Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи
Шрифт:
В то время как суеверные восточные народы почитали его почти как воплощение божества, Италия не должна ли была по крайней мере удивляться ему, как создателю новой, так долго желанной политики? К несчастью, Италию начинал волновать тот социальный и экономический кризис, которому суждено было глубоко возмутить общественное мнение и изменить суждения о людях и событиях. В Италию приливало золото и серебро. К сокровищам, уже собранным предшествующими поколениями, присоединялись новые сокровища, приобретенные силой оружия или уже ранее собранных денег: капиталы, присланные Марком Лукуллом после разрушения фракийских деревень и греческих городов на Черном море; капиталы, присланные его братом Луцием; проценты с капиталов, отданных в рост или пущенных в оборот в разных частях империи; личная добыча, которую приносили по возвращении с войны солдаты и офицеры; подати, платимые государству. Республика имела тогда годовой бюджет в 50 миллионов драхм, [434] который соответствовал (если предположить между золотом и серебром отношение 15 к 1, какое мы имели в Европе до последнего понижения стоимости серебра) сумме от 38 до 39 миллионов франков, большая часть которой поступила из провинций. [435] Но нужда в деньгах росла еще быстрее. Деньги требовались, и притом все в большем количестве, для покупки по всей империи хлеба, нужного для пропитания Рима. Деньги требовались для ведения войн, для жалованья
434
Plut. Pomp., 45.
435
Отношение, однако, кажется, было более благоприятным для серебра. Обычно оно должно было быть как 12 к 1. Очень трудно также дать себе отчет о большой стоимости, какую имели тогда драгоценные металлы; но даже если учетверить ценность этой суммы, которая оказалась бы тогда равной 160 миллионам нашей современной монеты, видно, что бюджет самой большой империи древности был меньше бюджета маленького богатого европейского государства, как-то Швейцарии, Бельгии, Голландии. Это может дать представление о бедности древнего мира сравнительно с современностью.
Наконец, нужны были деньги, и большие, для спекуляций, безумие которых делалось заразительным и которые теперь поглощали всю Италию. В немного лет ход дел, начавшийся вместе с восстановлением порядка, приобрел головокружительную быстроту.
Мужчины и женщины, знатные и плебеи, богатые капиталисты и собственники из мелких городов, скромные торговцы, ремесленники, вольноотпущенники, все охваченные лихорадкой горячих и обманчивых надежд, оспаривали друг у друга италийские земли, продавая и покупая их в мании быстрых и постоянных аграрных спекуляций. Эти спекуляции были результатом трех главных фактов: закона Спурия Тория, обратившего большую часть территории в частную собственность и увеличившего простанство покупаемой и продаваемой земли; торгового духа, возросшего за полтора столетия, и, наконец, права гражданства, предоставившего всем италикам права римских граждан.
С этих пор все италики, нуждаясь только в присутствии при этом семи римских граждан, могли посредством mancipatio покупать и продавать италийские земли и даже производить эту продажу издалека, покупая на меру, подобно хлебу, не определенное имение с определенными границами, но столько-то югеров в такой-то области. [436] Много людей быстро покупали и продавали земли (подобно тому, как теперь это происходит в Австралии), спекулируя на повышении и понижении цен. Другие покупали рабов, способных сделаться хорошими земледельцами, и сажали виноградные лозы, оливковые и плодовые деревья, чтобы конкурировать с Востоком. Но так как большинство не обладало достаточными капиталами и так как греческий институт ипотек, [437] только что введенный, сделал кредитные операции более легкими, то не преминули злоупотреблять ими. Купивший поле закладывал его, чтобы купить рабов и насадить виноградник. Владевший землей в городе отдавал ее под заклад, чтобы иметь возможность выстроить дом. Иные закладывали свои земли, чтобы давать деньги в рост в провинциях, в Азии или в Африке, частным лицам, городам и владетельным князьям, надеясь, что такое помещение денег принесет им большую выгоду. [438] Не заботились о том, что деньги, таким путем добытые, стоят слишком дорого. Сделав легкомысленно первый заем для улучшения культур, постройки дома, роскошной жизни, скоро заключали новые займы для того, чтобы платить очень высокие проценты по первому займу, и запутывались все более и более. В постоянной надежде когда-нибудь расплатиться рисковали, напротив, все потерять. [439] Масса людей в Италии оказалась в этом затруднительном полжении. [440]
436
Weber. R. А. G., 98 сл.
437
Wlassak. Edict und Klageform, 136; ср.: Dareste в N. R. H. D., 1877, 171.
438
Cicero. Pro Sulla, 20.
439
См. очень важное место Цицерона в речах против КатилиныIII, VII, 18), где он удивительно ярко описывает экономические условия италийских деревень и большого числа задолжавших собственников. Мы знаем, что в эту эпоху новые методы культуры производили фурор в Италии, и, вероятно, большая часть этих долгов произошла от стремления испытать эти методы. Речь была произнесена в 63 г.; можно, следовательно, предполагать, что около 68 г., о котором идет речь, задолженность уже начала иметь место.
440
См. у Плутарха (Crass., 2) интересное мнение Красса о спекуляциях на земли и дома в Риме. Ср.: Sallust. Cat, II, 16; Plut. Cic, 10.
Наоборот, тот, кто имел капиталы и умел хорошо ими распоряжаться, действительно обогащался. Никто, однако, не обогащался быстрее Красса, с неутомимым упорством работавшего над увеличением своего состояния и своего могущества. Он не покупал, как делали многие безрассудные люди, земель по высокой цене в надежде, что она еще повысится, а, напротив, спекулировал на самих безрассудных спекулянтах, нуждавшихся в деньгах^ Он приобрел на Востоке большое число рабов, старательно выбирая умелых строителей, инженеров, архитекторов, каменщиков; он открыл у себя род школы для обучения молодых рабов строительному искусству, а затем отдавал их внаймы мелким домостроителям, слишком бедным для покупки таких ценных рабов. Частые пожары в Риме, где было много деревянных домов и где эдилы не заботились об организации пожарных команд, дали ему мысль к другой, очень остроумной спекуляции: он из своих рабов образовал отряды пожарных и построил каланчи во всех кварталах Рима. Как только показывался пожар, с каланчи давали знать пожарной команде, последняя приезжала, сопровождаемая поверенным Красса, покупавшим почти за бесценок горевший дом, а часто и соседние дома, которым угрожал огонь; по окончании сделки тушили огонь и снова строили дом. Таким способом с небольшими издержками он приобрел много домов и сделался в Риме одни из наиболее крупных домовладельцев. [441] Один из первых римских богачей, если не самый первый, этот великий делатель миллионов по мере роста нужды в деньгах властвовал в Риме, в сенате, в комициях, во главе своих казначеев, управляющих, секретарей, с помощью своих приходо-расходных книг, где фигурировали имена фермеров, купцов, строителей, которым он отдавал внаем своих рабов; бесчисленных съемщиков его домов; сенаторов, занимавших у него деньги.
441
Plut. Crass., 2.
Возрастающий недостаток в деньгах вызвал кризис, отразившийся и на политике. Народное движение делалось более сильным и из политического превращалось в социальное. Так всегда бывает в демократиях, где немногие
лица богаты, а масса живет в нужде. Никто более не занимался дальнейшим развитием демократических и конституционных реформ, начатых в 70 г.; вопрос, волновавший в течение десяти лет всю Италию, более не занимал слишком капризное общественное мнение; народная партия, казалось, снова погружалась в дезорганизацию и прежнюю слабость, не имея ни программы, ни вождей.Красс вновь вернулся в ряды консерваторов и работал вместе с ними из ненависти к Помпею. Помпей мало показывался публично, почти никогда не спускаясь на форум для произнесения речей и поддерживая близкие сношения только с небольшим числом людей. [442] Что касается Цезаря, то он, не делая ничего важного в этот период затишья, забавлялся, делал долги, пользуясь связями своей фамилии с высшей капиталистической буржуазией, старался сделаться популярным в народе своей расточительностью, своей ловкостью, своим красноречием, своими любезными манерами, а также некоторыми отважными выдумками, которые могли поразить воображение толпы. Зная, что толпа, как бы она ни была демократична, всегда восхищается знатным происхождением, он не довольствовался более быть племянником Мария; он претендовал иметь в числе своих предков с отцовской стороны царя Анка Марция, а со стороны своей матери — самое Венеру. Это была деятельность весьма слабая, но в данный момент более нечего было делать.
442
Plut. Pomp., 23.
Между тем это было только кажущееся затишье. Если Помпей показывал отвращение к политике, то его удаление и молчание были лишь средствами заставить пожалеть о нем. Он хотел восторжествовать над Крассом и консервативной партией, заставив какой бы ни было ценой послать себя на Восток на место Лукулла. Так как он не мог надеяться на сенат, находившийся всецело под вилянием Красса, то он тайно вел в нороде агитацию, которая принудила бы сенат отозвать Лукулла и передать начальствование в его руки. Эта агитация началась в 69 г. ловкой кампанией против Лукулла, предпринятой во всех общественных классах. Возможно, что Помпей всеми силами поддерживал протесты богатых откупщиков против реформ, введенных в Азии Лукуллом; что он старался приобрести себе поддержку со стороны крупных финансистов, обещая уничтожить все сделанное победителем Митридата. Достоверно во всяком случае, что именно он внушал ту кампанию, которую, начиная с этого момента, повели против Лукулла народные трибуны, старавшиеся возбудить против него антиплутократическое предубеждение и злобу, всегда охватывающую массу в эпохи кризиса и нужды.
Эти трибуны повторяли, что в тот момент, когда все в Италии находятся в затруднительном положении, несколько привилегированных лиц присваивают себе огромную добычу, принадлежащую государству, т. е. всем. [443] С особенной силой они нападали на Лукулла, ведшего тогда самую прибыльную войну. Если иные богатые и выдающиеся граждане, умирая, часто оставляли ему в наследство имущество и имения, [444] чтобы засвидетельствовать свое уважение к нему, то невежественная и бедная толпа давала веру всем злонамеренным слухам, распускавшимся по поводу сокровищ, присланных им в Италию. Доходили до того, что жалели царей Армении и Востока, которых он, как говорили, грабил для собственной выгоды вместо того, чтобы вести с ними войну, исполняя приказания сената. Находили также, что его командование на Востоке продолжается уже слишком долго. [445] После битвы при Тигранокерте он был даже обвинен общественным мнением в том, что не преследовал Тиграна исключительно для того, чтобы протянуть войну и продолжать свой грабеж. [446] Почти упрекали сенат, что последний не останавливает Лукулла на дороге его побед.
443
См.: Cicero. De leg. agr., I, 4, 12; II, 22, 59.
444
Cicero. Pro Fiacco, 34, 85.
445
Plut. Luc, 24 и 33.
446
Dio, XXXVI, 330, fr.2 (Gros).
Лукулл в глубине Азии едва обращал внимание на этот ропот, который, может быть, не имел бы больших последствий, если бы за трибунами не скрывался Помпей и богатые откупщики. Но последние были могущественны, а при поддержке общественного мнения, как тогда, делались еще могущественнее. В течение 69 г., несмотря на сильную поддержку Лукулла в сенате Крассом и консервативной партией, сенат увидал себя вынужденным общественным мнением и интригами финансистов принять некоторые меры. Стараясь возможно менее повредить Лукуллу и удовлетворить в существенном пункте финансистов, самых могущественных союзников Помпея, он удовольствовался тем, что отнял у Лукулла на 68 г. управление Азией и передал его пропретору. [447]
447
Мы говорим на 68 г.; это только предположение, но оно кажется нам вероятнее предположения Рейнака (М. Е., 374), думающего, что это было в 69 г. Действительно, по рассказу Диона (XXXVI, 330, fr.2 (Gros)), власть Лукулла была уменьшена после битвы при Тигранокерте. Она была еще более уменьшена на следующий год, когда назначили Кв. Марция Рекса правителем Киликии. Лукулл, таким образом, лишался своей власти постепенно, что было вполне естественно по отношению к такому могущественному лицу.
Но немного спустя Помпей нашел союзников, на которых вовсе не рассчитывал, в лице солдат самого Лукулла. Легионы, оставленные последним в Понте, отказались выступить, когда Сорнаций, их легат, получил приказание присоединиться к Лукуллу, чтобы вместе с ним весной 68 г. напасть на Персию и двинуться на Ктесифон. [448] Его старомодная суровость положила конец терпению солдат, которые не хотели, чтобы их начальник обращался с ними так, как обращались с легионерами во время пунических войн. Пример был заразителен; даже те войска, которые находились в Гордиене под начальством самого Лукулла, высказали нежелание отправиться в Персию, и Лукулл, несмотря на свою обычную строгость, на этот раз вынужден был уступить. Он отказался от своего плана и стал думать о том, чтобы вторгнуться весной 68 г. в Армению, не замечая, что невидимая сеть интриг, мастерская которых находилась в Риме в доме Помпея, опутывает и его, и его войско. Как только это возмущение показало Помпею, насколько легионы недовольны Лукуллом, этот бессовестный честолюбец составил коварный план: заставить сместить Лукулла, сделать невозможным продолжение его власти ввиду общего восстания его армии.
448
Reinach. М. Е., 366.
XI
Падение Лукулла
Возрождение классицизма в Риме в эпоху Цезаря. — Пракситель. — Политическая философия Аристотеля. — Ранние политические взгляды Цезаря. — Квесторство Цезаря. — Новая кампания Лукулла против Митридата и Тиграна. — Битва при Арсаниаде. — Публий Клодий в армии Лукулла. — Зимовка в Армении и второй бунт легионов. — Интриги в Риме против Лукулла. — Голод 67 г. и пираты. — Помпей — диктатор на море. — Война с пиратами. — Отозвание Лукулла. — Значение Лукулла в римской истории.