Ведьмина ночь
Шрифт:
Вдох.
И выдох.
— Помоги, — просьба шепотом. — Лечь… в тот день мне уйти надо было. Лес звал… беда там приключилась. Сушь пришла, а от неё и до пожаров рукой подать. Я позвала… помощников. Они Ясеньку мою тетешкали, пока я воду заговаривала… ушла на ночь, вернулась утром уже. Ночь такая, что иной не надобно, самое оно, силу тянуть да мир править…
Ведьмина.
О ней речь.
— А вернулась в пустой дом. И пахнет в нем ладаном, крепко, едко… тех, кто оставлен был, никого не осталось. И дочки моей…
Она сама ложится на лавку, руки вытягивая.
— Я… кинулась.
Идиот.
Что тут скажешь.
— И что будь я хорошей матерью, сама бы отдала. Что ей лучше в палатах княжеских, чем в хижине лесной…
…в которую их добрый папенька выставил.
Вот…
Злость разбирает. Прямо до костей.
— И что, коль люблю я дочь, то о ней думать должна бы. Я… разозлилась, да так, что сила моя едва ль не сорвалась… он и почуял, верно. Иначе заговорил. Ласково… предложил мне тоже в палаты вернуться. Поселиться в них, пусть и не женою, но хозяйкою, ибо жена его новая молода чересчур. Ей пятнадцатый годок пошел только… и помощь ей надобна. Что я могу-то и её держать, и дочь воспитать должным образом. И всем-то хорошо будет. Повинился… сказал, что не прав был, дочку забирая. Он умел очаровывать, полозов внук…
Она покачала головой и веки смежила.
— Кубок мне поднес… я и выпила… и уснула. А очнулась уже… тут очнулась, в доме своем. Лежу и шелохнуться не могу. А там, за стеною, голоса. Поют, выводят слова чужие… и ложится эта, дурная инаковая сила, оковами… а еще понимаю, что и он там, за стеною. Близок… но не дотянешься. Убить побоялся… проклятья посмертного… а тут…
Живьем похоронил.
Замечательная альтернатива.
— Чернорясых позвал. А они принесли что-то… что-то такое, что меня придавило. Он же кровью своею землю запер… да позабыл, однако, кто я… и что ходил он со мной в рощу заповедную. Кровь лил. И кровью делился. Кровью и связал воедино. Решил, что раз он веру отринул, то и клятвы с нею… а не бывает так. Не бывает. Клятвы остаются… я…
Она с трудом сделала вдох.
— Я дотянулась… до земли… до воды… до тех, кто был свидетелем слова его… справедливости хотела. Чтобы участь… как клялся когда-то… на двоих. Разделить. Радость… так и горе…
В общем, сам княжич виноват.
Лег в могилу.
Живьем, как полагаю. Хотя…
— А город? — уточнила я. — И город ты… убрала?
— Не я. Земля… землю держать надо было. И реки. Озеро. Реки, как сила моя выплеснулась, в волнение пришли. Озеро… поднялось. Земля опустилась. А там уж… он не хотел умирать. Он крови древней. И я… и дотянулись, сумели. Сила наша сплелась, перепуталась… наша, и та, что жрец принес, чужая… она ядом… источник… клятву принял. Исполнил…
Вдох.
И выдох. В груди свистит.
— Мать его… приходила… откупить пыталась… он тоже… тянули… дары богатые… только как? Я бы… и отпустила. Я простила. Давно уж простила… и сама глупа была, не поняла. И он… но не могу. Выйти отсюда не могу. И он тоже. Помоги.
— Чем?
— Освободи… дай уйти… он тут и я тут.
Я тут — и он… как… клялись. Вдвоем. Всегда вдвоем… до скончания мира…Голос слабеет.
— Как?
— Дверь… найди… отопри… ведьмина ночь… покажет сокрытое… найди… любую… одну дверь отопрешь, и все отопрутся… сними тяжесть, отпусти. Ты сумеешь.
Я?
Да вот что-то мне самой бы так в себя поверить, как она в меня верит.
— С чего вы взяли-то…
Бледная рука с трудом оторвалась от доски, чтобы дотянуться до лица моего. И пальцы коснулись, уже едва-едва теплые. А девица улыбнулась.
— Я тебя узнала…
Охренеть.
Глава 23
В себя я пришла там, на темном ковре из листвы. Солнце клонилось к закату, а стало быть, провалялась я у источника не один час. Но при этом чувствую себя великолепно.
Отдохнувшей вот.
Главное, в легких не хлюпает и вообще… я села, пригладив волосы. Поглядела. Дуб… в темноте кора его, листья слабо светились, этаким вот зеленоватым светом.
Биолюминисценция.
Или магия.
В общем, объяснение можно выбрать на свой вкус. Или не выбирать. Я встала на четвереньки. Потрогала ладонь, убедившись, что она зажила. Подобралась к источнику, который по-прежнему притворялся черным кругляшом воды. Даже потрогала, осторожненько так, предварительно распластавшись на земле, потому как падать туда снова категорически не хотелось.
Вода была холодной.
И я не удержалась, поймала каплю губами. Сладкая какая… и сила в ней поет. И не чувствую я от этой силы зла. Осмелев, я зачерпнула воду горстью.
Выпила.
Хорошо-то как… правда, Свята заждалась… если вовсе дождалась.
Я перевернулась на спину и уставилась на небо. Сквозь плотную крону дуба проступали отдельные куски его, бледно-лиловые, с характерной позолотой, намекающей, что до заката осталось всего ничего.
И надо бы вставать.
Но не хочется.
Вот что это было-то? Видение? От того, что в голову напекло? Почему бы и нет. Напекло же. И вообще, кто по лугам да без панамки разгуливает? Да в самый солнцепек. И главное, напекло — это куда более реалистичная история, чем эта затянувшаяся на века мелодрама.
Только… не получается поверить.
В солнцепек.
И видения.
Я со вздохом перевернулась набок. И на четвереньки. Меж листвы что-то блеснуло, и я, протянув руку, вытащила монетку. Ту самую, древнюю с виду, со стершимся краем, который с одной стороны вроде даже тоньше был. Со знаками непонятными.
— И что мне с ней делать? — я положила монетку у источника. — Мне чужого не надобно…
Укоризненное шипение стало ответом, а из плотной листвы вынырнула змейка. Такая вот… тоненькая, махонькая и золотая от носа до кончика хвоста.
Все-таки не привиделось.
Змейка свернулась вокруг монеты и, приподняв голову, уставилась на меня бусинами глаз. И что сказать-то? А главное, делать-то что?
— Что? — спросила я и протянула руку. Змейка скользнула на нее, я даже не вздрогнула. Ну… почти. Все-таки змея. А их я не боюсь, но опасаюсь. Прикосновение было сухим и горячим. А она обвилась вокруг запястья и затихла, притворяясь браслетом.