Ведьма западных пустошей

— Они ведь не поняли, — едва слышно проговорила Аделин. — Отцы девушек не поняли, кто мстит и за что.

Дасти посмотрел на Аделин так, словно она была умалишенной.

— Главное, что мы это понимаем, — сказал он. Прищурился на летящих чаек, задумчиво добавил: — Геверин, кстати, начал что-то подозревать. Но потом мы забрали Адайн Сили, и он решил, что не прав.

Аделин посмотрела назад. Они были в идеальном месте для того, чтобы спрятаться. Над морем нависали скалы, поросшие кудрявой зеленью, кругом не было ни души. Аделин подумала, что остров, возможно, необитаем.

— Отец Адайн был не при чем, — во рту поселилась горечь, и на мгновение Аделин показалось, что она задыхается. Дасти кивнул.

— Мне хотели подсунуть шлюшку, которая спала с волком Декар, — в его голосе прозвучало нескрываемое презрение. — И решили, что я почему-то должен считать это великой честью.

Аделин осторожно повела правой рукой, освобождая запястье и кисть из пленяющей сетки. Это придало ей сил и бодрости духа. «Бедная Адайн, — подумала Аделин. — Бедные девочки…»

— А Бастиан? — спросила она. — Что там не так сделал его отец?

Дасти усмехнулся. В круглом окошке кораблика вспыхнул золотой свет, и Аделин услышала низкое гудение — заработал артефакт, который приводит кораблик в движение. Ей было страшно даже представить, сколько он может стоить. И быстроходный, наверное — дети Лесного принца уплывут на нем на край света, и никто их не найдет.

«Но перед этим они убьют Бастиана и меня», — подумала Аделин с неожиданным спокойствием.

— Он не наказал виновных, — ответил Макс. — Он написал в отчете, что отец покончил с собой — но те, кто лишил его чести и жизни, так и не были наказаны.

— Это жестоко, — выдохнула Аделин, обернувшись к нему. Макс был безумен, но он был магом, и она, ведьма, могла бы достучаться до его сердца, сожженного ненавистью.

Макс неотрывно смотрел на нее — изысканный холеный джентльмен, в глазах которого клубилась тьма.

— Это справедливо, — твердо сказал он. — Жестоко убивать детей за то, что они рождаются с магией. Жестоко изгонять из города женщину с детьми.

Он вдруг заговорил так, словно Аделин должна была услышать его и понять:

— Мы скитались пять лет. Жили в крошечных, грязных комнатушках, мать хваталась за любую работу, чтобы прокормить нас. Мы болели, голодали, мы потеряли все, даже имена… А в это время настоящие убийцы нашего отца жили припеваючи и горя не знали. Эдвин Моро погиб, и они решили, что все сойдет им с рук.

— Макс, — окликнул Дасти. Макс посмотрел на брата, и Аделин заметила, как нервно дрогнули его ноздри.

— Готовься, Макс, — произнес Дасти. — Он уже идет.

***

— Там… — Мари заливалась слезами, прижимала пальцы одной руки к губам, а второй показывала в сторону открытого окна. — Оттуда полыхнуло… темным. Темным, но огненным. И миледи, Господи Боже, миледи… Она…

И служанка разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони.

— Аделин втянуло в эту тьму, — подал голос Уве. Бастиан машинально отметил, что он абсолютно спокоен — видимо, у него просто не было сил на страх за сестру. Уве казался не живым человеком, а вылепленной из воска статуей.

— Открыли проход и забрали ее, — сухо произнес господин Арно. Он прошел по комнате, выглянул в окно, провел ладонью по подоконнику, быстро осмотрел углы, и Бастиан подумал, что привычная работа помогала полицмейстеру успокоиться и сосредоточиться. Он переживал за Аделин, как за родную дочь. — Будут держать как заложницу. Если бы хотели убить, то убили бы здесь…

Господин Арно запустил руку в волосы и сокрушенно признался:

— Я уже ничего не понимаю.

— Вы правы, — глухо откликнулся Бастиан. Если Аделин действительно нужна Максу Моро в качестве заложницы, то с ней все будет хорошо. Ну а если нет, если он просто решил расправиться с ней…

Бастиан стиснул челюсти и отдал себе приказ: быть спокойным, отстраниться от того, что Аделин сейчас в руках убийцы девушек. Его волнение ничем не поможет, только сослужит дурную службу, можно сорваться в самый ответственный момент.

— Плохо, что мы не успели поставить их под охрану, как вы предлагали, — сказал Бастиан, бросив взгляд на господина Арно. Вспомнились слова отца: «Представь, будто тебя окружает ледяной панцирь. И с каждой секундой он становится все толще и толще».

— Плохо, — согласился полицмейстер. — Что будем делать?

Бастиан прошел к окну, выглянул — вечерело, сад тонул в сиреневых и розовых тенях. Какая же все-таки силища у этого Макса Моро… Доктору Холле следовало придушить его подушкой.

— Вы — оставайтесь здесь и не покидайте комнату, — ответил он. — С него станется вернуться и захватить еще одного заложника… или окончательно расправиться с Уве. А я пойду… — Бастиан выдернул из воздуха тоненькую золотую нить остаточных заклинаний и со свирепым удовольствием подумал, что этого достаточно, чтобы открыть проход, — за ними. И надеюсь, что мы вернемся живыми.

— Убейте его, — с какой-то легкостью произнес господин Арно. — Просто убейте.

Бастиан кивнул. Обменялся рукопожатием с полицмейстером и офицерами и подумал, что за такое недолгое время они стали настоящими друзьями.

— Хотел бы сказать, что все будет хорошо, — произнес Шанти, — да вы это и без меня справитесь. Возвращайтесь скорее, вашбродь!

Тьма прохода обняла Бастиана и потянула вперед. Золотая нить остаточного заклинания, что оплела его пальцы, трепетала во мраке, словно огонек церковной свечи, который все-таки не мог развеять эту тьму. Бастиан падал и вдруг…

Тьма не растаяла. Она лишь отступила от Бастиана, сделавшись неаккуратной рамкой, что обрамляла картину его воспоминания. Бастиан увидел солнечный сосновый лес, который начинался у столичных окраин, узкую дорожку, засыпанную иголками, и самого себя — совсем молодого, дерзкого до наглости, только что после второго курса.

— Что ж, — с улыбкой сказал отец: Бастиан всегда чувствовал улыбку в его голосе, даже когда не смотрел на него. — Давай посмотрим, чему тебя удалось научить.

Отец был здесь, он был жив, и Бастиан едва не разрыдался от той горькой любви и тоски, которая сейчас стиснула его сердце. Спустя два месяца после этого дня отец умрет в своей постели — просто остановится сердце… Но в следующий миг тоскливое понимание грядущей потери ушло, и Бастиан уже мчался по дорожке за отцом, не переставая удивляться, как ему удается бежать таким легким, упругим шагом в его-то шестьдесят.