Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Процесс Верреса

Утром5августа при начале процесса огромная толпа теснилась I на форуме вокруг скамей, назначенных для судей, свидетелей и сторон. Веррес явился с Гортензием. Многие знатные сопровождали его; его походка была уверенна, вид его был дерзок; он был полон веры в хитрости, задолго обдуманные со своим адвокатом. К несчастью для него, его дело было не только процессом о взятках; в него замешалась политика, и Цицерон лучше Гортензия отдавал себе отчет в направлении общественного мнения. Когда документы и свидетельские показания, искусно расположенные молодым обвинителем, сделались известны публике, когда долгие мучения, испытанные Сицилией, были рассказаны на форуме негодующими свидетелями с преувеличениями, гнев, десять лет накапливавшийся в обществе против Суллы, реакции и консервативной партии, сразу вырвался наружу. Некоторые патетические показания свидетелей волновали публику до слез; другие возбуждали ропот негодования, иные заставляли испускать крики бешенства. К концу каждого заседания разоблачения, сделанные на форуме, немедленно распространялись по всему городу; искаженные, преувеличенные при переходе из уст в уста, они возбуждали всеобщее негодование. И на следующий день еще большая толпа теснилась на форуме, стараясь услыхать ужасные рассказы, кричала и возмущалась, даже ничего не слыша, если видела, что кричат и возмущаются люди, близкие к трибунам. Однажды свидетель рассказывал, что Веррес приказал распять римского гражданина, который напрасно кричал: «Civis romanus sum». Это был ужасный момент: толпа пришла в бешенство, и если бы претор тотчас же не прервал заседания, Веррес был бы разорван на форуме. Судили уже не одного человека, не правительство, не партию, а целую эпоху, и общественная совесть, так долго принужденная молчать, наконец облегчилась, срывая свое бешенство на этом несчастном пропреторе, случайно сделавшемся предметом ее ненависти, и заставляя его искупать не только свои проступки, но и все преступления, совершенные Суллой, его кликой, его реакцией. Бешенство народа было таково, что Веррес и его друзья, не ожидавшие этого, почувствовали себя приниженными и потеряли мужество. В течение тринадцати дней они пытались сопротивляться, но, видя что публика с каждым днем волнуется все сильнее, они поняли, что судьи не осмелятся оправдать обвиняемого. На четырнадцатый день, когда процесс был приостановлен, Веррес, чтобы спасти по крайней мере свое состояние, уступил битву и добровольно удалился в изгнание. [420] Он навсегда исчез по уединенной и мрачной дороге всеобщего забвения, в то время как Цицерон, сделавшись с этих пор одним из первых лиц в Риме, большими шагами пошел вперед по длинной дороге, озаренной солнцем славы. Ни тот, ни другой, поворачиваясь спиной друг к другу, чтобы идти по столь различным путям, не думал, что противоположные пути, избранные ими, заставят их еще раз, через двадцать семь лет, встретиться на краю одной и той же бездны.

420

Ciccotti. P. V., 171–194.

Лукулл в Азии

В то время, как это происходило в Италии, Лукулл проводил зиму 71–70 гг. в провинции Азии, правителем которой он был назначен и которую он нашел разоренной притеснениями, причиненными италийскими финансистами. Лукулл, изменившийся во многом, сохранил от своей юности отвращение старой родовой знати к финансистам. Возбужденный своими успехами, он старался со своим обычным жаром и энергией возобновить политику Рутилия Руфа, принимая меры к ограничению алчности откупщиков и не заботясь о том, каких могущественных врагов раздражает эта либеральная политика. [421]

421

Piut. Luc, 20.

Армянское царство

Он чувствовал (.ебя таким крепким, таким великим, столь уверенным в себе и составил e своем пылком уме обширный план: он задумал захватить и завоевать все царства Тиграна, цгря Армении и зятя Митридата, у которого последний искал себе убежища. Благодаря слабости римской политики в течение 50-ти последних лет, благодаря также последним событиям, вифинской войне и завоеванию Понта, отвлекшим римский сенат от всякого другого дела, Тигран мог в пятнадцать предшествующих лет завоеваниями, союзами, покорениями увеличить свою империю во всех направлениях. К северу он довел ее до Кавказа, где полуварварские племена албанцев и иверов признали его своим сувереном, в то время как на юге, востоке и западе он завоевал почти всю империю Селевкидов, равнины Киликии, Сирию, Финикию. Он отнял много провинций у парфян и подчинил сатрапов Великой Мидии, Мидии Атропатены и Гордиены. [422]

422

Reinach. M. Е., 310 сл.; Strabo, XI, 14, 15 (532).

Взятие Синопа, Амасии и Гераклеи

Лукулл хотел теперь распространить свою завоевательную политику на эту империю. Все же ранее нападения на Армению он хотел окончательно завоевать Понт, чтобы не иметь врагов у себя в тылу. Тем временем он послал своего зятя Аппия Клавдия потребовать у Тиграна выдачи Митридата, [423] уверенный, впрочем, в отказе, который явился бы предлогом для войны. Он двинулся весной 70 г., чтобы окончить осаду Синопа и Амасии, которые сдались осенью и которые Лукулл мог на этот раз, по крайней мере отчасти, защитить от грубости солдат, хотя в этих городах и было захвачено большее число пленных. [424] Гераклея весной пострадала гораздо более. Тупой и жестокий Котта осаждал ее с суши, в то время как Триарий, ловкий, но еще более жестокий, осаждал ее с моря. Взяв город, они безжалостно разграбили дома и храмы, захватили все золото, серебро и драгоценную утварь, вырезали или обратили в рабство все население. Они похитили даже чудесную статую Геракла, известную на всем побережье Черного моря своей искусно чеканенной палицей, львиной шкурой, колчаном и стрелами, которые были из массивного золота. Потом они зажгли город, и в то время, как дым от него поднимался к небу, римские корабли покинули порт, нагруженные до такой степени добычей, что многие из них потонули во время плавания. [425]

423

Plut. Luc, 21.

424

Reinach. M. E., 356.

425

Memnon, 51, 52.

Тигран отвергает требования Лукулла

Между тем был получен ответ от Тиграна: он отказывал в выдаче Митридата. Побуждаемый, по-видимому, своими советниками, страшившимися иметь в Митридате соперника, царь Армении не захотел принять его к себе и отослал, как бы в ссылку, в одну из отдаленных своих крепостей; но вместе с тем он не хотел уступить и требованиям римского вождя, опасаясь унизиться этим до положения царя-вассала. Теперь явился предлог для вторжения, которое должно было начаться весной 69 г.

X Завоевание Армении и финансовый кризис в Италии

Кризис народной партии в конце 70 г. — Вражда между Крассом и Помпеем. — Лукулл завоевывает Армению. — Битва при Тигре. — Лукулл и Александр Великий. — Бюджет римской республики. — Страсть к спекуляциям в Италии. — Злоупотребление кредитом. — Общая задолженность. — Первое появление демагогии в Риме. — Помпей, финансисты и демагоги соединяются против Лукулла. — Намерение Лукулла идти в Персию. — Первый бунт его легионов.

Кризис новой народной партии

В Риме 70 г. дурно закончился для народной партии. Помпей был до такой степени захвачен врасплох, смущен и приведен в отчаяние интригами Красса, что отказался от своего намерения заместить Лукулла и объявил, что после своего консульства он возвращается к частной жизни, [426] не принимая никакой провинции. Красс, довольный, что расстроил замыслы Помпея, также остался в Риме, отказавшись от провинции, которая дала бы ему гораздо менее, чем его спекуляции. Консерваторы, несколько успокоенные неудачей Помпея и магистратурами, которыми они овладели, оправились от своих беспокойств предыдущего года. Впрочем, со времени поражения Митридата империя была спокойна. Единственной войной, которая велась в этот момент, была война с критскими пиратами, после поражения Митридата напрасно отправлявшими послов в Рим с просьбой о мире. [427]

426

Velleius, II, 31.

427

Appian. Sic, VI, 1.

Лукулл вторгается в Армению

Один Лукулл не знал никакого отдыха. Весною 69 г. он предпринял завоевание Армении с двумя легионами и несколькими вспомогательным отрядами, азиатскими, фракийскими и галатскими, едва достигавшими в общей сложности 20 000 человек. [428] Он имел очень смутные представления о стране, где Митридат и Тигран, сделавишеся друзьями вследствие требований Лукулла, готовили против него сильную армию. Если, начиная завоевание Понта, Лукулл толковал в широком смысле приказания сената, то, вторгаясь в Армению, он окончательно открывал на свой собственный риск политику личной инициативы полководцев. Делая остановки только на ночь, не давая никакого отдыха своей армии, он быстро спустился к Евфрату по большой караванной дороге, пересекающей Митилену.

428

См. правильную критику Рейнаком (М. Е., 358, пр.1) цифр, передаваемых Плутархом (Luc, 24) и Аппианом (Mithr., 84).

Он перешел Евфрат, двинулся на Тигранокерту и с такой стремительностью опрокинул армию армянского полководца Митробарзана, что Тигран в страхе стремительно отступил на север Армении, оставив в Тигранокерте своего генерала со всеми своими сокровищами и гаремом. [429] Лукулл осадил Тигранокерту. Но Тигран, имевший восьмидесятитысячную армию, [430] скоро оправился от своего испуга, возвратился, как предвидел Лукулл, [431] к своему прежнему решению и в нетерпении двинулся на помощь к осажденному городу, даже не дожидаясь Митридата, бывшего уже в пути с большим корпусом кавалерии. Лукулл оставил тогда в траншеях 6000 солдат под начальством Мурены, [432] а сам с 14 000 всадников и пехотинцев двинулся навстречу армии, шедшей на освобождение города. Когда обе армии увидали друг друга на берегах Тигра, Тигран и его главный штаб, исключая нескольких генералов, лучше знавших римлян, думали, что враг отступит перед армией, в пять раз превосходившей его по численности. Но Лукулл, которого победы сделали еще более смелым, не колебался. Утром он перешел вброд Тигр и двинул на армян свою небольшую армию, как свору собак на огромное стадо овец. Армянская армия была обращена в бегство, сам царь спасся только с небольшой свитой. Избавившись от Тиграна, Лукулл вернулся к осаде Тигранокерты, которую и не замедлил взять.

429

Plut, Luc, 24, 25.

430

Reinach (М. E., 360) прав, выбирая из различных цифр цифры Мемнона (57), которые наименее высоки.

431

Plut. Luc, 26.

432

Ibid., 27.

Лукулл и эллинизм

И тогда, в радости от такого великого успеха, этот горячий и нервный человек внезапно отдался своим великодушным инстинктам, до сих лор задушенным его раздражительностью, его нетерпением и крайним напряжением его духа. Он хотел показать актами высокого великодушия свое почтительное уважение к эллинизму. Он приказал уважать женщин и имущество греков. Он отослал на родину жителей греческих городов и варваров, которых Тигран переселил для заселения города. Он признал на этот раз, что легионы имеют право получить часть из тех восьми тысяч талантов (около 48 миллионов франков), которые он нашел в царской сокровищнице, другие 2700 талантов он получил от продажи захваченных вещей. Каждый солдат получил, как приятный подарок после стольких строгостей, восемьсот драхм. [433] Прежние данники Тиграна, сдавшиеся Лукуллу, были милостиво приняты. Антиох Азиатский был признан царем Сирии. Армия была отведена на зимние квартиры в Гордиену. В этой прекрасной стране в продолжение зимы Лукулл, уже господин армянских провинций к югу от Тигра, задумал на следующий год еще более великое предприятие. Он решил повторить предприятие Александра Великого, захватив Персию, завоевать парфянскую империю. Он уже отправил к их царю посла, чтобы отвратить его от союза с Тиграном.

433

Strato, XI, XIV, 15 (532); Plut. Luc, 29; Reinach. M. E., 363.

Лукулл и Александр

Сенатор, который в Риме с большим трудом и только по интригам прекрасной куртизанки получил командование небольшой провинцией и который высадился в Азии с незначительной, поспешно набранной армией, теперь на Востоке к концу шести лет и с несколькими легионами сделался соперником Александра Великого. Отважный, неутомимый, самоуверенный, не знающий колебаний, постоянно следующий своим мечтам, как будто бы сенат вовсе не существовал, он не отступал ни перед каким препятствием, ни перед неизмеримыми равнинами, ни перед покрытыми снегом горами, ни перед армиями, в пять раз превышавшими его собственную, ни перед неприступными крепостями. Он постоянно шел вперед, двигаясь после каждого успеха к новому, более отдаленному предприятию, как бы не будучи в состоянии видеть последний предел своего честолюбия. Повсюду он разграблял великие сокровища, наслаждался ролью великого покровителя эллинизма, по-своему выказывая капризные выходки великодушия, беспримерного в военной истории Рима.