Ведьмин путь

На покрытом родинками лице появилось несолидное, почти человеческое изумление:

– Ты кто… такой? Что ты такое?

– Прощай, нечисть.

Осколки льда впились в долговязое тело, прошивая его насквозь. «Рыба» захрипел, уронив подкову, потянулся к силе, но поздно. Я сжала кулак, сминая пространство, кроша лед, и ударила. Как встарь обезоруживали ведьм – отрезая руки выше локтей. И еще раз, отсекая голову. И еще раз, помня о личе, превращая тело в кровавую кашу. И еще раз – за крестников. Доберусь, сволочи, даже если это будет последнее, что я сделаю перед полным выгоранием... И еще раз, выплескивая боль и ярость. И еще раз...

Ничего не было, ни отвращения, ни сожаления. Только глухая злость. И очень хотелось убивать, снова и снова. Мое безумие умело то, чего не умела я – убивать светом, черт знает, где, набравшись запретных знаний. Но, к сожалению, гостиница опустела. Я смотрела сквозь прозрачные стены и не видела ни души. За подковкой, конечно, придут... но у меня нет сил ждать. И совершенно нет времени.

Набрав в грудь воздуха, я крикнула:

– Разбудите меня!

А в ответ – тишина. И я потянулась к единственному существу, способному меня услышать – к сестре по силе. К Хозяйке. Пройдя сквозь гостиничные стены, я долетела до моста и вцепилась в ледяные поручи, шепча:

– Разбуди меня, сестра, прошу... Разбуди!

И Хозяйка услышала. И дала знать – знакомым гулким боем старинных часов. Оно полетело над замерзшей рекой, взметнулось к светлеющим небесам, зазвучало тревожным набатом в сонной тиши городских улиц. Я, зажмурившись, считала: раз, два, три... десять, одиннадцать, двенадцать, три...надцать. Четырнадцать?.. Часы били и били, презрев законы техники, и каждый звуковой удар казался всё ближе и ближе. И, проходя сквозь меня, он отдавался во всём моем призрачном теле подобием щекотки.

А потом на мои плечи легли холодные руки, и голос Хозяйки проворковал:

– Пора. Просыпайся.

А из-подо льда, там, где грозил вот-вот возникнуть тринадцатый дом, раздался глухой Филькин голос:

– Лёль! Это ты?

И я проснулась. Хватая ртом воздух, села на постели, огляделась очумело... и сначала отказалась верить самой себе.

Номер купался в солнечном свете. В теплых, дружелюбных лучах танцевали пылинки. По стенам расползались солнечные пятна. Комнату затопляло непривычное тепло. В приоткрытую форточку врывался беспечный свежий ветер. И – ни следа схватки. Даже шкатулка на месте. И ком Данькиных одеял на полу, кажется, еще хранил его сонное тепло, намекая – старший крестник просто ушел на кухню.

И на секунду я даже поверила. Пока не услышала из-под кровати тихий кошачий писк. И не ощутила легкую вибрацию стен. Всё случилось... не во сне. И они запустили дом-артефакт в работу. И даже прибрались на совесть, твари...

Выбравшись из постели, я первым делом нашла Руну. Осторожно вытянула за задние лапки из-под кровати и аккуратно ощупала полосатое тельце. Жива. Твоя хозяйка всё сделала правильно... хоть и не вовремя. Я уложила кошку в гнездо Данькиных одеял, нашла в кофре нужное зелье и капнула каплю на черный нос. Руна сжалась, запыхтела, но слизала лекарство. Короткая судорога – и кошачье тельце расслабилось, дыхание стало глубже. И ты будешь жить, полосатик... А я...

Спрятав кошку под кроватью, я встала и прищурилась. Стены гостиницы стали прозрачными, и я убедилась: дом активирован. (И еще и поэтому я отлично себя чувствую, да, хотя вчера явно переработала: и выспалась, и силы набралась – купалась в магии всё утро). Номера художника и Корифея по-прежнему пустуют. Никого, кроме меня, и... Анжелы. Хлопнула входная дверь на первом этаже, и псевдо-«белка», напевая, неспешно пошла по коридору. К лестнице. И на второй этаж. Ко мне.

С минуту я размышляла, ярости ли поддаться или пусть доложит, с чем пришла, и не без труда взяла себя в руки, ощущая бешеную пульсацию искусственного «угля». Пусть доложит. Размазать ее по стенке я всегда успею. А в том, что она шла ко мне, я не сомневалась. И отнюдь не договориться или объясняться. «Рыба» шла ставить условия. Но вот уйдет ли живой...

Наспех расчесавшись, скрутив волосы в хвост, и расправив мятый спортивный костюм, я привычно забралась на стол.

В дверь неуместно скромно постучались, и я, удивляясь самой себе, спокойно сказала:

– Открыто, Анжел. Заходи.

…не бойся. Выходи – не плачь.

«Рудимент» довольно потянулся, выходя из моей тени на полу и устраиваясь на стуле. Он рвался в бой. Ему явно понравилось работать с «рыбами».

И мне – тоже.

Глава 6

Боль рождает магию.

Кендалл Калпер «Соль и шторм»

– Парламентеров не убивают, – зачем-то заявила Анжела, замявшись на пороге.

Я хмыкнула и выжидательно подняла брови:

– Говори, с чем пожаловала. Или не морочь мне голову и проваливай.

Она бочком зашла и села на краешек кресла. На лице – ни одной родинки, только... скрытый страх. А будь она нечистью с магией, не боялась бы.

– Только «белка»? – протянула я, склонив голову набок.

– Я не обманывала, – девчонка зачем-то оправдывалась. – Всю правду сказала. Даже про бабулю.

– Которая однако оказалась не человеком, а нечистью. И что тебе предложили за работу? Магию?

– А что вам «лиса» предложила за присмотр? – Анжела нахохлилась и неожиданно показала зубы. – Вы помогаете ей, потому что обязаны жизнью. И я – тоже. Дадут магию или не дадут, знаете, мне фиолетово. Они – моя семья.

Я прищурилась. «Белка» сжалась.

– А что еще ты знаешь о моей семье? – мягко спросила я.

– Всё, – честно ответила она. – Даже то, чего вы не знаете, – и торопливо добавила: – Меня прислали всё рассказать и объяснить.

– Внимаю, – я вцепилась в край стола, но желание свернуть ей шею меньше не стало.

Когда правды совпадают, люди дружат, а когда разняться… убивают.

– Бабуля выслеживала «лису» давно, – поерзав, начала рассказывать Анжела. – Когда они решили вернуть нечисти магию, то сначала пошли за помощью к высшим. Искать тайники, отбиваться от наблюдательских ведьм, добывать нужные знания о волшебстве – подспорье нужно. Но высшие... – и она сморщилась. – Они такие... высшие. У них сил и способностей много сохранилось, а на остальных они плевать хотели. Не трогайте их, и всё тут.

Девчонка сделала паузу, ожидая вопросов, но я лишь смотрела на нее в упор. Вздохнув, она продолжила:

– А еще у «лисы» были знания. Те, которые большинство нечисти растеряло после ритуала... «лишенства». О старшинстве. Об «угле» старшинства.

Я напряглась, понимая. И вспоминая Данькины слова – о том, что эти их «угли» почти мертвые. А заодно вспомнила и демонстрацию: «уголь» на правой руке горит живым огнем, а на левой – растекается беспомощной кровью.