Ведьмы.Ру

— Знаешь, сколько он стоит?

— И что, если дорогой, то травиться надо? Вообще пошли, я тебе чаю заварю. Ромашкового. Ромашка нервы хорошо успокаивает. Это всё деньги. Вот, когда не было, тогда приходилось как-то держаться друг друга, что ли. И мы другими были. А потом раз и вот. И не надо маяться, что на ужин делать, а можно кухарке отдать распоряжения. И Даньку нянькам поручить. А самой ноготки… познакомиться… пообщаться… просто полежать, послушать, о чём говорят. И заодно понять, что ты до тех, кто там говорит, не дотягиваешь. Что и ноготки надо не раз в неделю, и бровки, и губы бы изменить. И отдыхать, шопинг… и как-то закружило, а теперь… я себя такой идиоткой чувствую.

Машка остановилась.

— Знаешь, а я даже не уверена, что смогу плиту включить. Для чайника. Хотя там кто-то да дежурит… но я не хочу туда.

— Тогда без чаю обойдёмся.

— И без коньяка. Я вообще эту дрянь из дома выкину, — пригрозила Машка и села. — Данька, он же совсем ребенок.

— Маш! Ему тридцать скоро.

— Господи, я такая старая?!

— Ты молодая. Но ему скоро тридцать. Не совсем, чтобы совсем скоро, но вспомни себя в его возрасте. Или меня. Мы, конечно, дурили, но не так вот. А он будто и не понимает, чем это всё может обернуться.

— То есть, ты на него не злишься?

— Злюсь. И на него. И на себя. Думаю, а надо ли было так жилы рвать. Хотел, чтоб у нас всё было. А теперь вроде всё есть…

— А нас нет.

— Именно.

Машка всегда умела его понимать. И теперь глядела серьёзно так.

— Если вдруг со мной что, то тебе денег хватит. Тут я позаботился. А Данька как? Пусть и встанет во главе фирмы, но надолго ли? Как скоро его сместят, если просто сместят? А то ведь и подставить могут, и того хуже. Я ж ему не то, что дела передать. Я с ним в целом о делах заговорить не могу. Пытался! А по глазам вижу, что ему это не интересно. Вон, даже племянники…

— Хватит, — жёстко оборвала Машка.

— Чего?

— Не знаю, как Данька, но даже я устала слушать, какие замечательные у твоего братца сыновья.

— Так и есть.

— Ну да. И умные, и способные, и старательные. Сплошная радость папы и дяди.

— Маш…

— Что, Маш? Разве не так?

— Ты преувеличиваешь.

— Я? Я преувеличиваю? Да нет, дорогой. А давай вспомним. Вот в саду был утренник выпускной. Ты пришёл?

Антон честно попытался вспомнить.

— Не морщи лоб. Я тебе скажу. Не пришёл.

— Значит, занят был.

— Конечно. Ты всегда занят был для Данилы. А вот на Алёшкин почему-то время нашлось.

— Ты серьёзно собираешься вот в этих обидках ковыряться? Тогда не получилось. Потом получилось. Вот и всё.

Не всё, потому что в груди опять противно потянуло.

— Ну да… почему-то у тебя всегда так. Получалось. Не получалось. А помнишь, Данька начал боевыми искусствами заниматься? Ты хоть раз был на его выступлениях?

Ну вот зачем она начала.

— Не был, — произнесла Машка удовлетворённо. — Я сперва ходила, а потом стало вдруг некогда. Вот и болели за него няньки и охранник. То ли дело Алёшкины концерты. Это дело важное. Пригласительные получали и шли всей семьёй. А почему? А потому что тебе неудобно было брата подвести. Он ведь ждёт.

— Маш…

— А главное, что Данька ведь старался. И хвалили его поначалу.

Вроде бы как.

Наверное.

Точно. Он и грамоты какие-то приносил. Но да, было некогда…

— Только тебе ж было мало. Ты всегда вворачивал, что он недостаточно старается. Второе место? А вот у Алёшки всегда первое. Есть четверки в четверти? Алёшка же без репетиторов отличник. И я тоже дура, не лезла. Как же. Психолог запретил. Нельзя вмешиваться в отношения отца и сына. Нужно доверять. Делегировать. Набраться терпения. Я и набиралась. Терпения. А надо было взять бутылку… — Машка потрясла флягой. — И бахнуть тебе по лбу. Глядишь, мозги бы на место встали. И себе тоже бы. А помнишь, что было на его восемнадцатилетие?

Антон задумался и признался:

— Нет. Но машину подарил.

— Подарил. Это да. Только сам не приехал. Задержался. Подписывал контракт. Торговые партнёры… то да сё…

И глянула так, что стало ясно: всё она про торговых партнёров знает, точнее не о них, а о Заиньке… или тогда уже Котенька была? Какая разница. Тогда Антону дико не хотелось возвращаться на эту пафосную тусовку, которая никому-то по сути и не нужна была.

— Он эту машину через два месяца в хлам.

— А знаешь, почему?

— Потому что нажрался?

— И это тоже. Потому что Алёшке как раз тоже восемнадцать исполнилось. И ему ты машину подарил. Похуже, конечно, но зато ради этого дня рождения ты с Урала прилетел. На день, но прилетел же. И лично поздравил. Много хорошего наговорил. Особенно всем понравилось, когда ты заявил прилюдно, что гордился бы таким сыном.

Разве?

А по Машкиному взгляду ясно. Точно сказал. Ляпнул, конечно… мало ли, кто там чего говорит.

— И что предлагаешь? Повиниться, обняться и всплакнуть друг у друга на плече? Или вон к психологу сходить?

Раздражение колыхнулось там, внутри, рядом с сердцем, это сердце пробивая словно иглой. Выходило, что это не Данька дурак, а он, Антон Мелецкий. Но как? Он ведь не для себя это всё. И бизнес… бизнес постоянного внимания требует. Это как карточный домик на качелях, чуть отвернёшься, он уже и посыпался. И тогда все бы вернулись в задницу, в которой существовали до того.

— Да нет, — Машка глянула задумчиво. — Херня все эти психологи. Да и боюсь, уже не поможет. Но…

Она хотела что-то сказать, но зазвонил телефон.

Всегда он звонит в самый неподходящий момент. И Машка, глянув на экран, вздохнула:

— Милочка… как всегда точно чует.

Людмилу, супругу брата, Машка недолюбливала и когда-то эта нелюбовь даже веселила. Виделась в ней такая вот обыкновенная бабская ревность, доказывающая, что он, Антон, Машке не безразличен.

— Да, дорогая, — сказала Машка чужим светским тоном, от которого Антона прямо передёрнуло. А ведь давно бесила эта посторонняя малознакомая женщина, почему-то считавшаяся его женой. Он и развестись-то подумывал, но так, не всерьёз, потому что развод мог ударить по бизнесу. Да и зачем? Интрижку и в браке завести недолго. Благо, возможности позволяли.

И все так делали.

Тогда почему сердце опять ноет? И ощущение, что он, Мелецкий, ошибся? Когда? Раньше? Или сейчас вот.

— Данила? Нет, конечно, с ним всё в порядке… да не волнуюсь я. Как поругались, так и помирятся. В первый раз, что ли? Ну да… центр? Дорогой, — прозвучало до того фальшиво, что у Мелецкого зубы свело. — Тут Милочка спрашивает, что там с центром?

Ещё одна головная боль, причём совершенно неясно, что делать.

— Закрыт.

— Закрыт, — повторила Машка. — Войска?