Ведьмин путь
Шрифт:
И я смекнула. Похоже, это вторая «голова», и все побитые Данькой пацаны – ее дети. Вторая «голова»... В прозрачном пространстве «рудимента» было так много следов, что сразу не понять – не разглядеть нужного. Я просто... почувствовала.
Женщина сглотнула, сжалась, спрятав руки за спину и поспешно творя что-то мерзопакостное, коротко и нервно скомандовала своим: «Выполнять!» и пошла к «пчеле». Да, я так же шла на прижигание «угля», но на «рыбу» смотрела без капли сочувствия. Семён интеллигентно придержал дверь, дождался, когда женщина скроется в кухне и внезапно повернулся ко мне. Он не видел... но явно чувствовал. И я услышала его встревоженно-тихий
– После этой твари я уйду, Злата... если смогу. Она – «голова». И может быть третья. Вы были правы. Не упустите. Они прячутся в домах-артефактах, больше негде. У меня почти не осталось сил. Убью, сниму заклятье с гостиницы и... попрощаюсь. Прошу, не упустите третью.
Дверь кухни захлопнулась и сразу же покрылась толстой коркой льда, перекрывая мне видимость. Пацаны-«рыбы» переглянулись и ринулись, толкаясь, выполнять задание. А я вдруг поняла, что в гостинице появился кто-то еще. Вернее, готовился появиться. Пространственные слои заходили ходуном, и мне стало... не по себе. Будь я в человеческом теле, сказала бы, что... щекотно.
– Дань! – я снова оказалась за спиной старшего крестника. – Быстро отсюда! Бросай всё и беги!
Он не ответил, занятый приближающимися «рыбами». Повел носом, хищно улыбнулся, изготовился... А сам – черный от синяков, на спине, не выдержав безумного напряжения, лопнула кожа, и левая лопатка сочилась темной кровью, пропитывая «шерсть» и штаны. А глаза – сплошная чернота расширившегося зрачка.
– Уши оторву, засранец! – я сорвалась на крик, ощущая новую дрожь пространства. – Уходи, сволочь! Убью нахрен!.. – закончила почти шепотом и в слезах от бессильной злости.
А Руна уже заканчивала с первым смельчаком. Перекусила сонную артерию и жадно вцепилась в шею.
– И маме всё расскажу!.. – других аргументов не осталось.
– Расскажи, – тихо ответил «лис». – Надеюсь, она будет мной гордиться.
Карина напитывалась кровью. Всё, что пила кошка, выходило из ее кожных пор мелкими каплями, тянулось к мертвой ведьме и окутывало ее кровавым плащом. И сильнее скрючивались пальцы на руках, и светлела синюшная кожа, и глаза наливались снежным серебром, и безумнее становилась улыбка. А когда Руна закончила и подняла голову, обернувшись на хозяйку, Карина сделала то, чего я боялась. Оборвала связь с питомицей. Кошка лишь тихо пискнула, когда мертвая ведьма чиркнула обледенелыми пальцами по полосатой спинке, и упала на бок.
– Ш-ш-ш, хорошая моя, – пропела Карина и вытерла сочащуюся из уголка губ сребристую кровь. – Ты будешь жить. А вот ты, – и ее голодный взгляд упал на вторую «рыбу», замершую в дверном проеме, – увы, дружок.
Стремительное движение, вздувшийся теневой плащ, и голова «рыбы» покатилась по полу. И я сжалась, видя, как, взревев от бешенства, Данька очень старается не дышать. Но от Карины волнами шла тьма такой силы, что «лис» не продержался и минуты – рухнул как подкошенный, закатив черные от боли глаза. Сработала Наткина подстраховка: чтобы не слетел с катушек от избытка тьмы... уж лучше в обморок. Тепленьким и в поджигающие руки «рыб».
– Защити его! – рявкнула я, оказавшись перед мертвой ведьмой. – Не отдавай им! Ты обещала!..
– Я обещала присмотреть за тобой, – она равнодушно отвернулась к столу. – И не отдать им...
Грохнуло. Со стороны кухни. Сунувшиеся за Данькой «рыбы» разом прикрылись снежной круговертью и присели. А вот кухня... опустела. В воздухе кружила черная труха… и одинокая пчелка. Насекомое описало в воздухе пару кругов и, презирая законы
природы, улетело в зиму, просочившись в оконную щель. И на сцене наконец появилось новое действующее лицо.Пожилой старик с горделивой осанкой вышел, раздвинув створки пространственного слоя, и величаво ступил на залитый кровью коридорный ковер. Заглянул с сожалением в пустую кухню, отметил улыбнувшуюся Карину и сухо велел:
– «Лиса» взяли. Руками. Он здоровый нужен.
– Нет, – я встала перед ним, опередив Карину.
Но меня или не увидели, или проигнорировали. Старик-«рыба» прошел сквозь меня, как через нечто незначительное и несущественное, и поднял правую руку, разжимая кулак. На сухой ладони, как могильные черви, шевелились скользкие плети тьмы.
– Прощай, ведьма.
Я знала, что это за заклятье, поэтому успела отскочить в сторону, а Карина приняла удар на себя с неизменной кровавой улыбкой хуфии. И это было последнее, что она успела сделать. Тьма разъела ее дух, выпив силу, за полминуты. Отставив на месте опасной нежити... ничто. Развоплощенную пустоту.
В коридоре нарисовалась, пыхтя от натуги, четверка «рыб». Мощное Данькино тело висело кулем, и я чуть не завыла от ярости, наблюдая, как старик отдергивает ширму пространственного слоя, и «лиса» утаскивают в неизвестность. И закрывают за ним дверь на все замки. Я знала свою магию досконально и понимала: не найду. Это рукотворное пространство, которое «рыба» сотрет не глядя, и от него не останется никаких следов.
А старик, проводив своих, зашел в мою комнату и почти сразу же вернулся в коридор, на ходу открывая шкатулку.
– Трус! – прошипела я бессильно. – Мог бы один прийти и честно сразиться со старыми друзьями! Положил толпу пацанов – и зачем?
– Давно хотел от них избавиться, – неожиданно ответил «рыба», рассматривая подковку. – Я в позднем возрасте получил силу, вместе с Семёном, и сберег самое ценное – мозги. А у этих, подрастающих, только магия на уме. Магия – и глупости от вседозволенности и мании величия. Они только и умеют, что все портить. С природной ведьмой перемудрили. Ведьму Смерти убили, хотя я велел живой брать. Пространственную с Пламенем спугнули. На тебя напали дважды – так сказать, «поприкалываться». А сами раскрылись. Надоели. Хлопот больше, чем пользы.
Подняв голову, он пристально изучил коридор:
– Где ты, ведьма? – и мягко, вкрадчиво добавил: – Выходи. Поговорим.
Не видел. Но попытался увидеть. Слои один за другим стали зарастать коркой льда, сужая пространство, запирая меня в «коробочку».
– Мне придется здесь немного... прибраться, – пояснил «рыба», – а ты нужна нам живой.
– А вы мне – мертвыми, – огрызнулась я, сжимая кулаки и ощущая, как накопившаяся злость жжет руки запоздалой силой, затапливает бешенством. И если бы я не спала, если бы можно было использовать хоть каплю моего безумия...
Решение возникло мгновенно. «Память «угля» – так окрестил «рудимента» Семён. И сейчас я – это оно, мое безумие. А для сумасшествия нет ни преград, ни запретов, ни шаблонов поступков, ни стереотипов заклинаний. Нет никакого «не могу». Есть только «хочу». Оно ничего не оправдывает. Зато всё разрешает.
Хочу. Убить тварь.
Мои руки засияли охрой, и, не раздумывая, я врезала по ближайшей ледяной стене, и она пошла трещинами. Старик насторожился, заозирался, и я добавила по трещинам ногой – ударила, словно дверь выбивая. И подхватила осколки льда, заставив их замереть в пространстве. Между нами образовался проем, и «рыба» наконец меня увидел.