Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи
Шрифт:
Хотя уже приближалась осень, Лукулл приказал своим легионам двинуться на Артаксату; и еще раз крайним проявлением своей ужасной суровости довел легионы до открытого возмущения. Армия двинулась в путь, но ненадолго. Когда армянская осень начала давать чувствовать своими ранними холодами приближение зимы, солдаты возмутились и отказались двигаться далее. Так как почти все офицеры поддерживали восстание — многие из них даже возбуждали его, — Лукулл принужден был уступить и отвести свою армию, вероятно, в октябре месяце, в Месопотамию.
Это отступление было первым крупным успехом партии Помпея. К несчастью для Лукулла, этот первый удар повлек за собой другие, еще более тяжелые. В Месопотамии Клодий решился на крайнее средство. Воспользовавшись отсутствием Лукулла, он вызвал общее возмущение легионов описанием им счастливого времяпрепровождения солдат Помпея. [458] Лукулл поспешил возвратиться, и Клодий был принужден спасаться бегством. Но эти возмущения и борьба возвратили мужество человеку, которого слишком рано стали считать уничтоженным. Митридат внезапно к концу 68 г. захватил Понт с маленькой армией в 8000 человек, возмутил там жителей и принудил запереться в Кабире легата, оставленного там Лукуллом. Лукулл хотел идти к нему на помощь, но легионы отказались выступить в поход раньше весны 67 г. В Понте высадил подкрепления адмирал Лукулла Триарий и освободил легата, запертого в Кабире. К несчастью, ему не удалось изгнать из Понта Митридата, и он вынужден был зимовать в Газиуре, в самом средце Понта, лицом
458
Ibid., 369.
459
Sallust. Hist., 5, fr.9 (Maurenbrecher); Reinach. M. E., 370 сл.
Эти известия дошли до Рима к концу 68 г. и только усилили общественное негодование, и без того уже большое. Положение было из самых запутанных. Экономический кризис разрастался; партии и котерии ожесточенно боролись и наносили удары друг другу, но окончательного успеха не достигали, так что все вопросы затягивались, не получая окончательного разрешения. Все одинаково были недовольны, раздражены, приходили в отчаяние. Консерваторы жаловались на положение, которое приняли восточные дела. Помпей и его партия не были довольны достигнутыми успехами. Несмотря на все Красс был сильнее его в сенате, и Помпей не мог более обманывать себя надеждой получить по сенатскому постановлению власть, отнятую у Лукулла. Ему приходилось обратиться непосредственно к трибам, просить у народа то, в чем отказывал ему сенат, захватить себе положение одним из тех смелых ударов в комициях, которые уже давно были обычны для партий, когда они чувствовали себя наиболее сильными. Но результат подобной попытки, вероятно, казался Помпею очень сомнительным. Он имел на своей стороне простой народ, но последний, несмотря на свою многочисленность, был дезорганизован, в то время как сенаторы и всадники имели большое влияние на голосование. Следовательно, он не мог быть уверен в господстве в комициях только силой своей популярности; и он не осмелился рисковать, хотя всеми силами старался увеличить свою популярность. Вероятно, по соглашению с ним и по его совету, один из его прежних квесторов, Гай Корнелий, человек честный, но ограниченный, избранный народным трибуном на 67 г., внес два предложения, крайне выгодных для народа: одно, имевшее целью облегчить финансовый кризис в Италии и остановить вывоз капиталов, запрещало римским гражданам давать деньги взаймы в привинциях; другое отнимало у сенаторов и передавало народу право приостанавливать действие закона. Но все эти происки, вероятно, ни к чему не послужили бы Помпею, если бы неожиданное событие не спутало все расчеты, дав другое направление борьбе партий, интригам Помпея и агитации среди народа. Зимой наступил ужасный голод.
Люди всегда имеют потребность обвинять в своем насчастии других. На этот раз для народа причиной голода были пираты, перехватывавшие в море караваны с хлебом; сенат и должностные лица, не сумевшие в течение стольких лет очистить от них моря; и Лукулл, полководец которого Триарий, посланный с флотом в Эгейское море, ничего не сделал и позволил у себя на глазах пирату Афинодору разграбить Делос. Снова возгорелось раздражение против сената за его бездеятельность, так способствовавшее народным победам 70 г. Предложенные посреди этого возбуждения два закона Гая Корнелия вызвали настоящий мятеж.
Снова начались вооруженные схватки на форуме. Казалось, возвращаются времена, предшествовавшие междоусобной войне и революции Мария. Но Помпей быстро понял, что все вопросы внешней и внутреннй политики должны уступить место хлебному вопросу и что если он внесет в комиции предложение относительно этого вопроса, то получит все ответы, которые он желал.
Отказавшись на время от своих восточных проектов, он предложил комициям через одного из своих клиентов, Авла Габиния, [460] человека незнатного происхождения и небогатого, бывшего народным трибуном, закон, по которому народ должен был выбрать из сенаторов-консуляров диктатора над морем для ведения войны с пиратами. Этот диктатор моря должен был иметь флот в 200 кораблей, большую армию, шесть тысяч талантов, 15 легатов и абсолютную проконсульскую власть на три года над всем Средиземным морем и его побережьем на пятьдесят миль от берега с правом набирать рекрутов и собирать деньги во всех привинциях. [461] Его план был очень остроумен. Он думал легко добиться утверждения этого закона голодным народом. А если бы ему удалось уменьшить голод, то он до такой степени возрос бы в народном представлении, что мог бы в будущем заставить сенат утвердить все свои проекты, совершенно обессилить Красса и получить от комиций все, чего желал, даже назначения вместо Лукулла.
460
Drumann. G. R., III, 39.
461
Dio, XXXIV 21; Plut. Pomp., 25; Appian. Mithr., 94; Velleius, II, 31.
Первая часть его предположений, действительно, сейчас же сбылась. Консервативная партия попыталась отвергнуть проект, опасаясь, как бы эта диктатура над морем, порученная Помпею, не угрожала командованию Лукулла и Метелла; но народ, доведенный до отчаяния голодом, вышел из своего обычного безразличия, произвел большие беспорядки и угрожал возмутиться, если закон не будет утвержден. Затем Помпей был облечен властью, еще более обширной, чем предлагал Габиний. Ему было позволено набрать армию в 120 тысяч пехотинцев и 5000 всадников, образовать флот из 500 кораблей и назначить 24 легата. [462]
462
Dio, XXXVI, 22–35; Plut. Pomp., 26, 27; Appian. Mithr., 94.— Цифры, которыми определяют эти авторы силы, назначенные Помпею, только по видимости различаются между собой, как будет показано далее; но не так дело обстоит относительно числа легатов; Appian (Mithr., 95) и Florus (III, 6) дают различные имена. См.: Drumann. G. R., IV, 407, пр 36.
Цезарь, недавно вернувшийся из Испании, был в числе поддерживавших предложение Габиния. Закон был слишком популярен, чтобы ему можно было противодействовать. Но, желая нравиться народу, он в то же время старался приобрести возможно большее число друзей среди богачей и знати и в этот самый год женился на прекрасной и богатой Помпее, дочери Квинта Помпея Руфа, аристократа и крайнего консерватора, убитого в 88 г. сторонниками Мария, и Корнелии, дочери Суллы. [463] Племянник Мария, женившийся на племяннице Суллы и дочери жертвы народной революции, являл хорошее доказательство того, как скоро прекращается политическая ненависть; это также служило доказательством иллюзий, которыми Цезарь еще обманывал себя в этот момент. [464] Так как браки римской знати были только средством сохранить или увеличить свое политическое влияние, то Цезарь, вероятно, не женился бы на Помпее, если бы не хотел этим браком укрепить за собой поддержку со стороны консервативной партии. Этот богатый брак давал ему кредит у всадников, связывал его с большим числом самых влиятельных сенаторов и заставлял забыть партию Суллы о его происхождении и слишком демократическом прошлом. Если бы согласие между консерваторами и народной партией, начавшееся в 70 г., продолжалось, то Цезарь в один прекрасный день мог рассчитывать как на поддержку народа, так и на поддержку лучшей части консервативных классов. Этот брак должен был применить на практике, к выгоде Цезаря, аристотелевскую программу соглашения между знатью и демократией, и указывал, что Цезарь вовсе не был занят тогда спорами между консерваторами и народной партией. Он считал, что
они не могут скомпрометировать дело примирения между классами и партиями, к которому стремились со смерти Суллы.463
Plut. Caes., 4; Suet. Caes., 6; Drumann. G. R., HI, 142; IV, 311, 314.
464
Друманн (G. R., III, 142) ошибается, думая, что этим браком Цезарь хотел создать связь между Помпеем и собой. Генеалогическая таблица, установленная самим Друманном, показывает нам, что Помпея не была родственницей Помпею.
В начале весны 67 г. военные операции, однако, возобновились. Лукулл двинулся на помощь Триарию. Помпей набрал не 120 тысяч солдат, но маленькую армию, не 500 кораблей, как намеревался сначала, но 270, т. е. все, которые он нашел в гаванях союзников. [465] Он распределил их между своими многочисленными легатами, набранными из самых заметных людей высших классов, а также из консервативной партии, [466] и каждому из них поручил очистить одну какую-нибудь часть Средиземного моря. Одним из этих легатов был Марк Теренций Варрон. Римскому народу легко было издавать законы и приказывать собирать большие флоты; но кораблей не существовало, до такой степени пренебрегали морским делом. Лукулл по дороге узнал, что Триарий, или дурно осведомленный, или желая один одержать победу, начал битву и был разбит при Газиуре, понеся большие потери. [467] Лукулл просил помощи у своего зятя Марция, правителя Киликии, и быстро двинулся на помощь к Триарию, но, однако, встретившись с Митридатом, тщетно пытался вызвать его на битву, чтобы своей победой загладить поражение, нанесенное его генералу.
465
Кготауег в Phil., LVI, 429 сл., мне кажется, объяснил остроумно несогласие в цифрах, приводимых Плутархом (Pomp. 26) и Аппианом (Mithr. 94) относительно флота Помпея.
466
Appian. Mithr., 96. Floras, III, 6; Drumann. G. R., IV, 408.
467
Appian. Mithr., 89; Plut. Luc, 35; Cicero. Pro lege Manilia., IX, 25.
Помпей, напротив, в скором времени окончил предприятие, которое всех страшило. В таком впечатлительном городе, как Рим, и в такую смутную эпоху могли рассматривать пиратов как ужасных врагов; но вся их сила состояла в беззаботности Рима, потому что Крит был единственным местом, где они имели род военного государства, которое, впрочем, Квинт Метелл старался уничтожить уже целый год. Отряды их были слабы и не имели никакой организации с тех пор, как пал их могущественный покровитель Митридат. Известие, что в Риме назначили диктатора над морем и что делают значительные вооружения, быстро распространилось по всему побережью и испугало большинство мелких банд, уже павших духом вследствие разрушения понтийского царства. Страх увеличился вследствие первых пленений и первых наказаний. Хитрый Помпей, желавший быстрого успеха, все равно, продолжительного или нет, ловко воспользовался этим моментом уныния и паники. После первых казней он сразу смягчился, простил сдавшихся пиратов и населил ими разные опустошенные города. Такое поведение вызвало резкую критику со стороны римских консерваторов, потому что по римским законам и традициям было отвратительно и даже преступно так снисходительно обращаться с разбойниками. Но Помпей, сильный поддержкой народа, добивался только немедленного успеха, не заботясь особенно о жестоких традициях, столь дорогих еще знати. Успокоенные этой амнистией, пираты отовсюду являлись, сдавая свои флотилии и оружие римским генералам. [468] В скором времени море сделалось безопасным, и Помпея приветствовали в Риме как чудесного героя, который ударом грома уничтожил такого ужасного врага. В действительности дело было не так важно, потому что в скором времени, когда прошел страх, внушенный морским диктатором, пираты снова вооружили свои корабли и принялись пенить моря. [469]
468
Аппиан (Mithr. 96) делает краткое, но точное замечание об этом подобии войны: самая быстрота, с которой она была окончена, указывает на ее легкость. См.: Dio, XXXVI, 35, а также Kromayer в Phil., LVI, 430.— Плутарх (Pomp., 27, 28) рассказывает с некоторыми преувеличениями.
469
Drumann. G. К., IV, 413.
Напротив, Лукулл, действительно навсегда разрушивший великую монархию, увидал себя лишенным всех плодов своих побед. Когда в Риме узнали о поражении Триария, шумная толпа друзей Помпея начала вести кампанию перед народом против Лукулла, и Габиний предложил новый закон, который отнимал у него командование в войне против Митридата и провинции Понт и Киликию, отдавал эти провинции консулу Манию Ацилию Глабриону, распускал легионы Фимбрии и грозил непокорным конфискацией имущества. [470] Народная оппозиция была слишком сильна, и сенат должен был на этот раз допустить утверждение закона.
470
Sallust. Hist., 5, fr.13 (Maurenbrecher); Appian. Mithr., 90.—Из указанного места Аппиана и из Плутарха (Luc, 35), мне кажется, можно заключить, что второй закон Габиния был вотирован после поражения Триария и, следовательно, после первого закона, как утверждает и Дион Кассий (XXXVI, 330, fr. 14 (Gros)), по которому легионы возмутились во время похода против Тиграна под предлогом, что Лукулл уже не был их генералом. Аппиан, очевидно, ошибается, утверждая, что все это сделал сенат.
Скоро Лукулл оказался в ужасном положении. Марций, не желая компрометировать себя для своего деверя, отказал в просимой помощи под предлогом, что солдаты не хотят выступить в поход. [471] Распространился слух, что Тигран с большой армией идет на соединение с Митридатом. [472] Проконсул Азии опубликовал эдикт, отзывавший Лукулла. [473] Лукулл еще не хотел уступить несчастной судьбе и, не обращая внимания на декреты, шел на Тиграна, надеясь захватить его на дороге, помешать его соединению с Митридатом и нанести ему поражение, которое дало бы новый поворот событиям. Но это отчаянное усилие было последним. Во время похода его усталые и подкупленные войска возмутились. Опираясь на закон об отозвании, они отказались следовать за тем, кто не был более их генералом. Тогда Лукулл ясно отдал себе отчет в том, что он довел своих солдат до отчаяния своей неразумной суровостью. Он осознал свою вину и со своей обычной живостью пожелал исправить ее. Он посещал своих солдат в их палатках, мягко говорил с ними, лично упрашивал вождей мятежа. Но все было напрасно. Солдаты объявили, что они будут ждать до конца лета, и тогда, если неприятель не появится, они разойдутся: получившие отставку отправятся домой, а прочие — к консулу Глабриону. Лукулл должен был уступить судьбе. И в то время, как Митридат снова завоевывал свое царство, а Тигран грабил Каппадокию, тот, кто два года тому назад властвовал над Азией подобно второму Александру, сделался в своем лагере игрушкой и посмешищем солдат. [474]
471
Sallust. Hist., 5, fr. 15 (Maurenbrecher).
472
Dio, XXXVI, 330, fr. 14 (Gros).
473
Appian. Mithr., 90; Dio, XXXVI, 330, fr.14 (Gros).
474
Plut. Luc, 35.