Ведьмин дар

Илья удивил, с готовностью согласившись:

– Делай. Хоть сейчас, если это неопасно для дороги. Мне скрывать нечего. И так будет проще состыковаться.

Я вздохнула и призналась:

– Илюх, бабушка просила тебя беречь и ни во что отступническое не впутывать. Я обещала. И как состыковать обещание, данное человеку при смерти, и твоё дикое стремление самоубиться с особой жестокостью?

– Очень просто, – его глаза снова улыбнулись, – работать вместе. Вместе у тебя будет шанс выполнить обещание и сберечь меня. А врозь – нет.

Я честно и напряжённо сочиняла достойную реплику минут пять, наплевав на то, что Илья бросил дорогу, опять обернулся и с интересом наблюдал за моим мыслительным процессом. Ответ придумался только один, примитивный и безнадёжно констатирующий факт:

– Засранец.

– Забыла сказать, что весь в бабку, – хмыкнул он.

– Нет, твоя бабушка была женщиной мудрой, осторожной, понимающей и рассудительной, – проворчала я, поёрзав и чуть сменив положение вытянутой, насколько позволяло место, больной ноги. – А ты…

Ощущение опасности накатило морским прибоем. Безмолвное движение бугра волны, мгновенное перемещение далекого и безобидного с виду водяного валика – и резкий выплеск, и грозный рёв, и оседающие на лице солёные капли. Я даже ладонью по щеке провела, столь сильным было чувство, что меня обрызгало. Посмотрела на сухую руку, быстро сложила дважды два…

– Тормози.

Илья без споров остановился на обочине и вышел из машины. Открыв дверь, я выбралась наружу и замерла, прислушиваясь, принюхиваясь, всем своим существом вбирая повисшее в воздухе напряжение. А оно разливалось ощущением скорой грозы – душным воздухом, притихшей природой, чёрной полосой туч на горизонте. Закрыв глаза, я слушала шелест сухих трав и желтеющей листвы, чириканье одинокой птахи, вялый шёпот ветра и глухое пыхтение ползущего параллельно трассе товарняка.

– Они знают, – пояснила тихо. – Знают, нашли и ждут.

Не ошиблась Анюта. К сожалению. Надо избавляться от бесполезной оседлой привычки думать об этом завтра, и поскорее. Хорошо хоть, четыре года «мирной» жизни не расслабили до потери рефлексов.

– Куда? – коротко спросил Илья.

Если бы я была наблюдателем, то по следу бы не пошла. Нет, преследование отступниц – это всегда вероятность грандиозного минного поля. Если бы я была наблюдателем… я бы опередила и ждала на месте. Или рядом. Так, чтобы и на обитательниц приюта не нарваться, и намеченные цели ликвидировать. Глупо верить, что наблюдатели чего-то не знают. Они просто боятся лезть в осиное гнездо. Но – знают. И, ясно дело, наблюдают.

– Поедешь другой дорогой, – я достала из кармана куртки «навигатор» и разложила лист на багажнике. Бумага сразу вспучилась жгутами двух дорог – автомобильной и железнодорожной, лесными рощицами и пятнами желтеющих полей. – Смотри, мы здесь. А приют находится здесь, – я показала место на карте, и вдоль него поползла пунктирная линия, обозначающая невидимое. – Ворота – здесь. И недалеко от них нас и ждут, зуб даю. Но кроме ворот есть пара калиток – здесь и здесь. По бездорожью ехать, конечно, то ещё «удовольствие»… но у тебя же наверняка есть какая-нибудь приблуда на случай, если. Кто-нибудь из твоих подопытных способен дать в глаз наблюдателю? – уточнила на всякий случай.

– А ты? Метлой?

– Нет, на танке… Так способен?

– Разберусь, – сухо ответил он, щурясь на бумагу и запоминая ориентиры – поле да две редкие рощицы, меж которыми притулился приют отступников. – Прорвёмся.

– Если что, тарань стену, – посоветовала я, сворачивая лист. – Случалось, стена сама открывала проход ведьме с даром. Только своих подопытных оставь за защитной стеной. Или усыпи покрепче. Помнишь, кто стал основой приюта? Так блюди территорию.

Аня никак не отреагировала на внеплановую остановку, продолжая крепко спать.

– Её часом не заколдовали? – Илья, едва вернувшись за руль, выглянул в окно. – Эф, проверь. Спит, как убитая.

Я заглянула в салон с заднего пассажирского кресла и прислушалась. И снова услышала – звонкая капель, убаюкивающий шелест дождевых струй.

– Нет, она… – я замялась, подбирая нужные слова. – Она… общается. С наставницей. Мёртвые знают обстановку лучше живых. И лучше нас понимают, что делать, – и взяла трость, умолчав о своей просьбе. – Удачи, Илюх.

– До встречи в приюте, – он кивнул.

Я захлопнула дверь, и через минуту машина пьяной улиткой сползла с трассы на обочину. И я велела себе верить в лучшее. Илья – действительно не только внук Удавки, не просто родная кровь. Справится. А мне пора собираться с силами и идти разгребать собственноручно созданные проблемы.

…сколько меня предупреждали старшие ведьмы: ежели гадаешь и предполагаешь – думай о том, что проще, легче и безопасней… Но как о стенку горох. Лёгкие пути мне не давались совершенно. Начиная с того, что я в них не верила, и заканчивая… видимо, натурой. Или кармой. Или естественной расплатой за искусственную удачливость. Или бумерангом за многочисленные отступнические гадости. Или…

Заключив себя в квадрат, я стукнула пяткой трости по его центру. Мигнул охровый «змеиный глаз», и крайняя часть трассы превратилась в ленточный эскалатор, унося меня вперёд. Опершись на трость, я щурилась на ясное синее небо, вспоминала недавний морской прибой и считала возможных противников. И хоть бы одного наконец живьём взять…

Глава 4

Всё – или волшебство, или ничего.

Новалис

Место для засады Анютины фанаты выбрали изумительное – чистое поле. Пройдя последний километр пешком под покровом невидимости, я остановилась на обочине и покосилась на безобидный пасторальный пейзаж. Как и обещала баба Люба, все любители загородных прогулок завязли в её болоте, трасса пустовала, и я безбоязненно вышла на середину, изучая диспозицию.

Ссохшаяся под палящим солнцем недавно жаркого и удивительно длинного для Сибири лета трава, затянутое перистой дымкой небо, срывающаяся в короткий обрыв трасса, одиночные пыльно-жёлтые кусты по обочине. И всё бы ничего, но здесь так шумели… Сопели, тяжело дышали, возились. И, прости господи, воняли. Последнее августовское солнышко не спешило сдавать свои позиции осени и пекло нещадно. Я в расстёгнутой косухе вспотела, пока добиралась, а фанаты тут сидят часа три, если не больше.

Я насчитала пятерых и неопределённо хмыкнула. Наблюдатели на моей памяти давно не имели дел с ведьмами, владеющими несколькими сферами силы, да и те попадали в их руки уже выжатыми после схватки с палачами, а я не спешила расставаться со своими секретами даже в пыточных. После нескольких лет жизни в постоянной боли это последнее, чем меня можно напугать и сломать. Они позволяли мне творить искусственные «угли»: дескать, чем бы дитя ни тешилось, всё равно скоро сдохнет. Или, что вероятнее, ощущая скорую мумификацию, наконец, расколется.