Век кино. Дом с дракончиком

— Поймали?!

— Как сквозь землю провалился. Это не может быть костюмер?

— Я не рассмотрела сквозь метель, но, по-моему, нет… нет, он какой-то другой.

— Какой?

— Крупнее, не такой сутулый… пальто не такое. Вообще не знаю, не знаю! — выкрикнула Даша.

Тут Валентин заметил, что она дрожит.

— Пошли домой.

Поднялись, он отомкнул дверь, включил свет в прихожей, в других комнатах, огляделся: никаких «чужих» следов… А когда усадил Дашу в диванный уголок возле елки, заметил: в радужной полутьме с тяжелой, бездействующей сейчас люстры свисает черная петля — роковой его шарф, так полюбившийся маньяку. И она заметила и вздрогнула всем телом. Валентин подошел, рванул удавку, хрустальные подвески прозвенели печальным эхом из сказки про злого домового.

— Ему же не удастся нас запугать, правда? Такими детски-садистскими штучками… — Он отвязал шарф, распутал узел петли. — У нас есть преимущество.

— Какое?

— Мы пока что в своем уме.

— Я в этом не уверена.

Валентин сел на ковер у ее ног, облокотился о край дивана; она вырвала у него шарф и швырнула в угол за комод.

— Не впадай в истерику, ты девочка смелая.

— Да ну? Смелый человек не потерял бы от страха голос.

— Ты можешь мне объяснить природу своего страха?

— Не понимаю вас.

— Когда ты узнала, что твоя сестра погибла?

— Подошла к окну и увидела ее под фонарем.

— Когда именно?

— Вы убежали, я осталась одна. Послышались шаги.

— Ты подумала: возвращается тот, кто сказал: «Дракончик!»?

— Ничего не думала, совсем с ума сошла. А появился Серж. Бросился к окну, крикнул: «Убийца!» — и исчез. Тогда я подошла. Марина лежала на снегу, над ней склонился человек.

— Ты видела меня.

— Серж подошел к вам медленно и остановился в трех шагах.

— А где был Боря?

— Здесь. Он держал меня за руки.

— Даша, ты испытала сильнейший шок еще не зная о смерти Марины.

— Ну и что?

— Ты узнала тот голос?

— Нет! Не надо о нем говорить.

— Ладно. Только позволь заметить: голос тот и есть подсознательный источник твоего страха, твоей болезни.

Она с усилием усмехнулась.

— И после этого вы будете говорить о моей смелости?

Он пристально наблюдал за нею.

— Не каждый пойдет на опознание трупа в морге. Боря мог бы и один справиться.

— Он предлагал, но я еще не дошла до такого малодушия.

— Ты можешь об этом вспоминать?

— Об Алеше — про все могу. Его только что привезли, он был весь распухший, раздутый. Я не смогла ничего сказать, просто взяла его правую руку с обручальным кольцом и поцеловала.

— Вы все вспоминаете это золотое кольцо, даже Дмитрий Петрович.

— Да, со своеобразной такой резьбой, старинное… Вы сказали, Дмитрий Петрович? — Даша энергично потерла пальцами обеих рук виски, будто пробуждаясь; взметнулись волосы. — Это был он!

— Сейчас на улице?

— Нет, в больнице. Кажется, он! Как же я забыла…

— Даша, о чем ты?

— После морга мы поехали к Марине, и Серж подъехал. Она просто билась в рыданиях, никак не верила.

— Не верила, что муж убит?

— Ага, совсем стала не в себе. Принялась умолять, чтоб сверили отпечатки пальцев, вдруг ошибка… Я Сержу потом отдала Алешин бритвенный прибор.

— Ну а Дмитрий Петрович?

— Что?

— Ты начала про Дмитрия Петровича…

— Ах да! — Даша подумала и заговорила лихорадочно: — Я перепутала! Я не в тот день его в больнице видела, а после похорон! Именно после Алешиных похорон.

— Это очень важно, девочка. Давай по порядку.

— На кладбище он, кажется, держался в стороне, а на поминках сидел с Мариной рядом.

— Так случайно получилось?

— Нет, она сама выбирала то место, подальше от нас — мы втроем сидели: Серж, Борис и я. Вообще мне было не до чего, но как-то я заметила, что они тихо переговариваются.

— Дмитрий Петрович с Мариной?

— Да, да!

— Они выходили из-за стола?

— Вместе, по-моему, нет, мы на это обратили бы внимание. А по отдельности — может быть.

— Он с поминок уехал со всеми?

— Да, нас осталось четверо: я с Борей, Марина и Серж. Потом мужчины ушли. Я никак не могла заснуть, пошла на кухню помыть посуду. И услышала ее бред: «Алеша, прости!..» И вот эти цифры.

— Курс доллара, — пояснил Валентин. — Три тыщи девяносто пять рублей — на пятое декабря.

— Да не было у нас никаких долларов!

— Значит, появились в день похорон… Или… Смотри! Марина на кладбище что-то поняла про Дмитрия Петровича и шантажировала его на поминках…

— Замолчите! Это не ее роль.

— О, девочка! Деньги, большие деньги корежили и ломали людей будто бы поистине стойких. А сестра твоя была прелестна и корыстна, Серж подтвердил. И Боря.

— Про что это Боря…

— Она ведь была против вашей женитьбы со студентом.

— Какая там женитьба… Вообще не об этом речь!

— Хорошо. Марина говорила тебе про «страшную тайну», которая вас всех спасет.

— Ну не деньги же!

— Кто знает. Давай про больницу.

— Шестого декабря ее туда утром отвез Серж, а я приехала после лекций, просидела с час. А в вестибюле, уже на выходе, вроде бы промелькнул Дмитрий Петрович.

— Вроде бы?

— Там народу много толклось, я не обратила внимания, но что-то меня зацепило. А в садике перед входом белый «мерседес» стоял… Я его где-то видела.

— Ну, мало ли теперь по Москве белых «мерседесов»…

— Нет, я… — Даша потерла лоб. — Я его видела у нас во дворе — точно! У него одно крыло слегка покорежено.

— Когда видела?

— Не помню. Может, в день похорон Алеши. В общем, видела. И вчера возле «Страстоцвета».

— Это очень ценные сведения, Даша. Дмитрий Петрович настаивает, что твою сестру едва знал.

— Он и есть «дракончик», которого боялся Алеша?

— Возможно. Он весьма не прост. Хищник, который жаждет оправдаться.

— В чем?

— В богатстве. Трудно, конечно, представить, как купец тут плетет удавку или ждет свидания возле кладбищенского камня. Однако извращенец может быть и умным, и обаятельным в обычных обстоятельствах.

— Что за камень?

— «Запомни зеленый камень».

— Вы полагаете… мамин памятник?

— Он из гранита?

— Не знаю. Папа знал. Неужели…