Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни

– Зачем ты его сняла? – на самом деле заинтересованно спросила Лерил.

– Потому, что эта блондинка – не я.

– Раньше ты не предавала этому большого значения.

– Раньше я не знала, кем являюсь, и только сейчас поняла, какой королевой… нет, каким человеком, была моя мама. И если я хоть каплю, хоть по внешности, похожа на неё, то я не могу скрывать это, только из уважения и памяти к ней.

Повисла пауза, во время которой Вольфрам целиком погрузился в мысли. Девочка разглядывала собеседников, мисс Лерил только старалась сделать вид, что думает. Её глаза постоянно бегали от сложенным на коленях руках, к приятному и благородному лицу Эдварда Вольфрама.

– Вы, – тихо начала Алма, которой уже стало неудобно от тишины, – хотели что-то ещё?

– На самом деле да, – Эдвард встал, его лицо ничего не выражало, – ты должна всё равно носить кольцо. Это не наша прихоть или желание, но мы пытаемся уберечь тебя от чужих глаз.

– От чьих же? – тихо спросила Алма, теперь уже действительно не поняв его слов.

– Русалок, шелки, многих других обитателей моря.

– Что? Я думала, что русалки уже не живут здесь.

– Не живут, но приплывают сюда, – ответила Лерил.

– Когда?

– Например, на праздник, который мы устраиваем в конце каждого года.

– В конце этого декабря тоже?

– Ну, у этого же года будет конец. И дату мы уже определили, это будет 25 декабря. И я не думаю, что они захотят узнать, что нашлась пропавшая принцесса.

– Отлично, – с полным спокойствием и изобилием сарказма ответила Алма, – похоже, что дальше одиннадцати лет я не продвинусь. Потому, что группа народа, которым я должна была управлять, не захочет оставлять меня в живых.

– Алма, мисс Авроним не говорила о смерти, – подметил Эдвард.

– О, этом и говорить не надо, – холодно сказала девочка и посмотрела на директора, – в первый раз они ворвались во дворец и разнесли всё, что там только было, убили многих, я помню это. Теперь я помню всё.

– И ты хочешь так просто выйти и показаться им?

– Мне скрываться?

– Твоя мать умерла, оставшись в замке ради тебя, а теперь ты так просто отдаёшь себя народу? Тогда всё будет напрасно.

Об этом Алма не думала, но была рада такому вопросу Лерил, прозвучавшему раньше, чем девочка успела натворить глупостей.

– Но ведь Александр, Цеза… они уже видели меня такой.

– Мы их уже вызывали, разговаривали с ними.

– Они всё знают?!

– Конечно нет, – возразила Авроним, – они знаю короткую историю о девочке, которая не могла контролировать свои силы, и могла навредить другим, из-за этого пришлось создать тебе образ на двенадцать, иначе, за два года всё могло бы кончится плохо. А теперь ты уже научилась этому контролю, и, раз ты сдавала погружение и дистанцию, не только сдерживанию температуры, но и себя самой.

– Откуда вы знаете? А... ну да, всё логично, я же дочь Кальек Бейры. Но, почему я не могла превращаться в русалку сразу? Нет! Я конечно этому очень рада, ещё мне этого сразу не хватало, но всё же… почему?

– Ты начала превращаться, когда вспомнила то, что ты русалка.

– Понятно.

– Что-то не так? – напряжённо спросил директор Эдвард, потому, что тон Алмы не оставлял желать лучшего: злой, на границы срыва и одновременно холодный.

– Нет, всё хорошо, ведь по-другому и быть не может, – она натянуто улыбнулось, но вышло всё слишком естественно. Однако, Авроним и Вольфрам приподняли вопросительно брови не из-за тона.

– «По-другому и быть не может»? – растерянно переспросил Эдвард.

– Да, всё так, профессор.

– Хорошо, Алма, – тихо и слегка обескуражено ответил он, – можешь идти.

– До свидания, директор Вольфрам, мисс Авроним, – она по-обычному слегка улыбнулась на прощание и без единого звука «выпорхнула» из комнаты с лицом, даже забывшим уже, что есть слово «улыбка».

Она вернулась в жилой корпус, и уже через пять минут сидела в главной комнате с Николасом, Александром, Цезой. Рассказывать о том, из-за чего она сперва убежала, потом разбила зеркало, девочка не стала, да никто и не спрашивал. Минуту посидев сначала молчании, они не с того, ни с сего засмеялись, а потом последовала дружеская и милая беседа, которая, даже своим обширным краем не задевая чьих-то чувств. Все по прежнему называли девочку Ангелиной или Лииной, но вела она себя уже более открыто и свободно, не было того зажатия и концентрации на роли.

После ухода Алмы, в кабинете воцарилась пауза. Эдвард Вольфрам описал круг по периметру цилиндрической комнаты, вдоль шкафов, потом сел в обычное кресло гостя, напротив Авроним.

– Что скажешь, Лерил? – тихо спросил он.

– Не думаю, что она похожа на бабушку. Я знаю её почти год, она не такая, как Жалис!

– Да, но у неё те же выражения.

– Только они, Эдвард, не больше, – убедительно выдохнула женщина и подняла взгляд на глаза Вольфрама, – я никогда не замечала за её поступками какой-то ненависти, по крайне мере не ко всем, как это позже начало проявляться у Жалис.

– И к кому же у неё проявлялась ненависть?

– Ненависть – это, конечно сильно сказано, злость – подойдёт больше. К Курту Стронцию, Радону и Рачне Висмутам, с остальными она общается достаточно хорошо.

– Да, – ответил директор и сгорбившись задумался о чём-то, – Я начинаю понимать, зачем Кальек Бейра, отправив дочь к своему брату, омолодила её, стёрла года, а главное – оставила память о том, что не касается короны.

– Зачем же? – непонимающе спросила Лерил, и ещё пристальнее вгляделась в лицо Вольфрама.

– Обычное предположение, но Бейра собиралась показать людям другого мира не Алампию Уэльсу, а Алму… какая у неё фамилия по отцу?

– Вашингктон – её настоящая фамилия.

– Я не слышал о такой. Однако, продолжу. Она собиралась воспитать в ней человека, а потом уже королеву, и поэтому самый важный, и в тоже время незначительный факт о том, что она королева, Кальек стирает из её головы не задумываясь. Главное в человеке – человечность, остальное появится.

– Это похоже на мышления Бейры, но меня не только это волнует в её такой судьбе.

– Что ещё?

– То, что она часто упоминает человека, которого не видел никто, но по её словам: его видели многие.

– О ком ты, Лерил?

– О её отце.

– Тогда – это не удивительно. Бейра не выставляла отношения и свадьбу на показ, никто, даже её брат и отец, не знали, на ком же она остановила выбор.

– Но, это точно один из магов, иначе бы Алма не являлась Делоу?

– Да, но невозможно определить, кто именно, их очень, много.

– Думаю, что это уже не наше дело, Эдвард.