Ведьмы не хотят...

Смешок. Вздрогнула и посмотрела чуть выше. Губы изогнулись в усмешке, даже серые глаза и те откровенно посмеивались.

— А ты как погляжу из смелых, — ухмыляясь заметил Максим. Когда только проснулся и обернулся на меня? — Обычно мною восхищаются украдкой и за моей спиной. Хотя. — Выразительный такой взгляд в мою сторону. — Ты вроде как раз за моей спиной.

Вот как на такое реагировать? Будь он просто почти незнакомым красивым мужиком в моей постели, ответ был бы совершенно другим. Но у Марины мозги всё- таки проснулись, напомнили, что конкретно этот ещё и хочет тебя посадить. Понимал, что я невиновна, особенно с тем не спорил, но всё равно намеревался дело закрыть. На меня повесив. А потому улыбаться ему никак нельзя, так недалеко, чтобы вскружил голову и подсунул подписать чистосердечное. Нет уж, так дело не пойдёт!

Что делаем? Совесть так и не вернулась, а потому продолжая разглядывать голую мужскую грудь, решили хамить.

— Удивляюсь, сколько можно дрыхнуть, — как можно безразличней фыркнула. Получилось даже с раздражением, я прям молодец. — Ты как слон храпишь под боком.

Прокофьев рассмеялся. Пока таращилась, а глаз дёргался, мужчина сел, отчего одеяло, разумеется, сползло. Подался перёд и скользнул пальцами по моему подбородку, заставляя посмотреть себе в глаза. А не ниже.

— Сказала та, что всю ночь пыталась закинуть на меня ногу. От рук же совсем не отбиться было, а от тебя как от печки.

Гад. Почти отскочила назад, да наручники удержали. Максим дёрнул на себя, и я грохнулась сверху, его нос аккурат пришёлся в мою грудь. Красивый гад. Дерзкий. Грубый. Властный. Наручники ещё эти…

— Ты там о чём сейчас думаешь? — раздалось приглушённое.

— Дар свой используй, — отмахнулась. — Узнаешь.

— Мне и дара не нужно, чтобы понять.

Стоило, наверное, к его словам прислушаться. Я же решила проигнорировать и сначала с него слезть. Попыталась, вернее, запуталась ногами в одеяле, плюхнулась обратно, а он только посмеивался. И никак не помогал.

— Максим… как вас там, Георгиевич? А не соизволите ли, наконец, встать, если проснулись и вам так весело? Кто-то сейчас с голоду умрёт. И умыться охото.

Про третье утренне желание смолчала. За вчера хватило потрясений, а вот он меня под дверью отню-юдь не смущался. Сколько там на часах? Мне бы до полудня продержаться, а так самое страшное уже позади.

Логики Прокофьева не понимала. Совсем. У него, видимо, специфический склад ума и ход мыслей.

— Макс, — отозвался он. Ладони вдруг опустились на мою попу и сжали. Шумно вдохнула, а он уже перевернул нас местами и навалился сверху. — Только один человек зовёт меня по имени-отчеству.

И с таким серьёзным выражением на меня смотрел, как будто и не он меня лапал. Моя левая рука, в наручнике, по сути, оказалась зажата, второй же просто не хватило сил его оттолкнуть. От усталости ли, или вся решимость улетучилась, стоило ей упереться в горячую мужскую грудь… Мда, кто-то явно не пренебрегал спортзалом, интересно, каким…

Ёлки. Как всегда не туда! Максим самодовольно улыбался. Не поверю, что от него мой, видимо, голодный взгляд укрылся.

— И кто… он?

Похоже, мой вопрос, пускай и хриплым голосом, застал его врасплох. Удивлённо моргнул.

— Кто-кто?

— Кто тебя зовёт Максимом Георгиевичем?

Карине вроде вчера, но не всегда, да и с такой очевидной издёвкой в голосе.

— Мой отец.

И Макс резко отстранился, утягивая за собой и меня. Встал, спешно накинул висевшую на стуле чёрную рубашку и поволок в сторону ванной. Знаете, осталось впечатление, что на последний вопрос он отвечать не собирался, оно как-то само вырвалось, и теперь ведьмак о том сильно жалел.

Верно или нет, но решила не настаивать и пояснений не требовать. Если верить часам, мне ещё с ним четыре часа в замкнутом ограниченном наручниками пространстве уживаться. Вчера показало насколько оно сложно, ибо недовольство Прокофьева коснулось всего: от интерьера до содержимого холодильника. Аргумент, что на мне кредит, для него аргументом не был.

— Может, подвинешься? — никакой реакции. — Макс? Ма-а-акс!

Дело в том, что ванная у меня в ширину настолько маленькая, что у раковины едва ли помешался один человек. Этот же нелюдь не только умывался сам, но и притащил с собой меня. Если бы нормально встал, в принципе оба бочком могли и поместиться. Так нет же! В самом центре, ровно перед зеркалом и двигаться никак не собирался. Оттолкнуть боком тоже не получалось, отойти — не вариант, притянул обратно, пользуясь наручниками.

Моё несчастное утро только начиналось. После, рассевшись на моей кухне и отказываясь помогать, с меня потребовали завтрак. Мол, женщина иди готовь, так и быть, пододвину стул поближе к плите. Пораздражалась, да голод переубедил. К тому же повод для маленькой мести: не зря готовила, судя по всему, чуть-чуть лучше Нелли Леопольдовны. То есть та вообще не готовила, а я жарила яичницу и варила макароны. На этом всё.

Достала сковородку, разбила яйца, в общем, жарю, ничего не предвещало беды.

— Держи тарелку, — не оборачиваясь, сказала и протянула посуду куда-то назад.

— Макс?

Последнее вырвалось, когда тарелку отпустила и вдруг поняла, что её никто не подхватил. Секунда, и по полу разлетелись осколки, один едва не задел мою ногу, но успела отскочить. Споткнулась, пошатнулась и, отчаянно замахав руками, смела ещё и кружку, а сама свалилась на Прокофьева. Меня опять поймали.

— Взять не мог? — на моём лице отчаянье, устала от него, на его — ухмылка.

— Не видел, — невинно так. Как будто он тут вообще ни при чём.

— Магией бы поймал! — продолжила возмущаться, на что на меня странно посмотрели. Помедлили, а потом, как будто сообразив, продемонстрировали запястье.

— Да-да, помню.

На самом деле нет, но тусклый голубой блеск не заметить нельзя. Никакой магии, что у меня, что у него. Но это же надо было до такого додуматься!

— А никак иначе расследование тебе не велось?

И не надеялась, что он ответит. Скорее бубнила себе под нос, пытаясь вывернуться и подобрать осколки. Макс, разумеется, помогать и не думал.

— Если ты думаешь, что свести меня с ума — это выход, просвещаю, нет. Я просто взбешусь, но ничего не подпишу! Выходить, уже второй день никуда не выходила и с тобой в таком виде, — потрясла нашими руками, — не выйду. Мне хватило китайцев с фотоаппаратами. А то, что ты сейчас делаешь, настоящее свинство!

— Согласен, — невозмутимо отозвались за моей спиной.

Нет, он нарочно?

— Издеваешься?

— Ага.

Да ёлки-палки! За что оно мне? Устало вздохнула и принюхалась, вспоминая про яичницу. Рванула к плите, по пути посмеялась, как кое-кто чуть не навернулся со стула, не ожидая такой прыти. Успела, выключила и переложила на тарелки.

— Пошли к столу. Что ли.

Спорить Макс не стал, он скептически оценил содержимое тарелки только тогда, когда её перед ним поставили.

— Скажи-ка мне, Марина, — растягивая слога начал он. — А не яичницу ли мы вчера ели?

— Яичницу, — копируя и его тон, и выражение лица так же легко, как и он минуту назад, согласилась я.

— Тогда… — выразительно поднял брови и жест над тарелкой.

Как маленький, ей богу! Сегодня не едим то, что ели вчера, или это золотой сыночек просыпается?