Вековуха. Беляна из рода Рарога

— Прощай бельчонок. Свидимся ещё. Только не торопись.

— Как же я… без тебя…

— Ты не одна. С тобой весь лес, все мои знания, и моя сила… прощай…

Сон пропадал легко, словно был мороком. Глаза я открыла, когда на дворе было раннее утро. Я всё так же обнимала Ясву за плечи. Но едва я проснулась, то уже поняла, что ведьма испустила свой дух.

Ещё какое-то время, я лежала с ней рядом, осознавая, что меня уже никто не позовёт по имени

Глава 4. Одиночество

Я переодела ведьму в белую простую рубаху, надела на неё поясок-оберег, который когда-то сделала для неё, волосы заплела в косы.

Затем оделась сама, и вышла из избы, стараясь при этом не смотреть на лавку, где лежала Ясва. Надо было натаскать побольше веток и сушняка для погребального костра. Придётся трудиться целый день…

Было странно идти одной к лесу. Без Ясвы этот мир стал по-другому ощущаться. Стало пусто…

Когда я вошла в лес, я сразу же нашла пенёк, на котором ведьма всегда оставляла угощение. Я выудила из кармана краюшку хлеба и положила на пенёк. В этот момент во мне что-то сломалось, и я расплакалась прямо там. Я осела на колени и кричала в голос. А я уж думала, что совсем плакать разучилась.

Немного успокоившись, я встала, спросила разрешения войти и стала собирать хворост. Монотонные движения освободили меня от мыслей. Когда я связала очередную охапку хвороста и положила в сторону, то наткнулась на волка. Он стоял около собранных веток и глядел на меня своими человечьими глазами.

— Пришёл… — вместо приветствия проговорила я, утирая красный от слёз нос, — Ясва в избе ещё. Можешь проведать в последний раз.

Волк подошёл ближе и уткнулся в мои ноги. Его трясло. Будто он плакал…

Я села перед ним на колени и позволила волку положить свою голову мне на плечо и прижаться ко мне. Он вздыхал и тихо скулил, словно пытался говорить, но я так и не научилась понимать его. Ясва говорила, что придёт время и научусь…

— Всё… всё. Будет слёзы лить… — проговорила я, вставая на ноги. — Она бы не хотела, чтобы мы тут сопли распускали. Лучше помоги мне… одна не управлюсь.

Волк развернулся и умчался в темноту леса, только кусты слегка дрогнули за его лапами. Я вздохнула и вернулась к работе.

В лес я ходила шесть раз. Каждый раз приносила по три вязанки хвороста. За весь день, я так и не присела. Что уж говорить о еде. Дотемна мне уже не успеть…

Я разложила хворост на ровной полянке, сделала ложе из рубленых дров, которые были заготовлены к зиме, разложила хворост внутри и снаружи. Ещё бы три вязанки принести…

Я встала на ноги, осмотрела будущее место погребального костра. Скромно.

Затем я вошла в избу и взяла Ясву на руки. Она будто ничего не весила, такая лёгкая стала. Я с лёгкостью перенесла её на деревянное ложе. Украсила папоротником, цветами, и лентами.

Вдалеке, где-то в глубине леса протяжно завыл волк. Я обернулась на его зов и увиденное, заставило меня застыть на месте. В сумерках, из тёмного леса, ровным строем выходили странные существа. Каждый нёс небольшую охапку хвороста. Они проходили мимо меня, подходили к Ясве, кланялись и оставляли хворост. Среди всех кто пришёл, были лешие, кикиморы, мавки… и ещё много кто, кого я даже не знала. Вскоре погребальный костёр стал настолько высоким, что тела Ясву уже просто не было видно. Ко мне подбежал волк, держа в зубах яркий цветок, который источал тёплый свет, словно был искрой из костра. Я хорошо знала, этот цветок — это был Стёпка-огонёк. Много раз его видела.

Я взяла цветок из пасти волка и, подойдя к хворосту, положила его сверху. Искры вспыхнули сразу же. Огонь занялся такой сильный, что пришлось отойти дальше. Жар от костра обжигал лицо, было больно глазам, но я стояла и смотрела…

Свет от костра освещал всю округу и в круге света были только я и волк. Лесная нечисть стояла за кругом, потому что нельзя было к живому огню подходить. Спалит.

Костёр пылал, танцевали языки пламени, как живые, сыпал искры в разные стороны, словно светлячки, поднимались в небо и гасли…

До самого утра горел погребальный костёр. А когда стало всходить солнце, на поляне была только гора пепла. Лесная нечисть так же тихо ушла обратно в лес.

Я собрала все, что осталось от костра в берестяной короб, и развеяла с вершины утёса, над мрачным лесом, который тихо горевал вместе со мной.

В этот день я просто лежала на лавке, уткнувшись носом в стену, и старалась заснуть, чтобы забыть, провалится в темноту и не помнить, не видеть, не чувствовать.

Сон сморил меня неожиданно для меня самой. А когда я проснулась, то ещё долго лежала и смотрела на потолок, будто боялась нарушить ту тишину, которая царила в избе.

Но будет уже…

Ясва бы мне сейчас нагоняй устроила за то, что ничего не делаю. Травы надо засушить, грибы к зиме приготовить, мазь по баночкам разложить, да убрать…много дел.

Я встала с лавки, преодолевая непонятную мне усталость. Словно часть души с корнем выдернули. Я и правда чувствовала себя деревом, которое выдернули да бросили.

В этот момент в двери вошёл высокий мужчина. Не многим старше меня. На лице два косых шрама, волосы длинные чёрные, в хвост убранные, в простой рубахе, безрукавке тканной, да штанах темных не по телу. Скорее всего, чужие. Ноги босые были.

Я обвела мужчину взглядом. А потом снова посмотрела в его лицо. Глаза знакомые. Вот и сбросил волк свою шкуру…

— Здравствуй, — проговорил он хрипло. — Признала?

— Ну, здрав буди, волк. Что же заставило тебя ко мне человеком придти?

— Сам не знаю. Просто понял, что надо. Негоже тебе тут одной всем заниматься. Тяжело будет.

Я прошла к столу и села. Рукой указала мужчине сесть напротив. Он послушно сел за стол, но в глаза мне почему-то не смотрел.

— Как зовут тебя?

— Маар.

— Вот и познакомились… — слабо улыбнулась я. — А то всё волк да волк. Ну что же, раз ты решил открыться мне, то надеюсь, больше не будешь пропадать.

Но Маар ничего не сказал. Только кивнул как-то отстранённо.

И день прошёл в простых домашних делах. Маар натаскал мне воды, мы перебрали травы, подвесили их на балки под потолком, занимались грибами.

Я изредка поглядывала на мужчину. Он молчал почти всё время. Лишь иногда что-то спрашивал.

Я не могла сказать, был ли он красив и пригож. Было в нём что-то надёжное и доброе. Глаза чистые и открытые. Но очень грустные. Был он высоким. Меня выше на целую голову. По избе ходил, пригибаясь, чтобы не задеть балки. И ещё я часто смотрела на его руки. Ладони натруженные, но белые, с полосками мелких шрамов, и длинными пальцами.