицейское управление Инегена и какие-то незнакомые смуглые здоровяки, тоже в полицейской форме. Молодой мужчина в сером сюртуке склонился над Аделин, внимательно заглянул ей в глаза и со сдержанным восторгом сказал:

— Все, можете убирать руки. Как это вообще пришло вам в голову?

Холод пальцев Бастиана отплыл в сторону, и шея снова стала гореть, словно под толщей льда вспыхнуло пламя. Притихшая было боль ожила, страх сжал сердце.

— Бросил направленное заклинание, — ответил Бастиан, и Аделин поняла, что его буквально трясет от волнения. — Спаял края раны, этого хватило, чтобы продержаться до врача.

«Спаял края раны», — повторила про себя Аделин, вдруг почувствовала что-то влажное на лице и поняла, что плачет. Господи, Бастиан… Он спас ее, снова спас.

— Вы ее спасли, — подтвердил врач, и Аделин услышала звон инструментов. — Сможете теперь погрузить ее в сон?

На лоб Аделин легла рука — уже не ледяная, а полная живого тепла. Бастиан склонился над кроватью, и слезы потекли еще сильнее. Аделин смотрела на него и не могла отвести глаз. Ей хотелось смотреть и смотреть, и пусть бы его лицо было бы последним, что бы она увидела.

Большего и не нужно.

— Бастиан… — хотела было сказать она, но не смогла. Горло, язык, лицо наливались огнем.

— Тихо, тихо, — мягко проговорил Бастиан, и его глаза тоже сделались влажными. — Все уже хорошо, Аделин. Спи.

Когда Аделин проснулась, был уже вечер — южный, наполненный всеми оттенками золотого, синего и сиреневого. В открытое окно летел шум моря, откуда-то издалека доносилась легкая танцевальная мелодия, и Аделин подумала, что сон продолжается. Вот кружатся пары на открытой площадке, вот играет оркестр, вот в маленьком кафе накрывают ужин, несут подносы с креветками и доски с мясными пирогами, а вот Бастиан смотрит на нее со страхом и любовью…

Нет, это был не сон. Бастиан действительно сидел на краю кровати, машинально крутил в пальцах чехол с метательным ножом и смотрел куда-то в сторону, но было видно, что сейчас он далеко от этой комнаты. Аделин шевельнулась, и он тотчас же обернулся и встревоженно произнес:

— Тихо, Аделин, тихо. Лежи, тебе надо отдыхать.

— Я… — хрипло прошептала Аделин и поняла, что ей надо все объяснить, но она и представления не имеет, как это сделать. — Бастиан, я не знаю… как пошла туда… в склеп Моро…

Горло словно стиснуло огненной петлей, голос оборвался. Бастиан понимающе кивнул. Приподнялся, взял с прикроватного столика серебряный стакан с трубочкой и поднес к губам Аделин. Вода была ледяной и свежей, она прояснила разум и разогнала тени, и на мгновение Аделин сделалось невыносимо стыдно.