Век Наполеона. Реконструкция эпохи

Впрочем, кроме льна, презервативы делали и из кишок животных. В 1666 году Английский Комитет по Рождаемости впервые назвал этот предмет «кондон», что было уже близко к нынешнему названию «кондом».

Из-за цены презервативы в начале XIX века были предметом некоторой роскоши – пользовались ими средний и высший классы, к каковым солдаты не относились. Неудивительно, что по отчету Дарю «венериков» в Первую Польскую кампанию в госпиталях было почти 16 процентов, а в Русском походе эти болезни будто бы свели в могилу около 15 тысяч французских солдат (по числу убитых – прямо Бородино какое-то).

Лечение любовных болезней в те времена отнимало порой не меньше сил, чем болезнь: тот же сифилис, например, лечили солями ртути, втираниями серой ртутной мази (хорошо всасываемой через кожу), арсенатом или йодидом калия и другими препаратами, способными вместе с болезнью убить и больного. Однако выбора не было – либо рисковать и лечиться, либо не иметь контактов с противоположным полом. Некоторые, и правда, предпочли последнее – например, Жан-Жак Руссо будто бы утешался мастурбацией.

Одним из знаменитых сифилитиков той эпохи был Стендаль: он заразился при первом же сексуальном опыте в 1800 году и с перерывами мучился всю жизнь. (Возможно, именно ослабление организма во время лечения сделало Стендаля таким впечатлительным – когда он попадал в красивые города, у него от этой красоты перехватывало дыхание, кружилась голова и даже начинались галлюцинации – в медицине это получило название «синдром Стендаля»).

Гонорея была известна еще с античных времен и тогда же получила свое название, которое в переводе на русский означает «семяистечение». Симптом был известен, а вот причины болезни – нет (возбудителя гонореи – бактерию диплококк – только в 1879 году открыл известный немецкий дерматовенеролог Альберт Людвиг Нейссер). Пишут, что Наполеону было трудно мочиться, в 1815 году для него это превратилось в целый процесс. Между тем один из признаков гонореи – задержка мочи из-за страха болей во время мочеиспускания.

Злопыхатели пишут, будто Наполеона не миновал и сифилис, указывая на чесотку, донимавшую его под Тулоном, как на один из признаков. Маршан приводит слова Наполеона, объяснявшего происхождение своей чесотки иначе: «Рядом со мной упал убитый артиллерист; я схватил его банник, чтобы стрельба из моего орудия не приостанавливалась, но заодно заразился от артиллериста чесоткой». (Это же объяснение дает в своих мемуарах Меневаль).

Другое указание на любовную болезнь есть у Андре Кастелло в биографии «Сын Наполеона»: ссылаясь на отчет прусского генерала Вальдбурга-Трушесса, сопровождавшего Наполеона на остров Эльба, Кастелло пишет, что император лечил себя от «любовной болезни» сам, прямо в карете, на глазах у вынужденных попутчиков. (Напомню, что тогдашние препараты надо было втирать в кожу). Врач императора пояснил Вальдбург-Трушессу, что заразился Наполеон еще зимой 1813 года в Париже. Кастелло относится к этому воспоминанию пруссака интересно: будто бы сомневается, но тут же указывает, что наличие «любовной болезни» отлично объясняет, почему Наполеон в первые дни апреля 1814 года не призвал к себе в Фонтенбло Марию-Луизу с сыном – «любовная болезнь означала измену, которую пылкая эрцгерцогиня, безусловно, ему никогда бы не простила».

Многие биографы полагают, что, соединившись с семьей, Наполеон имел неплохие шансы на сохранение французского престола за своей династией: при воцарении Наполеона Второго регентшей становилась Мария-Луиза, что должно было устраивать императора Франца, ее отца. Проект этот тем более вероятен, что император Александр Первый симпатий к Бурбонам не питал: он шел к Парижу через Аустерлиц, Тильзит, Бородино, Москву и Лейпциг, в то время, как они без особых хлопот и лишений просто ждали своего часа. Однако вместо того, чтобы призвать Марию-Луизу к себе, Наполеон постоянно оставлял решение за ней, зная при этом, что его жена «сделана из воска». В конце концов она покорилась силе обстоятельств: для Наполеона Первого это кончилось островом Святой Елены, для Марии-Луизы – герцогством Пармским, а для Наполеона Второго – титулом герцога Рейхштадского и смертью в 21 год. Если Наполеон, и правда, был болен и из-за этого опасался встретиться с Марией-Луизой, то он в полном смысле слова проебал – иначе не скажешь – и империю, и свою жизнь.

Если предположить, что в роду Наполеонов отлично знали об этом, тогда легко объяснить энтузиазм, проявленный Наполеоном Третьим (сын Луи Бонапарта и Гортензии Богарнэ), увидевшим на Всемирной выставке 1855 года в Париже процесс вулканизации резины, и первым делом организовавшим производство дешевых презервативов. Но история опять посмеялась над Наполеонами: первая массовая пропаганда «резинок» началась в немецкой армии, которая в 1870 году разгромила французов под Седаном и взяла в плен Наполеона Третьего.

8

Наполеону приписывают немало мифических болезней. Например, согласно одной из теорий, Наполеон болел эпилепсией.

Эта версия появилась еще в 1838 году, а в конце XIX века ее развил итальянец Чезаре Ломброзо, создавший казавшееся многим солидным учение о том, что внешность человека позволяет определять как физические, так и психические его болезни (он же считал, что по лицу глазам и форме черепа можно разглядеть преступника). Ломброзо считал Наполеона эпилептиком из-за малого роста, глубоких глазных впадин, коротких ног, сутуловатости и по разным другим, не менее убедительным причинам. В России эту версию поддерживал Григорий Сегалин, издававший с 1925 по 1930 годы в Свердловске журнал «Клинический архив гениальности и одаренности». Версия об эпилепсии живет и сейчас, причем в подтверждение приводятся обрывки разных воспоминаний, которые однако при тщательном рассмотрении оказываются не о том.

Примеряют к Наполеону и более диковинные недуги. Так пишут, будто у него было гиппофобия (боязнь лошадей) и лейкофобия (страх белого цвета).

Да, у Наполеона были проблемы с лошадьми – он был неуверенный ездок. «Император садился верхом на лошадь очень неизящно, – пишет Констан, – и я думаю, что он никогда бы не чувствовал себя на ней в полной безопасности, если бы в его распоряжение не доставляли только тех лошадей, которые были уже безупречно натренированы. (…) Их тренировали выдерживать, не шелохнувшись, самые различные мучения, удары хлыстом по голове и ушам, барабанный бой и стрельбу из пистолетов, размахивание флагами перед глазами; к их ногам бросали тяжелые предметы, иногда даже овцу или свинью».

При этом в мемуарах есть множество упоминаний о том, как Наполеон ездил верхом – даже тогда, когда по генеральскому чину, а уж тем более императорскому сану, вполне мог передвигаться в карете. И было это не только на поле боя, где коляска все же выглядела бы нелепо: Меневаль пишет, как в конце января 1802 года Наполеон, осматривая строительство канала на реке Урк, проехал верхом почти 90 километров. Кстати, он потратил на это пять часов, а значит, ехал примерно вдвое быстрее, чем обычно ездили на лошадях. В общем, даже если он когда-то боялся лошадей, то, видимо, имея большую практику, притерпелся к ним как к неизбежному злу.

Боялся ли он белого цвета, установить вряд ли возможно (хотя при этом ему пришлось бы нелегко в парижских гостиных и во дворцах – ведь общепринятый цвет женских платьев был именно белый. Но если, и правда, боялся, мог ведь распорядиться, чтобы при его дворе все ходили, например, только в красном?). Те, кому эта версия нравится, утверждают, что именно из лейкофобии Наполеон предпочитал лошадей какой угодно масти, кроме белой. Однако в Милан после победы при Лоди Бонапарт въезжал на белом коне по кличке Бижу. Правда, потом найти белую лошадь под Наполеоном, и правда, не легко: при Аустерлице Наполеон был на Сириусе – серый в яблоках арабский скакун, при Эйлау – на сером в гречку (в крапину) Визире (он же был с императором на острове Святой Елены, а теперь чучелом стоит в Париже в Музее Великой Армии), на Эльбе – на вороном жеребце по имени Ваграм, которого звал еще «Мой кузен» (за это на него обижались его маршалы из числа герцогов и королей – к ним в письмах Наполеон также обращался «мой кузен»). При Ватерлоо под императором был светло-серый жеребец Маренго.

Однако Наполеон предпочитал лошадей не вороных или рыжих, а арабских – Маренго, Визирь, и еще десятки тех лошадей, которые готовились для императора под седло, были арабскими скакунами. Император выбирал не масть, а породу. Арабские скакуны были на тот момент лучшими лошадьми – жеребец Копенгаген, на котором с 1812 года ездил Артур Уэллсли (будущий герцог Веллингтон), тоже в ближайших предках имел арабов и был серой масти – одной из самых распространенных у этой породы лошадей.

Впрочем, версия о том, что император боялся белых лошадей, меркнет перед предположением о том, что Наполеон к концу жизни стал женщиной! Американский врач-эндокринолог Роберт Гринблат доказывает, что Наполеон погиб от болезни Золлингера-Эллисона, которая вызывается гормональными нарушениями. Однако аргументация Гринблата не слишком убедительна: он пишет, например, что с 1810 года нет ни одного достоверного подтверждения того, что Наполеон имел сексуальные контакты. Между тем уже почти двести лет известен тот факт, что Наполеон на Святой Елене соблазнил жену Монтолона Альбину и от этой связи была рождена девочка, названная с довольно прозрачной конспирацией Жозефиной. Ги Бретон, хотя и беллетризовавший историю, но всегда придерживавшийся фактов, писал в романе «Наполеон и Мария-Луиза»: «26 января 1818 года мадам де Монтолон произвела на свет девочку. Тотчас же все стали говорить, что у Орленка появилась сестра. По правде говоря, Альбина ничего не сделала, чтобы остановить пересуды. Напротив, когда ее посещали, чтобы полюбоваться очаровательной малюткой, она никогда не упускала случая с улыбкой произнести: «Она похожа на его величество, не так ли? Посмотрите, абсолютно его подбородок и его рука…».