Великая игра. Птицы. Ледяной замок. Рассказы

Он смотрел на Маттиса, когда Маттис поднял его с земли, это точно.

Забыв, как злобно его встречала Хеге, когда он являлся не вовремя, Маттис забарабанил к ней в дверь. Она, конечно, уже спала.

— Хеге! Вставай! Вставай скорей! Так нужно! — кричал он не своим голосом.

Хеге проснулась, раздраженно и неохотно ответила, что не встанет.

— Но это необходимо, Хеге. Иди сюда. Случилась беда.

— Что там еще?

Объяснять он был не в силах.

— Ты увидишь.

У него был такой голос, что Хеге тут же сказала:

— Иду, иду. Да что же там такое?

Хеге появилась растрепанная, прямо с постели, погруженная в собственные мысли и недовольная, что Маттис потревожил ее. Она ничего не заметила, и Маттису пришлось показать ей на стол, где лежал вальдшнеп.

— Видишь?

— Фу, зачем ты положил на стол эту гадость? — начала Хеге своим обычным ворчливым тоном, заметив на столе пятна крови. Но, увидев лицо Маттиса, сразу опомнилась. Подошла ближе. Она достаточно разбиралась в жизни леса, чтобы понять, что за птица лежит на столе.

— Это твой вальдшнеп?

Маттис с трудом кивнул.

— Я слышала выстрел, — сказала Хеге. — Кто тебе его дал? Охотник?

— Нет, все было не так, — сказал Маттис. — Он стрелял, но это еще не значит, что птица должна быть его.

— Ты сам взял этого вальдшнепа?

— Он не возражал. Ведь это не его птица. Ты понимаешь, Хеге?

Хеге не ответила, она не понимала и не могла понять. Брат и сестра смотрели на птицу, лежащую на столе. Для Маттиса это было слишком сложно. И стало еще сложней.

— Ты понимаешь, Хеге?

— Нет.

— Значит, и ты такая же, как все, — горько сказал Маттис. — Как дойдет до серьезного, всегда так.

Он был в отчаянии, и Хеге нужно было быстро что-то придумать.

— Птицы скоро умирают и сами по себе. Разве ты этого не знаешь? Даже если их не подстрелят, вот что я хотела сказать.

Маттис покачал головой.

— А я слышал, что птицы живут очень долго. И он смотрел на меня.

— Кто?

— Да вальдшнеп же. Когда я его поднял.

— Он был еще живой?

— Не знаю, но он на меня смотрел, это точно.

— Не надо об этом думать, — сказала Хеге. — Если он был мертвый, он не мог смотреть на тебя. Все это пустое.

Маттис сказал:

— Глаза у него затянулись пленкой потом.

Хеге сказала твердо, чтобы покончить с этим:

— Перестань думать об этом. И убери отсюда птицу, я не хочу, чтобы она лежала на столе. Есть ее мы не будем.

Маттис содрогнулся.

— Есть его… нет…

— Ступай и спрячь его под каким-нибудь большим камнем.

— Под большим камнем? Зачем?

— Чтобы с ним больше ничего не случилось.

— Верно, — с благодарностью сказал Маттис.

— А потом быстро вернешься и ляжешь спать. Тут уже ничего не поделаешь. Ясно? С такими вещами надо мириться.

— Да, но…

— Довольно, Маттис. Так иногда бывает.

— Это я и сам знаю, — заметил Маттис. — Я тебя спрашивал о другом.

Хеге ушла к себе, она была легко одета, и ей стало холодно. А он унес вальдшнепа и сделал все, как велела ему Хеге.

17

Маттис вспотел и устал, но самая трудная часть работы была уже позади. В честь вальдшнепа и ради его безопасности он прикатил слишком большой камень. Целую глыбу — на это ушли все его силы. Была уже полночь.

Потом, отдыхая, он сидел на этом камне. Неожиданно он подумал:

А если бы это была Хеге…

В тихую июньскую ночь мысль эта пронеслась над ним подобно ледяному ветру. Маттис испугался собственной мысли, он вдруг увидел себя покинутым всеми — и Хеге, и вальдшнеп лежали каждый под огромным камнем.

И пленка затянула глаза.

И реки остановились.

Он бормотал, не чувствуя радости, с какой всегда соединял необычные слова. Он с тревогой поглядел на лужайку, на траву, на спящий лес. Ему было холодно. Как бы там ни было, придется пойти к Хеге. Оставаться ночью без нее после всего, что случилось, он не мог.

Маттис снова постучался к сестре.

— Пусти меня к себе, Хеге, я не могу один, — сказал он в щелку двери.

Он смутно видел Хеге у стены под зеркалом.

— Заходи, — сказала она. На удивление покорно.

Значит, и она не спала. Когда Маттис вошел, она мягко спросила:

— Ты все сделал, что я сказала?

— Да, но…

— Что-нибудь еще? — быстро спросила она.

Из-за ее мягкости он страдал еще больше, уж лучше бы Хеге рассердилась, что он не дает ей спать.

— Да, но этого я не могу тебе сказать. Хотя как раз из-за этого я хочу спать у тебя.

— Бояться нечего, — наугад сказала Хеге.

— Бояться? Чего?

— Не знаю, просто мне показалось по твоему голосу, что ты боишься. Ты должен забыть об этой птице.

— Нет! — вырвалось у Маттиса. — Но я говорю не только о ней.

— Давай ложись рядом. Я уверена, что ты сразу уснешь.

Он подошел. Лег на одеяло рядом с ней. От нее пахло женщиной, хотя она была его сестра. Мысли Маттиса смешались. Хеге спросила:

— Ты скинул башмаки?

— Да. Как жалко эту птицу, — добавил он.

— Теперь она покоится под камнем, — утешила его Хеге.

Странные слова.

— Почему ты так говоришь?

Вместо ответа ее рука дважды коснулась его щеки. Как хорошо. И все будто отодвинулось далеко-далеко.

— Спи, Маттис.

— Словно птичье крыло, — сказал он, думая о легкой руке.

Хеге спокойно ответила:

— Да, мы с тобой здесь… как всегда. Не бойся.

Он чуть не рассказал ей правду, которая привела его к ней. Но если я объясню тебе все, ты этой ночью больше уже не уснешь, думал он.

— Что ты хочешь сказать мне? — спросила она, потому что хорошо знала его. Маттис вздрогнул.

— Ничего!

— Ну ладно, скажешь когда-нибудь потом, а сейчас давай спать.

Он мечтал, чтобы ее рука снова прикоснулась к нему, но мечтал напрасно.